которая в точности походила на тебя. Это была ты? 
    Акэми повернулась и открыла дверь. 
    — Что ты там делала? 
    Акэми захлопнула дверь. Неровный звон ее колокольчика быстро затих. 
     
    ГРЕБЕНЬ 
     
    Такэдзо был гораздо выше среднего роста для мужчины его времени. 
Мускулистый, гибкий, худощавый — словно хороший боевой конь. Губы у него были 
полные и яркие, а густые черные брови вразлет придавали его облику какое-то 
особое мужество. Односельчане прозвали его «ребенком тучного года» — так обычно 
называли детей, которые по облику разительно отличались от остальных. 
Беззлобное прозвище тем не менее осложняло его отношения со сверстниками, и 
поэтому доставляло ему немало огорчений в детские годы. 
    Матахати никогда не имел подобного прозвища, хотя вполне его заслуживал. 
Коренастый, пониже Такэдзо, круглолицый, с широкой грудью, он производил 
впечатление весельчака и временами даже шута. Когда он говорил, его' слегка 
выпученные глаза постоянно находились в движении, поэтому шутники, 
прохаживавшиеся на его счет, обычно сравнивали его с лягушками, которые так 
громко квакали летними ночами. 
    — Когда ты говоришь «скрываться», то подразумеваешь питье сакэ у очага? 
    — Именно так. Ты знаешь, что я сделал? Недавно здесь появились люди 
Токугавы, которые шныряют в поисках Укиты — он еще не пойман. Я провел этих 
ублюдков — вышел к ним и поздоровался. 
    Такэдзо вылупил глаза от изумления, а Матахати закатился хохотом. 
Насмеявшись, он продолжал: 
    — Куда безопаснее ходить открыто, нежели хорониться в амбаре, прислушиваясь 
к шагам снаружи, и потихоньку сходить с ума. Уразумел? 
    Матахати снова захохотал, а Такэдзо пожал плечами. 
    — Может, ты и прав. Вероятно, так и надо держаться. 
    Такэдзо сомневался в правильности решения, но тем не менее перебрался в дом.
 Око явно нравилось, что у них в доме гости, точнее мужчины, и она делала все, 
чтобы они чувствовали себя непринужденно. Временами она ставила их в неловкое 
положение, предлагая то одному, то другому жениться на Акэми. Чаще она 
обращалась к Матахати, так как Такэдзо или совсем игнорировал предложение, или 
отшучивался. 
    Пришло время крепких, ароматных грибов мацутакэ, которых появилось великое 
множество у подножия сосен. Такэдзо часто собирал их на склоне горы позади дома.
 Вместе с ним ходила и Акэми, таская корзину от сосны к сосне. Всякий раз, 
улавливая грибной запах, она по-девичьи звонко кричала: 
    — Такэдзо, сюда, здесь их уйма! 
    Находившийся неподалеку Такэдзо неизменно отвечал: 
    — И у меня их куча! 
    Сквозь сосновые кроны пробивались косые лучи осеннего солнца. Во влажной 
тени под деревьями лежал толстый темно-бурый ковер из опавшей хвои. Когда 
Такэдзо и Акэми садились отдыхать, та поддразнивала его, предлагая сравнить 
грибную добычу. 
    — У меня больше! — неизменно отвечал он, и Акэми начинала проверять его 
корзину. 
    Тот день ничем не отличался от других. 
    — Я так и знала, — засмеялась Акэми, по-детски не скрывая своего торжества. 
Она бесцеремонно склонилась над корзиной Такэдзо: — Набрал кучу поганок! 
    Акэми выбрасывала из корзины ядовитые грибы и делала это нарочито медленно, 
так что Такэдзо при всем желании не мог притвориться, будто ничего не замечает, 
хотя и прикрыл глаза. Она бросала каждый гриб как можно дальше. Закончив, она 
выпрямилась с довольным видом. 
    — А теперь посмотри, сколько у меня. 
    — Уже поздно, — пробормотал Такэдзо, — пошли домой! 
    — Ты сердишься; потому что проиграл. 
    Она заскользила вниз по склону, словно фазан, но вдруг замерла, тревожно 
нахмурившись. Им навстречу через рощу двигался огромный детина. Широкими шагами 
он шел к хрупкой маленькой девочке, пристально глядя на нее тяжелым взором. Вид 
у него был устрашающий. Все в нем говорило о том, что этот человек постоянно 
борется за выживание, что он воинственно и враждебно настроен ко всему на свете.
 И нависшие кустистые брови, и хищный изгиб верхней губы, и тяжелый меч, и 
кольчуга, и звериная шкура на плечах доказывали это. 
    — Акэми, — проревел он, подходя к ней ближе и обнажая в улыбке желтые 
гнилые зубы. 
    Лицо Акэми ничего не выражало, кроме ужаса. 
    — Твоя любезная мамочка дома? — с подчеркнутой издевкой спросил он. 
    — Да, — пискнула в ответ Акэми. 
    — Я хотел бы, если ты не возражаешь, кое-что передать ей. Согласна? 
    Великан говорил преувеличенно вежливо. 
    -Да. 
    Его голос зазвучал жестче. 
    — Скажи ей, что она мне ничего не оставляет и пытается нажиться за моей 
спиной. Скажи, что скоро приду за своей долей. Ясно? 
    Акэми не отвечала. 
    — Она, верно, думает, что я ничего не знаю. Но парень, которому она сбыла 
барахло, явился ко мне. Могу спорить, что и ты, малышка, не раз хаживала в