|
— Девушка ведет себя странно. Подожди минутку!
Дядюшка Гон, повесив шляпу на гвоздь под навесом, стрелой помчался к воде.
— Болван! — кричала Осуги. — Ты куда? Матахати совсем... Осуги побежала
вслед за стариком, но запуталась в выброшенных прибоем водорослях и повалилась
ничком на песок. Сердито бормоча, она поднялась, стряхивая песок с лица и груди.
Она взглянула на дядюшку Гона, и глаза ее едва не выкатились от удивления.
— Старый дурак! Куда полез? Совсем спятил?
Осуги от волнения словно обезумела. Со всех ног она кинулась вдогонку за
Гоном, но не успела. Дядюшка Гон был уже по колено в воде и шел дальше.
Он выглядел невменяемым в пене прибоя. Впереди него двигалась девушка,
торопливо устремляясь в пучину. Дядюшка Гон заметил ее, когда та стояла в тени
сосен, безумным взглядом вглядываясь в море. Девушка внезапно сорвалась с места
и бросилась к воде, разметав по ветру длинные волосы. Вода доходила ей до пояса,
и она быстро приближалась к тому месту, где дно круто обрывается. Отчаянно
крича, дядюшка Гон настигал девушку, но она заспешила что было сил. Девушка
вдруг скрылась под водой, оставив на поверхности маленькую воронку.
— Безумное дитя! — кричал дядюшка Гон. — Задумала убить себя?
С этими словами он тоже ушел под воду.
Осуги металась на берегу. Когда Гон и девушка исчезли, она пронзительно
закричала, созывая на помощь. Осуги размахивала руками, падала, поднималась,
приказывала всем, кто оказался рядом, спасать утопающих, словно эти люди были
причиной несчастного случая.
— Спасайте их, раззявы! Что глазами хлопаете? Утонут ведь! Вскоре рыбаки
вытащили тела девушки и дядюшки Гона.
— Двойное самоубийство влюбленных? — спросил один.
— Брось шутить! — рассмеялся другой.
Дядюшка Гон и девушка не подавали признаков жизни. Старик успел поймать
девушку за оби, его пальцы так и остались судорожно сжатыми. Девушка являла
собой странное зрелище — волосы спутаны и покрыты тиной, но вода не тронула
белил с лица и помаду на губах.
Она казалась живой. Пурпурный рот будто бы смеялся, хотя нижняя губа была
прикушена.
— Где-то я ее видел, — промолвил один из зевак.
— Кажется, она недавно собирала раковины на берегу.
— Точно! Она живет на постоялом дворе.
Со стороны постоялого двора приближалось человек пять, среди них был и
Сэйдзюро. Затаив дыхание, он растолкал толпу и остановился перед девушкой.
— Акэми! — закричал он. Сэйдзюро побледнел, но твердо держался на ногах.
— Ваша знакомая? — спросил рыбак. - Д-да...
— Надо побыстрее откачать ее.
— Ее можно спасти?
— Вряд ли, если будете стоять с раскрытым ртом.
Рыбаки разжали руку дядюшки Гона, уложили утопленников рядом и принялись
поколачивать их по спине и нажимать на живот. Акэми вскоре задышала. Сэйдзюро
приказал слуге с постоялого двора поскорее унести ее.
— Гон! Гон! — кричала Осуги в ухо старика, обливаясь слезами. Акэми ожила,
потому что была молода, но дядюшка Гон... Он был не столько стар, но выпил
изрядно. Его дыхание замерло навсегда, и как бы ни билась в крике Осуги, ему
уже никогда не открыть глаза.
— Старик умер, — сказали рыбаки, отступив от тела. Осуги, сдержав рыдания,
набросилась на них, как на врагов.
— Что болтаете? Девушку можно спасти, а его нельзя?
Осуги готова была броситься на рыбаков с кулаками. Она растолкала мужчин,
крича:
— Сама откачаю его, я вам покажу, как это делается!
Старуха взялась за Гона, пробуя все известные ей способы. Ее решимость
растрогала некоторых до слез, кое-кто стал ей помогать. Осуги, однако, не
намеревалась оценить их бескорыстие. Она командовала помощниками, кричала, что
они нажимают не там и не так, что от них нет толку, приказывала то разжечь
костер, то сбегать за лекарством. Ее поведение было отвратительным. Его не
потерпели бы друзья или родственники, не говоря о посторонних людях.
Возмутились даже самые терпеливые.
— Кто она, эта старая карга? — ворчал один.
— Не соображает, кто мертвец, а кто сознание потерял. Пусть оживляет
покойника, коли умеет!
Скоро Осуги осталась одна с телом дядюшки Гона. Сгущалась темнота, над
морем повис туман, и лишь на горизонте светилась оранжевая полоска — след
уходящего дня. Разложив костер, Осуги села, прижав к себе мертвого Гона.
— Гон! Гон! — стонала Осуги.
Море почернело. Осуги старалась согреть хладное тело. Она надеялась, что
дядюшка Гон вот-вот откроет глаза и заговорит. Она разжевывала пилюли из
коробочки для лекарств, которую носила в оби, и запихивала их в рот Гона. Она
обняла его, покачивая, как дитя.
— Открой глаза, Гон! — причитала Осуги. — Отзовись! Ты не должен бросать
меня! Мы ведь не убили Мусаси и не наказали развратную Оцу.
Акэми забылась неспокойным сном. Она что-то бормотала в забытьи, когда
Сэйдзюро поправлял подушку под ее пылавшей жаром головой. Он сидел рядом, лицо
его было бледнее, чем у Акэми. Он страдал, видя мучения, причиненные по его
вине. Влекомый животной похотью, он взял девушку силой. Сейчас он смущенно
сидел рядом с Акэми, пробуя ее пульс, прислушиваясь к ее дыханию, молясь о том,
|
|