ославить их на весь Киото, рассказав о подготовленной засаде на Мусаси. 
    — Хорошо! Мне стыдно, что почтенный старец гнет передо мной спину в поклоне,
 —- милостиво произнес Кодзиро. 
    Без тени смущения хозяин Сушильного Шеста начал хвалить и подбадривать 
людей Ёсиоки и поносить Мусаси. 
    — Я дружил с Сэйдзюро и знать не знаю Мусаси. Конечно, я на вашей стороне. 
Я видел много поединков, но трагедия вашего дома ни с чем не сравнима. Какой-то 
деревенский бродяга вывалял в грязи семейство, служившее военными наставниками 
сегунам Асикаги! 
    От слов Кодзиро у всех загорелись уши. Дзюродзаэмон ругал себя за то, что 
грубо обошелся с искренним другом дома Ёсиоки. 
    Кодзиро, мгновенно уловив перемену в отношении к себе, заговорил еще 
вдохновеннее: 
    — Я мечтаю о собственной школе, поэтому не пропускаю ни одного поединка, 
чтобы видеть различные приемы. Таким образом я учусь. Два ваших боя с Мусаси 
меня безмерно разочаровали. Вас было много в Рэнгэоине, да и в Рэндайдзи тоже, 
но вы позволили Мусаси уйти безнаказанным. Теперь он болтается по улицам Киото 
и кичится своими победами. Не могу понять, в чем дело. 
    Кодзиро продолжал, облизнув пересохшие губы: 
    — Спору нет. Мусаси на редкость упорный боец, впрочем, как и все бродячие 
фехтовальщики. Раза два я наблюдал его в деле. Боюсь показаться навязчивым, но 
хочу кое-что рассказать вам о Мусаси. Впервые я услышал о нем от женщины, 
которая знала Мусаси с семнадцати лет. 
    Кодзиро предусмотрительно опустил имя Акэми. 
    — Ее рассказ и другие сведения дали мне представление об этом человеке. Он 
— сын деревенского самурая из провинции Мимасака. Вернувшись в деревню после 
битвы при Сэкигахаре, он натворил столько безобразий, что односельчане изгнали 
его. С тех пор он странствует. Человек он никчемный, но кое-какие способности 
имеет. Обладает могучей силой. Сражается с полным пренебрежением к собственной 
жизни, что сводит на нет традиционные правила фехтования в поединках с ним. Это 
все равно что с помощью здравого смысла пытаться уговорить сумасшедшего. Надо 
поймать его в ловушку, как дикого зверя, иначе вам с ним не справиться. У вас 
есть представление о противнике, так что действуйте! 
    Гэндзаэмон церемонно поблагодарил Кодзиро и посвятил его в план сражения. 
Кодзиро одобрительно кивал. 
    — Если выполните задуманное, Мусаси живым не уйдет. Можно, однако, 
придумать кое-что и получше. 
    — Получше? — переспросил Гэндзаэмон, пристально взглянув на самоуверенного 
гостя. — Спасибо, но, по-моему, мы все предусмотрели. 
    — Нет, мой друг, далеко не все. Если Мусаси честно явится сюда по дороге, 
то ему, может, и не уйти. А если он разгадает вашу тактику и вовсе не появится? 
Все ваши приготовления пойдут насмарку. 
    — Расставим по всему Киото объявления о его трусости и сделаем его 
посмешищем. 
    — Конечно, таким образом вы отчасти поправите свою репутацию, но не 
забывайте, Мусаси будет всем рассказывать о вашем коварстве. Вам не будет веры. 
Необходимо уничтожить Мусаси сегодня. Значит, надо подстроить так, чтобы он 
явился сюда и угодил в вашу западню. 
    — Как это сделать? 
    — Сейчас скажу. Есть несколько вариантов. — Кодзиро что-то прошептал на ухо 
Гэндзаэмону. — Ну как? — спросил Кодзиро. Надменное лицо выражало дружелюбие, 
не свойственное ему. 
    — Понимаю, к чему вы клоните, — закивал в знак согласия старик. Обернувшись 
к Дзюродзаэмону, он зашептал ему на ухо. 
     
    ВСТРЕЧА ПРИ ЛУНЕ 
     
    Уже пробило за полночь, когда Мусаси добрался до маленькой гостиницы 
севернее Китано, где когда-то он встретил Дзётаро. Неожиданное появление Мусаси 
обрадовало старика хозяина, который быстро приготовил ему постель. 
    Мусаси ушел рано утром и вернулся поздним вечером. Он сбросил с плеч мешок 
батата из Курамы и отдал старику штуку беленого полотна из Нары, купленную в 
ближайшей лавке, и попросил сшить исподнее — набрюшник и набедренную повязку. 
Старик сразу же снес полотно белошвейке, а на обратном пути забежал в винную 
лавку за сакэ. Они проговорили до глубокой ночи, сидя с горшком тушеных бататов 
и кувшинчиком сакэ, пока белошвейка не принесла новое белье. Мусаси аккуратно 
сложил его у изголовья. 
    Задолго до рассвета старика разбудил плеск воды. Мусаси умывался студеной 
колодезной водой. Он надел новое белье и старое кимоно. Лунный свет заливал 
землю. 
    Мусаси сказал старику, что, устав от Киото, направляется в Эдо и пообещал 
зайти года через три, когда вернется в эти края. Старик завязал пояс на его 
спине. Мусаси ушел. 
    Узкая тропа вела через поля к дороге на Китано. Мусаси ступал осторожно, 
чтобы не угодить в лепешки навоза. Старик долго смотрел в ту сторону, где 
лунная дымка поглотила гостя. 
    Голова Мусаси была ясной, как небо над ним. Тело налито силой, настроение 
становилось бодрее с каждым шагом. 
    «Зачем я так тороплюсь? — громко спросил он себя и замедлил шаг. — Это, 
пожалуй, моя последняя ночь в мире живых».