недоумевал, почему военное сословие содержит столько лишних лошадей в стойлах, 
не используя их для полевых работ.
    Резкий голос Синдзо вывел Иори из задумчивости. Мальчик ожидал, что его 
начнут ругать. Выглянув наружу, он понял, что гнев Синдзо обращен на сварливую 
с виду старуху с посохом.
    —  Как ты можешь утверждать, что мой отец прячется? Зачем ему притворяться 
перед старой каргой, будто его нет дома? — кричал Синдзо.
    — Ой-ой, как мы рассердились! — язвительно отвечала Осуги. — Ты, наверное, 
сынок даймё. Я не впервые прихожу сюда, и постоянно хозяина нет дома.
    —  При чем тут твои визиты? Отец не любит теперь принимать посторонних. 
Зачем ты приходишь, если он не хочет тебя видеть?
    —  Если он уклоняется от встреч с людьми, то почему живет среди них? — не 
унималась Осуги, оскаливая зубы.
    Синдзо подмывало обозвать старуху бранным словом и припугнуть мечом, но он 
не надеялся, что дерзость произведет впечатление на странную гостью.
    — Отца нет дома, — повторил он. — Я могу передать ему твою просьбу.
    —  Спасибо за любезность,— ответила старуха и уселась на ступеньки веранды. 
— У меня ноги отнимаются. Я пришла кое-что сообщить о Миямото Мусаси.
    —  С ним что-нибудь случилось? — тревожно спросил Синдзо.
    —  Нет, я хочу сообщить твоему отцу, каков этот Мусаси. Когда ему было 
семнадцать, он ушел на войну и сражался при Сэкигахаре против Токугавы. 
Повторяю, против Токугавы. Потом он вернулся в Мимасаку и натворил там таких 
безобразий, что земляки от него отвернулись. Он перебил кучу народу, а теперь 
скрывается от меня по всей стране. Он — бродяга и опасный человек.
    —  Но позволь...
    —  Слушай! Мусаси начал заигрывать с невестой моего сына. Он и увел ее с 
собой.
    —  К чему этот рассказ? — спросил Синдзо.
    — Для блага страны, — не моргнув глазом, ответила Осуги.
    —  Какая польза стране от грязных сплетен о Мусаси?
    — Я слышала, что Мусаси хотят взять ко двору сёгуна.
    —  Где это ты узнала?
    —  От человека в додзё Оно. Собственными ушами слышала. Скотина вроде 
Мусаси не достойна лицезреть сёгуна, а уж тем более тренировать его. Военный 
наставник дома Токугавы — это наставник всех японцев. Я пришла предупредить 
твоего отца, потому что он, говорят, рекомендовал Мусаси. Понятно! — Осуги, 
переведя дух, продолжила: — Интересы страны требуют, чтобы я предостерегла 
твоего отца. И ты будь начеку, не верь ни одному слову Мусаси.
    —  Спасибо, я все передам отцу. — Синдзо старался говорить спокойно.
    —  Уж сделай одолжение, — произнесла Осуги и поднялась с чувством 
выполненного долга. Ее сандалии зашлепали к выходу.
    —  Мерзкая карга! — раздался мальчишеский голос.
    Осуги озиралась, ища негодника, и увидела Иори, сидевшего на дереве.
    — Угостись! — крикнул Иори и запустил в старуху гранатом, который лопнул, 
попав в цель.
    —  О-о! — завопила старуха, хватаясь за грудь.
    Осуги погналась за Иори, который, спрыгнув с дерева, скрылся в конюшне. Она 
заглянула в дверь, вглядываясь в полумрак, и кусок лошадиного навоза угодил ей 
в лицо. Плюясь и ругаясь, старуха отпрянула от двери. Слезы хлынули у нее из 
глаз. Сколько ей пришлось пережить, защищая честь сына!
    Иори наблюдал за ней с безопасного расстояния. Когда Осуги расплакалась, 
ему стало стыдно и захотелось попросить прощения, но возмущение клеветой на 
Мусаси жгло ему сердце. Иори кусал ногти, не двигаясь с места.
    —  Иори, посмотри на вершину Фудзиямы, — раздался голос Синдзо из верхней 
комнаты.
    Иори радостно побежал на зов. Красота розового пика в лучах заходящего 
солнца вытеснила все неприятные мысли. Синдзо, казалось, тоже забыл о разговоре 
со старухой.
     
    СТРАНА ГРЕЗ
     
    Иэясу передал должность сёгуна Хидэтаде в 1605 году, но сам продолжал 
править страной из резиденции в замке Суруга. Когда устои нового режима 
укрепились, Иэясу постепенно начал отдавать Хидэтаде бразды правления. Уступая 
власть сыну, Иэясу спросил его, как тот намерен ею распорядиться.
    -- Я буду строить, — ответил Хидэтада, порадовав отца.
    Осака в отличие от Эдо был поглощен подготовкой к решающей битве. 
Военачальники готовили планы, гонцы скакали в разные стороны, отстраненным от 
службы полководцам и ронинам слали слова утешения, подкрепленные деньгами, 
копили боеприпасы, углубляли рвы полировали копья.
    Все больше горожан переселялось с запада в Эдо, опасаясь, что победа 
Тоётоми развяжет новую усобицу.
    В тот день Хидэтада, одетый в дорожный костюм, занимался любимым делом: 
выйдя за главное кольцо укреплений, он проверял строительные работы в Фукиагэ. 
Когда сёгун в сопровождении министров, слуг и буддийских монахов расположился 
на холме Момидзи, внизу поднялась суматоха.
    — Держи негодяя! — кричал кто-то.
    —  Стой!
    Двое плотников гнались за парнем из артели, которая копала колодцы. Тот 
убегал от них, как заяц. Нырнув за штабеля досок, он затаился на мгновение и