Херриет Уэйдсон 
Оспаривая поляризацию в арт-терапии
Введение
С момента своего зарождения нашу профессию характеризовали своего рода 
близорукость и тенденция к поляризации арт-терапевтического сообщества на два 
лагеря. Первоначально эти лагеря были представлены изобразительным искусством 
как терапией и арт-психотерапией, либо подходом Эдит Крамер, с одной стороны, и 
инсайт-ориентированной арттерапией маргарет Наумбург, с другой стороны. Оба эти 
подхода базировались на психоанализе, хотя и делали разные акценты. Джудит 
Рубин (Rubin, 1999) определяет этот конфикт следующим образом: «Наумбург 
подчеркивала ценность инсайта в арт-терапии, достигаемого через проявление в 
изобразительном творчестве энергий бессознательного. Крамер же фокусировала 
свое внимание на сублимации и укреплении позиций Эго через творческий процесс. 
Многие арт-терапевты следовали за этими авторами, как например, я следовала за 
Наумбург, а Дэвид Хенли следовал за Крамер» (Р. 158).
Различия в понимании сути арт-терапии, обозначенные двумя ее основательницами, 
хорошо проявляются в следующих их заявлениях. Наумбург полагала, что 
«посредством изобразительных проекций арт-терапия обеспечивает символическую 
коммуникацию пациента и психотерапевта» (Naumburg, 1966, P. 1). Краемр же 
отмечает, что “главная цель арт-терапевта – помочь больному человеку пережить 
радость и удовлетворение от творчества” (Kramer, 1958, P. 5).
Анализируя в своей книге «История арт-терапии в Соединенных Штатах» развитие 
профессии на примере работ Наумбург и Крамер, Янг отмечает: «Проблемы в 
определении арт-терапии были характерны для нее с момента ее появления на свет 
вплоть до настоящего времени. Они являются камнем преткновения в Американской 
арт-терапевтической ассоциации. Два основных теоретика – Наумбург и Крамер – 
по-разному определяют сущность арт-терапии и, тем самым, во многом обусловили 
продолжающиеся до сего дня дискуссии. Отстаивая ту или иную позицию, 
современные арт-терапевты высказываются либо за узкое, либо за широкое 
понимание профессии, которое в последнем случае включает оба подхода. Хотя 
поляризация в арт-терапии многими воспринимается как чисто политическая, 
поначалу она была связана в попытками определить основной механизм лечебного 
воздействия арт-терапии» (Junge, 1994, P. 129).
Конечно, характерная для арт-терапии дихотомия во многом имеет надуманный 
характер. Наумбург писала о своей длительной работе со взрослыми клиентами, 
когда она побуждала их к свободным ассоциациям на основе рисунков и, тем самым, 
способствовала инсайту. Насколько я знаю, Крамер работала исключительно с 
детьми и подростками, для которых инсайт был вряд ли достижим. Она 
рассматривала их изобразительную продукцию, в основном, как инструмент 
сублимации и интеграции.
Первая масштабная дискуссия по поводу определения специальности в Американской 
арт-терапевтической ассоциации состоялась на конференции 1882 г. и называлась 
«Исцеляющее искусство или арт-психотерапия». Работая над своей книгой под 
названием «Артпсихотерапия», я отчасти отвечала на призыв Джудит Рубин 
представить этот подход. Мне было психологически трудно встречаться при этом с 
Эдит Крамер, всегда отстаивавшей понимание арт-терапии как исцеляющего 
искусства, то есть, изобразительного искусства как терапии. Как я призналась в 
своей беседе с Джудит, Эдит была матерью-основательницей арт-терапии, которую 
следовало почитать, а не вступать с ней в споры. Я старалась соединить оба 
подхода и уйти от поляризации. Эдит же всегда стремилась показать, насколько 
арт-терапевты плохи как художники.
