- Это я! 
    Такэдзо впустил Акэми, принесшую поднос с лекарством и едой. Она 
осведомилась о здоровье гостей. 
    — Гораздо лучше, благодаря тебе и твоей матери. 
    — Она сказала, что, если вам получше, вам все равно не следует громко 
разговаривать и выходить из амбара. 
    Такэдзо ответил за двоих: 
    — Мы очень сожалеем, что доставляем вам столько хлопот. 
    — Все в порядке, но вы должны вести себя осторожно. До сих пор не поймали 
Исиду Мицунари и некоторых других военачальников. Здесь и мышь не проскочит, на 
дорогах полно людей Токугавы. 
    — Правда? 
    — Мать говорит, что, если вас найдут, нас арестуют, хотя вы простые пешие 
солдаты. 
    — Больше не издадим ни звука, — пообещал Такэдзо. — Когда Матахати будет 
слишком громко храпеть, я заткну ему рот одеялом. 
    Акэми улыбнулась. 
    В описываемое время друзья были в самом расцвете юности, и поэтому 
выздоровление шло быстро. Раны Такэдзо зажили полностью, а Матахати едва 
выносил добровольное заточение. Он нервно ходил по амбару, не переставая 
жаловался на судьбу. Он говорил, что чувствует себя сверчком, посаженным в 
темную мокрую щель. Такэдзо отвечал, что для лягушек и сверчков это 
естественные условия существования. Через некоторое время Матахати начал 
заглядывать в хозяйский дом, и в один прекрасный день он сообщил другу 
потрясающую новость. 
    — Каждый вечер, — многозначительно прошептал он, — вдова прихорашивается и 
белит лицо. 
    Такэдзо стал похож на двенадцатилетнего мальчика, которому открылась измена 
друга, начавшего проявлять интерес к ненавистным девчонкам. Матахати, без 
сомнения, заслуживал презрения за проявленный интерес к женскому полу. 
    Матахати начал похаживать в дом и проводить вечера у очага вместе с Акэми и 
ее матерью. Через несколько дней веселый гость, умеющий непринужденно болтать, 
стал как бы членом семьи. Вскоре он перестал возвращаться в амбар даже на ночь, 
а в те редкие моменты, когда заглядывал, от него пахло сакэ. Он уговаривал 
Такэдзо присоединиться к нему и расхваливал на все лады приятную жизнь, которая 
текла всего в нескольких шагах от них. 
    — Ты с ума сошел! — с ноткой отчаяния отвечал Такэдзо. — Все кончится тем, 
что нас или убьют, или заберут. Мы скрываемся после поражения — ты можешь 
понять, глупая твоя голова? Мы должны быть начеку и не высовываться, пока все 
не утихнет. 
    Ему скоро надоело убеждать своего жизнелюбивого друга, и он стал говорить с 
ним кратко и резко. 
    — Я не люблю сакэ, — повторял он, — и мне нравится в амбаре. Здесь уютно. 
    Одиночество все же допекло и Такэдзо. Ему наскучило сидеть одному, и он 
начал потихоньку сдаваться. 
    — Вообще-то здесь как, безопасно? — спрашивал он. — Я имею в виду округу. 
Патрулей не видно? Ты уверен? 
    После двадцатидневного сидения в амбаре он наконец вышел на волю, словно 
изнуренный пленник. Его полупрозрачная воскового цвета кожа резко 
контрастировала со здоровой физиономией загорелого и красного от сакэ друга. 
Такэдзо посмотрел на чистое голубое небо, с наслаждением потянулся и широко 
зевнул. Брови его оставались озабоченно сдвинутыми, и тревожное выражение глаз 
не исчезло. 
    — Матахати, — сказал он, — мы обременяем посторонних людей. Они многим 
рискуют, укрывая нас. Нам лучше отправиться восвояси. 
    — Ты прав, — ответил Матахати, — но через заставы без проверки никого не 
пропускают. По словам вдовы, дороги на Исэ и Киото перерезаны. Она считает, что 
нам надо дождаться снега. Это же говорит и девочка. Она уверена, что нам пока 
следует скрываться здесь, а уж она-то каждый день ходит по окрестностям. 
    — Спокойной ночи, до завтра! 
    — Подожди! — остановил ее Матахати. — Почему бы тебе не поболтать с нами? 
    — Я не могу. 
    — Почему? 
    — Мать рассердится. 
    — Почему ты ее так боишься? Тебе сколько лет? 
    — Шестнадцать. 
    — Ты выглядишь моложе. 
    — Спасибо за любезность. 
    — А где отец? 
    — У меня его больше нет. 
    — Прости. Тогда как же вы живете? 
    — Мы делаем моксу. 
    — Зелье, которым прижигают рану? 
    — Да. Здешняя мокса знаменита. Весной мы срезаем свежие побеги на склонах 
горы Ибуки, летом сушим их, осенью и зимой готовим моксу. Продаем в Таруи. Люди 
отовсюду приезжают, чтобы ее купить. 
    — Тогда вам не так уж нужны мужские руки. 
    — Если вы обо всем расспросили, то я пойду. 
    — Одну минуту, — сказал Такэдзо. — Я хочу спросить еще об одном. - О чем? 
    — В ту ночь, когда мы пришли к вам, нам встретилась на поле битвы девочка,