сторону, свернем направо и поднимемся наверх к дому.
    Незнакомец остановился, но Мусаси, сделав вид, что не обратил на это 
внимания, ступил на перекинутое через поток бревно. В тот же миг незнакомец 
подскочил и приподнял конец бревна, пытаясь сбросить Мусаси в воду. Мусаси, 
ожидавший этого движения, уже соскочил с бревна и легко, как трясогузка, 
взлетел на большой камень, торчавший из воды. Изумленный незнакомец отпустил 
бревно, и оно плюхнулось в воду. Не успел осесть фонтан брызг, как Мусаси с 
обнаженным мечом ринулся с камня на берег и молниеносным ударом сразил 
незнакомца. Тело, дернувшись, затихло. Мусаси даже не взглянул на него. Он 
приготовился к новому нападению. Волосы его вздыбились, как перья орла.
    Грохот выстрела расколол ночную тишину. Стреляли с другого берега. Мусаси 
упал, притворяясь раненым. Он заметил, как с противоположного берега на него 
надвигались две тени.
     
    ОЧИСТИТЕЛЬНЫЙ ОГОНЬ
     
    Зажав горящий фитиль в зубах, человек припал к мушкету, готовый ко второму 
выстрелу. Его напарник, вглядываясь в темноту, прошептал:
    — Думаешь, можно подойти?
    —  Уложил с первого выстрела, — последовал уверенный ответ.
    Мусаси вскочил, когда двое приблизились к ручью. Человек с мушкетом от 
неожиданности выпалил в небо, и в следующее мгновение они уже убегали вверх по 
тропе.
    —  Стой! — вдруг крикнул один из них, резко остановившись. — Почему мы 
убегаем? Нас двое, а он один. Я нападу, а ты меня прикроешь.
    —  Уж я-то постараюсь, — ответил человек с мушкетом. Отбросив фитиль, он 
замахнулся прикладом на Мусаси.
    Они не были простыми грабителями. Человек, которого Мусаси принял в 
харчевне за предводителя, виртуозно владел мечом, однако одного выпада Мусаси 
хватило, чтобы человек с мушкетом покатился под откос, разрубленный от плеча до 
пояса, а его приятель бросился вверх по тропе, зажимая раненую руку. Песок и 
галька посыпались на Мусаси, следовавшего за ним по пятам.
    Узкая долина Буна, поросшая густым буковым лесом, лежала между перевалами 
Вада и Даймон. На самом высоком месте должна стоять громадная хижина, 
срубленная из бука.
    Карабкаясь к неяркому свету факела, раненый разбойник закричал:
    —  Туши факел!
    —  Ты весь в крови! — воскликнула женщина, прикрыв огонь рукавом кимоно.
    —  Туши огонь, дура! — вопил раненый. — И в доме тоже! Тяжело дыша, 
разбойник кинулся в хижину. Женщина, загасив факел, пошла следом.
    Когда Мусаси подбежал к хижине, в ней было темно и тихо.
    —  Открывай! — взревел он.
    Мусаси был взбешен не потому, что его пытались провести, как простака, и не 
из-за коварного нападения. Его возмутило то, что эти негодяи каждый день 
издевались над путниками, грабя их.
    Мусаси мог бы взломать ставень от дождя, но он не стал атаковать в лоб, 
чтобы не оказаться незащищенным с тыла. Он держался в полутора метрах от ставня.

    —  Открывай! — ревел Мусаси.
    Он швырнул огромный камень в ставень. Дерево треснуло, мужчина и женщина 
юркнули в глубь дома. Мужчина, выронив меч, упал на колени. Он пытался 
подняться, но Мусаси одним прыжком настиг его и схватил за шиворот.
    —  Не убивай меня! — тонким голосом, словно мелкий воришка, заверещал Гион 
Тодзи.
    Внезапно Тодзи выхватил короткий меч. Мусаси, уклонившись от удара, 
отшвырнул противника так, что тот отлетел в соседнюю комнату, сломав бамбуковый 
шест над очагом и взметнув тучу пепла. Из-за серой завесы на Мусаси посыпался 
град горшков, чайных чашек, металлических палочек для еды, поленьев. Когда 
облако пепла рассеялось, Мусаси увидел, что все это в него метал не вожак 
разбойников, который без чувств валялся в углу, а женщина, изрыгавшая грязные 
ругательства.
    Мусаси придавил женщину к полу, но она ловко вытащила из волос длинную и 
острую заколку и вонзила ее в своего противника. Мусаси прижал ее руку коленом. 
Женщина, взбесившаяся от ярости, закричала на Тодзи:
    — Хоть капля гордости у тебя есть? Терпишь поражение от всякого 
ничтожества!
    У Мусаси перехватило дыхание от ее голоса. Он выпустил женщину. Она 
мгновенно схватила короткий меч и напала на него.
    —  Прекратите безобразие, госпожа! — произнес Мусаси. Женщина, ошарашенная 
столь вежливым обращением, застыла как вкопанная.
    —  Это ты... Такэдзо?
    Мусаси не ошибся, перед ним была Око. Лишь Осуги и Око знали имя, которое 
он носил в детстве.
    — Такэдзо, — ласково заворковала Око, — ты ведь теперь такой знаменитый! И 
зовут тебя Мусаси, правда?
    —  Как ты оказалась в такой глухомани?
    —  Стыдно признаться...
    —  Человек в углу — твой муж?
    —  Ты его знаешь. Это все, что осталось от Гиона Тодзи.
    —  Тодзи?!