Времена изменились, и общество изменилось. Многое изменилось и в системе 
медицинского обслуживания. Однако старый, раздирающий арт-терапию на два лагеря 
конфликт все еще сохраняется. Американская арт-терапевтическая ассоциация 
провела ряд инициатив по лицензированию арт-терапии и признанию арт-терапевтов 
в качестве независимых лицензированных специалистов, а также принятию 
арт-терапевтических сертификатов государственными лицензионными комиссиями. За 
последние годы значительно возросли требования по доказательству эффективности 
арт-терапии посредством научных исследований, для того, чтобы убедить 
организаторов здравоохранения в значимости арт-терапии (Stroll, 1995). 
Программы арт-терапевтической подготовки изменились таким образом, чтобы 
выпускники могли получать лицензию по психологическому консультированию. Во 
многих случаях это означает включение дополнительных часов подготовки по 
клиническим дисциплинам.
Отчасти из-за происходящего акцентирования внимания на лицензировании и 
возрастания требований к клинической подготовке арт-терапевтов, в нашей среде 
обозначилась группа, заявляющая, что арт-терапия утрачивает свою связь с 
изобразительным искусством. Так, Янг пишет, что “когда образовательные 
арт-терапевтические программы в Калифорнии стали все больше подчиняться 
требованиям государственного лицензирования, для того, чтобы арт-терапевты 
могли укрепиться на рынке труда, все громче стали раздаваться голоса о том, 
калифорнийские арт-терапевтические программы “предали” изобразительное 
искусство, хотя это было явным преувеличением” (Junge, 1994, P. 281).
Благодаря большой активности, проявленной, в частности, Милдред Чапин, 
Американская арт-терапевтическая ассоциация недавно сформировала комитет под 
руководством Кети Мун по налаживанию контактов с миром искусств. Тем не менее, 
тенденция к искажению реального положения дел в арт-терапии до сих пор 
сохраняется. Так, например, Брюс Мун (Moon, 1998) определяет арт-терапию как 
такой подход, в котором “изобразительное творчество является лишь инструментом 
фасилитации вербальной экспрессии и инсайта” (Р. 8), и что “изобразительная 
продукция выступает лишь средством достижения цели. Самой же целью является 
инсайт” (Р. 20). Он характеризует своей подход как терапевтическое (исцеляющее) 
искусство, опирающееся на опыт изобразительного творчества. Последнее само по 
себе терапевтично и может как предполагать, так и не предполагать вербализацию 
и инсайт” (Р. 9). Мы вновь, таким образом, видим попытку сохранить ложную 
дихотомию и отрицать многообразие форм практики, подчас в работе с одним и тем 
же клиентом или в ходе одной и той же сессии. Но более всего меня удручают 
попытки a priori исключить возможность любых подходов, которые могут выходить 
за рамки двух вышеобозначенных лагерей.
Один изк оллег, познакомившись с мноей статьей, посетовал на недостаточное 
осознание мной характерных для арт-терапии противоречий. Для прояснения 
реального положения вещей можно обратиться к опубликованным за последние десять 
лет на страницах “Американского журнала арт-терапии” статьям. Я ограничусь 
статьями, посвященными студийному подходу.
Патриция Аллен утверждает, например, что для арт-терапевтического образования и 
политики Американской арт-терапевтической ассоциации характерен “синдром 
клинификации”, когда арт-терапевты постепенно теряют способность к 
изобразительной деятельности, а их профессиональным приоритетом становятся 
клинические навыки (Allen, 1992, P. 22), что “ведет к остановке в развитии 
арт-терапии как самостоятельной дисциплины” (Р. 23).
Дэвид Хенли, однако, критикует художественный подход Аллен, отмечая, что 
«провокативный характер изобразительного искусства (и связанного с ним 
студийного подхода)…может фрустрировать некоторых клиентов, снижая 
эффективность терапии и негативно сказываясь на их мотивации» (Henley, 1995, P. 
190). В том же номере журнала, посвященном студийному подходу, Аллен описывает 
свою работу в открытой студии и отмечает: «Мы… избегает психотерапевтических 
концепций и практики» (там же, Р. 161).
