Мусаси не скорбел, не сокрушался, он трезво оценивал свое положение. Он 
пока не ощущал дыхания смерти. 
    Весь вчерашний день он молча просидел под сосной во внутреннем храме Курама 
в надежде обрести отрешенность, когда теряется ощущение души и тела. Он не смог 
отделаться от мысли о смерти и теперь сожалел о напрасно потерянном времени. 
    Ночной воздух бодрил. Немного сакэ, короткий, но глубокий сон, ледяная вода 
из колодца, новое белье — нет, он не чувствовал себя человеком, обреченным на 
смерть. Мусаси вспомнил зимнюю ночь, когда он одолевал вершину Орлиной горы. 
Тогда тоже ярко сверкали звезды, на деревьях блестели сосульки. Сейчас сосульки 
сменились бутонами цветов. Мусаси чувствовал легкое головокружение, ему не 
хотелось думать о серьезном. Впрочем, какой толк ломать голову над тем, что не 
постигли мудрецы на протяжении веков — смерть, предсмертная агония, то, что 
ждет после смерти. 
    Мусаси шел по кварталу, где жила придворная знать. Жалобно пела флейта. Он 
живо представил людей в трауре вокруг гроба, ждущих рассвета. Ему почудились 
звуки заупокойной молитвы. Мусаси неожиданно для себя вспомнил танцующих жриц в 
храме Исэ, надменную вершину Орлиной горы. 
    Мусаси остановился, чтобы прийти в себя. Он уже миновал храм Сёкокудзи и 
был неподалеку от серебряной ленты реки Камо. Он увидел на глинобитной стене 
тень человека, двигавшегося ему навстречу. Немолодой человек с собакой на 
поводке робко приблизился к Мусаси. 
    — Можно вас побеспокоить? 
    — Меня? — удивился Мусаси. 
    — Извините за странный вопрос: не видели ли вы по пути освещенный дом? 
    — Я не смотрел по сторонам, но, по-моему, не попадался. 
    — Снова не на ту улицу попал! 
    — А что вы ищете? 
    — Дом, в котором скончался один человек. 
    — Дома я не видел, но, кажется, слышал флейту. Это рядом. 
    — Должно быть, тот самый дом. Жрец из синтоистского храма, похоже, опередив 
меня, начал заупокойную службу. 
    — Вы священнослужитель? 
    — Не совсем. Я — гробовщик с холма Торибэ. Мне сказали, чтобы я шел к дому 
господина Мацуо, вот я и направился к горе Ёсида, но они там больше не живут. 
    — Вы говорите о Мацуо с горы Ёсида? 
    — Да. Я не знал, что они переехали, и сделал большой крюк. Спасибо! До 
свидания! 
    — Подождите! — остановил его Мусаси. — Вы говорите о Канамэ Мацуо, который 
служил у господина Коноэ? 
    — Вот именно. Он умер, не проболев и десяти дней. 
    Мусаси молча зашагал дальше, гробовщик — в противоположную сторону. 
    «Умер дядя», — подумал Мусаси. Человек прожил нелегкую жизнь, пытаясь 
нажить состояние, но так и остался бедным. Мусаси вспомнил простую еду, которую 
дала ему тетка, — рисовые колобки, съеденные им в новогоднюю ночь на берегу 
реки. Теперь и она осталась одна-одинешенька. 
    Мусаси остановился на берегу Камо, вглядываясь в тридцать шесть вершин 
Хигасиямы, Они излучали холодную враждебность. Мусаси, тряхнув головой, сбежал 
вниз к мосту. Отсюда дорога из северной части города вела к горе Хиэй и дальше 
в провинцию Оми. 
    На середине моста Мусаси услышал крик человека. Он остановился. Клокотала 
вода, шумел ветер. Крик повторился. Мусаси, не поняв, откуда он доносится, 
поспешил вперед. Поднявшись на берег, Мусаси увидел бегущего навстречу человека.
 В нем Мусаси узнал вездесущего интригана Сасаки Кодзиро. 
    Кодзиро неестественно горячо поприветствовал Мусаси. Оглядев безлюдный мост,
 он спросил: 
    — Ты один? 
    — Конечно. 
    — Надеюсь, ты простишь меня за прошлую ночь. Спасибо, что ты не отверг 
моего вмешательства. 
    — Я должен благодарить тебя, — вежливо ответил Мусаси. 
    — Идешь на поединок? -Да. 
    — Неужели один? — домогался Кодзиро. 
    — Один. 
    — Мусаси, ты, видимо, неправильно истолковал объявление в Янаги-мати. 
    — Думаю, что не ошибся. 
    — Уверен, что знаешь условия? Это не будет бой один на один, как с Сэйдзюро 
или Дэнситиро. 
    — Знаю. 
    — Бой будет происходить от имени Гэндзиро, но на сражение выйдут ученики 
школы Ёсиоки. Понимаешь, что их может оказаться и десять, и сто, и даже тысяча? 

    — Понимаю. Почему ты меня расспрашиваешь? 
    — Слабые покинули школу, остались сильные и смелые. Сейчас все они под 
большой сосной у развилки дороги. Они тебя ждут. 
    — Ты успел побывать там? 
    — Хм-м... подумал, что стоит предупредить тебя. Я знал, что ты пойдешь по 
этому мосту, поэтому ждал тебя здесь. Это мой долг. Я ведь писал объявление. 
    — Ты очень предупредителен. 
    — Я изложил тебе положение дел. Ты действительно намерен драться в одиночку 
или за тобой следуют другим путем сторонники?