и проворчал: 
    — Убил бы негодяйку эту. Как живая стоит перед глазами. Не один Мусаси 
виноват в моих несчастьях. Око тоже постаралась! 
    — Разболтался, умник! — одернула его Осуги. — Ладно, положим, убьешь ты Око,
 но что это прибавит к репутации нашей семьи? Никто в деревне и в глаза не 
видел твою Око. 
    В два часа ночи к ним зашел хозяин гостиницы, чтобы сообщить время. 
    — Поймали девушку? — поинтересовался Матахати. 
    — Как в воду канула, — ответил хозяин. — Она хорошенькая, так что 
управляющий рассчитывал подержать красотку с неделю здесь, пока не отработала 
бы долг. Вы понимаете, что я имею в виду. К сожалению, упустили. 
    Матахати завязывал сандалии. 
    — Мамаша, опять ты копаешься! Всегда подгоняешь меня, а сама никогда не 
бываешь готова вовремя! — крикнул он. 
    — Поди сюда, Матахати! Я тебе не отдавала кошелек, который я держу в 
дорожной котомке? За комнату я расплатилась тем, что ношу в оби, а деньги на 
дорогу у меня в кошельке. 
    — Не видел. 
    — Взгляни-ка. На листке твое имя. Что?! Какая наглость! Написано, что она 
взяла деньги взаймы, пользуясь давним с тобой знакомством. Она надеется, что ты 
простишь ее. Взяла взаймы! 
    — Это почерк Акэми. 
    Осуги позвала хозяина гостиницы. 
    — Полюбуйтесь! Если постояльца обворовали в гостинице, то отвечает хозяин. 
Вам придется возместить украденное! 
    — Да что вы? — широко улыбнулся хозяин. — Я бы так и поступил, не будь она 
вашей знакомой. Боюсь, вам придется заплатить за комнату. 
    Глаза Осуги забегали. 
    — Еще чего придумали! — пробормотала она. — Никогда в жизни не видела эту 
воровку. Матахати, поднимайся! Будем копаться здесь, так и петухи запоют. 
     
    В ЛОВУШКЕ СМЕРТИ 
     
    Забрезжило утро, но луна стояла высоко. По белеющей во мгле горной дороге 
двигались тени. Путники беспокойно переговаривались тихими голосами. 
    — Я думал, что людей будет побольше. 
    — И я тоже. Многие не явились. Я полагал, что человек сто пятьдесят 
наберется. 
    — И половины нет! 
    — С людьми Гэндзаэмона и семидесяти не насчитаешь. 
    — Плохи дела. Развалилась школа Ёсиоки! 
    — Нечего жалеть о тех, кто не явился, — раздался голос из группы людей, 
шедших сзади. — Додзё закрыт, и многие разбрелись, чтобы прокормиться. Пришли 
самые гордые и преданные, а это важнее количества. 
    — Правильно! Представь, какую кутерьму устроили бы двести или даже сто 
человек! 
    — Ха-ха-ха! Отважные речи! Вспомните Рэнгэоин! Двадцать человек открыв рот 
смотрели вслед Мусаси. 
    Гора Хиэй и соседние вершины спали в пелене облаков. Путники приближались к 
развилке, откуда одна дорога взбиралась в гору, другая — вела к деревне 
Итидзёдзи. Дорога была каменистой, с глубокими выбоинами. У развилки, раскинув 
ветви гигантским зонтом, росла сосна, под которой расположились несколько 
старших учеников школы Ёсиоки. Шел военный совет. 
    — Сюда ведут три тропы. Неизвестно, по какой придет Мусаси. Разумно 
разделить людей на три группы и поставить на каждой. Гэндзиро с отцом останутся 
здесь с десятком самых сильных наших учеников во главе с Миикэ и Уэдой. 
    — Местность здесь пересеченная, поэтому собирать всех людей бессмысленно. 
Надо расставить их вдоль трех троп и подождать, пока Мусаси не приблизится 
достаточно близко к месту боя, а затем окружить его. 
    Тени метались по дороге, некоторые самураи стояли неподвижно, опершись на 
копья. Они подбадривали друг друга, хотя среди них не было трусов. 
    — Идет! — раздался крик дозорного. 
    Тени замерли. По спинам воинов пробежал холодок. 
    — Ложная тревога! Это Гэндзиро. 
    — Смотрите, его несут в паланкине. 
    — Да он ведь еще ребенок! 
    Тусклый фонарь, раскачиваясь в такт шагов носильщиков, медленно приближался.
 Вскоре Гэндзаэмон уже выбирался из паланкина со словами: «Ну вот, кажется, все 
в сборе». Гэндзиро, мальчик лет тринадцати, вылез из другого паланкина. На 
головах отца и сына были белые повязки, хакама подогнуты. Гэндзаэмон велел сыну 
стоять под сосной. Отец потрепал мальчика по волосам: 
    — Бой от твоего имени, но сражаться будут ученики школы. Ты еще мал, твое 
дело — наблюдать со стороны. 
    Гэндзаэмон застыл под деревом, как кукла самурая на празднике мальчиков. 
    — Еще рано, — проговорил Гэндзаэмон. — До восхода солнца далеко. 
    Порывшись за пазухой, он достал трубку и попросил дать ему огня. Все видели,
 что он спокоен и держит себя в руках. 
    — Может, решим, как распределить людей? — предложил кто-то. 
    — Пожалуй. Каждый должен знать свою позицию. Что предлагаете? 
    — Боевое ядро остается под деревом. Остальные воины будут стоять через