В этом номере МакНифф призывает к сохранению свободного духа изобразительного 
искусства, противопоставляя его ограничивающему духу психотерапии: «Я часто 
задаюсь вопросом, является ли арт-терапия той средой, где я могу работать с 
душой» (McNiff, 1992, Р. 182), и “хотя большинство представителей 
арт-терапевтического сообшества привержены сакральной функции изобразительного 
искусства, давление клинического подхода… и общее недоверие к воображению могут,
 в конце концов, ослабить дух студийного подхода, и он переместится в другие 
сферы (за пределы арт-терапии), в большей мере симпатизирующие духовным 
проявлениям” (Р. 183).
Таким образом, и Аллен, и МакНифф предупреждают о своем возможном размежевании 
с арт-терапией.
Современная практика
Учитывая преобладающую атмосферу в арт-терапии, целью этой статьи, как это 
подчеркивает ее название, является нивелирование значимости поляризации в нашей 
профессии. Я собираюсь это сделать, обращаясь к реалиям арт-терапевтической 
практики. Современная арт-терапевтическая практика ставит такие вопросы, 
которые могут быть важны и для арт-терапевтического образования. Обращение к 
теме поляризации в арт-терапии также позволяет прояснить скрытые факторы 
конфликта.
Свой обзор современной арт-терапевтической практики я начала со знакомства с 
дипломными работами студентов, проходящих возглавляемую мной программу 
последипломной подготовки. При Университете Иллинойса в Чикаго. Я внимательно 
прочла более 200 студунческих работ. Затем я предложила своим коллегам из 
Американской арт-терапевтической ассоциации представить мне краткие описания 
своей работы. Я сознаю, что группа коллег и студентов возможно не отражает 
ситуации в целом. Более того, можно предположить, что наши студенты более 
склоняются к клиническому подходу, поскольку и я, и другие преподаватели 
программы имеют клиническое образование. Большинсво студенческих работ весьма 
слабо связаны с инсайт-ориентированным подходом, и почти все они сделаны на 
клинических базах г. Чикаго. Чикаго является крупнейшим на Среднем Западе 
мегаполисом, где как изобразительное искусство, так и арт-терапия развиты очень 
высоко. Хотя ситуация в Чикаго не отражает положения дел на других территориях 
США, она хорошо демонстрирует те области практики и клинические группы, с 
которыми работают современные арт-терапевты. Важно, что работы студентов не 
отражают деятельность “сезонных специалистов”. Студентов можно считать будущим 
нашей профессии, и те направления деятельности, которые они выбирают, могут 
отражать общие тенденции развития арт-терапии. Принимая все это во внимание, я 
полагаю, что те примеры, которые я собираюсь привести, бросают вызов 
стереотипам поляризации в профессии.
Большинство приводимых мной примеров касаются клинической практики студентов 
арт-терапевтической программы в Университете Иллинойса, которая призвана 
подготовить их к работе с разными клиенскими группами. Студентов учат оценивать 
потребности клиентов и на основе такой оценки разрабатывать наиболее подходящие 
для разных клиентских групп стратегии и тактики работы. Знакомясь с их 
деятельностью, я поразилась многообразию подходов к арт-терапии. Учитывая то, 
что арт-терапевты являются относительно молодой и немногочисленной 
профессиональной группой, впечатляет то, насколько широкий спектр разных 
клиентских групп и потребностей они охватывают (см. статью Уэйдсон 
«Арт-терапевтическая практика: инновационные подходы к работе с разными 
популяциями», 2000).
В результате проведенного мною обзора у меня сформировалась весьма интересная 
картина современного положения дел в арт-терапии. Наиболее важно в связи с 
обсуждаемой проблемой поляризации между студийным и клиническим подходами 
отметить, что ни один из примеров, с которыми я познакомилась, не подпадает под 
определение ни того, ни другого подхода. В связи с этим, все споры, касающиеся 
противопоставления искусства и психотерапии, представляются лишенными смысла. 
