его Осуги. 
    — Пусть я стар, но божества храма защитят меня! 
    — Ты прав, Гон! С нами предки семейства Хонъидэн. Нам нечего бояться. 
    — Такэдзо! Выходи на бой! 
    — Чего ты ждешь? 
    Мусаси не шелохнулся. Он стоял как глухонемой, взирая на двух стариков с 
обнаженными мечами. 
    — В чем дело, Такэдзо? Испугался? — крикнула Осуги. 
    Она приняла боевую стойку и сделала шаг вперед, но, оступившись, г 
повалилась чуть ли не под ноги Мусаси. Толпа замерла. Кто-то крикнул: 
    — Он ее убьет! 
    — Скорее на помощь! 
    Дядюшка Гон остолбенел от неожиданности, уставившись на Мусаси. 
    К изумлению толпы Осуги подобрала выпавший меч и снова встала рядом с Гоном 
в боевой стойке.  
    — В чем дело, олух? — крикнула она. — Меч у тебя в руке или красивая 
безделка?! Или не знаешь, как им пользоваться? 
    Лицо Мусаси оставалось непроницаемым, как маска, но наконец он произнес 
громовым голосом: 
    — Я не могу. 
    Он двинулся к старикам, и те невольно отпрянули в разные стороны. 
    — Ты куда, Такэдзо? 
    — Я не могу применить меч. 
    — Стой! Почему ты не дерешься? 
    — Я вам сказал, что не могу. 
    Мусаси шел напролом, не глядя по сторонам. Он рассек толпу, не заметив ее. 
    Опомнившись, Осуги закричала: 
    — Удирает! Держите его! 
    Толпа ринулась на Мусаси, но он как сквозь землю провалился, когда его уже 
было схватили. Изумление толпы было неописуемым. Глаза смотрели тупо и 
непонимающе. Разбившись на группки, люди суетливо сновали по окрестностям до 
заката. Беглеца искали под полом храмовых построек, в соседних рощах. Позднее, 
когда люди возвращались вниз с холмов Саннэн и Тяван, кто-то клялся, что видел, 
как Мусаси с проворностью кошки вскочил на высоченную стену у западных ворот и 
скрылся. Никто не поверил, особенно Осуги и дядюшка Гон. 
     
    ВОДЯНОЙ-КАППА 
     
    Тяжелые удары цепов на току, заставленном рисовыми снопами, разносились по 
поселку на северо-западной окраине Киото. Набухшие от затяжных дождей 
соломенные крыши нависали над ветхими домишками. Это была «ничья земля», 
отделявшая столицу от сельской местности. Жили здесь так бедно, что в сумерках 
дым от кухонных очагов поднимался всего над несколькими домами. 
    Большие и корявые иероглифы на тростниковой шляпе, подвешенной под карнизом 
одного из домишек, оповещали прохожих, что здесь находится постоялый двор. 
Заведение, конечно, самого дешевого пошиба. В нем останавливались 
непритязательные путники, которые платили только за место на полу. За более 
удобный ночлег взималась дополнительная плата, но такую роскошь позволяли себе 
редкие постояльцы. 
    Около фусума, перегородки, разделяющей кухню с земляным полом и комнату с 
очагом, стоял мальчик. Он опирался на скатанный в рулон соломенный мат-татами. 
    — Добрый вечер! Есть кто-нибудь? 
    Это был посыльный из придорожной лавки, такой же убогой и грязной, как и 
все в поселке. Голос мальчика звучал не по годам зычно. На вид ему было лет 
одиннадцать, мокрые от дождя волосы свисали на уши. Он походил на маленького 
водяного-каппу с лубка. Одет он был тоже на посмешище — кимоно до бедер с 
несуразными рукавами, толстая веревка вместо пояса. Спину мальчика заляпала 
грязь из-под деревянных сандалий-гэта. 
    — Это ты, Дзё? — отозвался из задней комнаты хозяин постоялого двора. 
    — Принести сакэ? 
    — Сегодня не надо. Постоялец пока не вернулся, а мне не требуется. 
    — Он наверняка захочет. Принесу, как обычно. 
    — Захочет, так я сам зайду к вам. 
    Мальчику не хотелось уходить, не получив заказа. 
    — А вы что делаете? 
    — Пишу письмо. Хочу послать завтра с конной почтой в Кураму. Писать 
трудновато. Ломит спину. Иди, не мешай! 
    — Чудеса! Вы уже такой старый, что не можете сгибаться, а до сих пор не 
выучились как следует писать. 
    — Хватит! Еще одно слово и отведаешь хворостины. 
    — Давайте я напишу. 
    — Будто умеешь! 
    — Умею, — уверенно сказал мальчик, входя в комнату. Он заглянул 
    в письмо через плечо хозяина и рассмеялся. 
    — Вы хотели, верно, написать «картошка», а у вас получился иероглиф «шест». 

    — Замолчи! 
    — Молчу! На ваши каракули страшно смотреть. Что вы хотите послать друзьям — 
картошку или шесты? 
    — Картошку.