Реалии арт-терапии, даже той, которая практикуется неофитами, таковы, что она 
представляет собой смесь разных подходов и может быть адаптирована in situ к 
разным потребностям и ситуациям. Иногда студенты практикуют то, что напоминает 
“изобразительное искусство как терапию”. Иногда они более ориентированы на 
достижение инсайта, но часто арт-терапевтические занятия включают оба этих 
элемента. Нередко изобразительная деятельность приводят к катарсису. Как 
правило, она также повышает самооценку. Что касается групп, то арт-терапия 
часто способствует коммуникации и социализации.
Примеры арт-терапевтической практики
Дети и подростки
* Аккультуризация
Знакомясь с работами более двухсот арт-терапевтов-интернов и дипломированных 
специалистов, я обнаружила, что ни один из них не был явным приверженцем 
инсайт-ориентированного подхода. Исключением в какой-то мере может быть 
деятельность Сью Ли, работающей с корейскими подростками, у которых имеются 
проблемы культурной адаптации. Кьюнг было 18 лет, она приехела в США в возрасте 
10 лет. Ее родители запрещали ей дружить с корейцами, поскольку хотели, чтобы 
она как можно скорее адаптировалась к американской культуре. В течение 
длительного времени она действительно считала себя “белой”. Сью познакомилась с 
Кьюнг, когда та работала в группе корейских подростков. Все они неохотно 
говорили и не имели опыта прохождения психотерапии или консультирования (Lee, 
1993). Кьюнг создала автопортрет, изобразив свои волосы наполовину черными, 
наполовину волнистыми светло-русыми. В середине своего тела она также поместила 
свое настоящее Я – испуганное и пытающееся спрятаться от внешнего мира. Она 
пыталась изменить себя. Поддаваясь давлению своих родителей, она осветляла и 
завивала волосы и пользовалась большим количеством макияжа. В конце концов, она 
поняла, что она никогда не будет белой. 
Другие члены ее арт-терапевтической группы также имели похожий опыт и пережили 
стресс, связанный с психологическим давлением родителей. Их автопортреты 
свидетельствовали о кризисе идентичности. Изобразительная работа помогла им 
осознать, кто они есть на самом деле, чему в немалой степени помог опыт самой 
Сью, успешно пережившей культурную адаптацию.
* Психиатрическая больница
Работа с некоторыми клиентскими группами, в особенности, детьми и подростками, 
менее инсайт-ориентирована. В то же время, она часто предполагает большую 
фокусировку, чем студийный подход. В современных психиатрических больницах срок 
пребывания пациентов как правило слишком короткий, чтобы вовлекать их в процесс 
изобразительного творчества и совершенствовать их навыки.
Работавщая в детской психиатрической больнице Руфь Эверманн имела дело с такими 
пациентами, которые находились в стационаре всего 1-2 недели. Она разработала 
такой формат работы с детьми, который позволял удовлетворять их потребности. У 
11-летней девочки латиноамериканского происхождения по имени Роза родители 
употребляли наркотики, а мать совершила попытку самоубийства. Сама девочка 
также совершила суицидную попытку и угрожала убийством своей однокласснице. Она 
заявляла, что «внутренний голос» убеждает ее, что смерть приятна. Руфь 
предложила ей сделать из пластиковых бутылок и пенопласта марионетку размером с 
человека, а затем покрыть ее декоративными материалами так, чтобы она походила 
на Розу. 
Сначала Роза заявила, что не сможет этого сделать, но после того, как Руфь 
показала ей пример, она стала собирать тело марионетки самостоятельно. Затем 
она одела марионетку в костюм, украсила ее бижутерией и сделала ей такую же 
прическу, как у себя. Она сказала, что марионетка получилась красивой, как и 
она. На следующий день она была выписана из отделения. Уходя, она унесла на 
руках свою куклу-автопортрет. Роза призналась, что марионетка – это отражение 
ее самой, и она испытывает за нее гордость и уже не хочет себя убивать 
(Evermann, 1994). В этом примере направляемая арт-терапевтом творческая 
деятельность девочки обеспечила самовыражение и повысила ее самооценку.
* Сексуальное насилие
Александра Эллиотт-Приско использовала фотографию в работе с перенесшими 
сексуальное насилие детьми и подростками. 11-летняя Нэнси неоднократно 
подвергалась сексуальным домогательствам со стороны одного из членов своей 
семьи. Она рассказала Александре о своих воображаемых компаньонах – собаке, 
тюлене, дельфине и кошечке – которые приходили к ней в ее фантазиях, когда она 
подвергалась насилию, и помогали ей преодолеть тягостные чувства. Александра 
попыталась проникнуть в воображаемый Нэнси мир с помощью разных средств для 
того, чтобы наладить с ней контакт. Из фотографий, на которых Нэнси была снята 
Александрой с помощью «Поларойда» в разных позах, она сделала кукол. Затем она 
создала из глины воображаемых друзей Нэнси и разыграла историю о страданиях и 
спасении, используя созданные ею фигуры. Благодаря мультимодальной технике 
Нэнси смогла отреагировать травматичный материал и отождествилась с образом 
побеждающей зло героини. Это также помогло ей выразить свой гнев и ощутить 
поддержку (Elliott-Prisco, 1995).
* Соматические заболевания
Последний пример, касающийся работы с детьми и подростками, связан с 
применением арт-терапии с соматическими больными. Анастасия Лимперис работала с 
детьми в больнице общего профиля. Она обнаружила, что используемые для 
демонстрации париков пластиковые головы дети могут украшать разными способами, 
и что это способны делать даже дети с физическими нарушениями. Дети могли 
раскрашивать головы и прикреплять к ним разные предметы. 7-летняя Нэнси была 
помещена в больницу со сколиозом. В связи с активным ростом ее позвоночник мог 
искривиться еще больше. Находясь в больнице, она носила металлический каркас 
для того, чтобы ее позвоночник мог распрямиться. Каркас проходил за ее плечами 
и охватывал ее талию, для того, чтобы удержать торс в определенном положении. 
Она могла двигать лишь ладонями и предплечьями. Когда она увидела пластиковую 
голову с короной, которую сделала Стейси, она сказала, что хочет сделать то же 
самое. Несмотря на ограничения в движениях, она выполнила работу и сказала, что 
это ей доставило большое удовольствие, хотя она придала голове печальное 
выражение лица. Затем она попросила Стейси воткнуть в голову проволоку. Когда 
Стейси это сделала, Нэнси воскликнула: «Ох!» (Limperis, 1996).
Она рассказала арт-терапевту о том, как она плакала, когда ось каркаса 
закрепляли унее на голове, как сильно она ненавидит больницу, и как ей страшно 
по ночам. Когда же она раскрашивала голову, она сказала, что больница – не 
такое уж плохое место, и что ей здесь даже иногда бывает весело. Работая с 
головой, она фактически воспроизводила ту медицинскую процедуру, которая 
причинила ей боль и страх. Ее произведение помогло ей трансформировать 
мучительные телесные ощущения в нечто занимательное и даже красивое.
Приведенные здесь примеры работы с детьми и подростками показывают уникальные 
техники. В отличие от студийного подхода, такая работа направлялась 
арт-терапевтом для того, чтобы удовлетворить определенные потребности детей. 
Как уже отмечалось, работа с детьми как правило не носит инсайт-ориентированный 
характер. Примеры показывают, что арт-терапевты могут творчески реагировать на 
потребности ребенка, создавая оригинальные техники, которые трудно отнести к 
определенной категории. Большинство техник способствовали катарсису, 
самовыражению и повышению самооценки.
Взрослые
Поскольку взрослые лучше осознают свои потребности, чем дети, можно 
предполагать, что они будут более ярко проявлять свои предпочтения студийному 
или инсайт-ориентированному подходам. С учетом некоторого снижения роли 
арт-терапии в деятельности лечебных учреждений в условиях «менеджерской 
медицины» и ее смещения в сторону социальной службы и непсихиатрических 
контингентов, можно ожидать усиления противостояния студийного и 
инсайт-ориентированного подходов. Хотя инсайт иногда сопутствует катарсису, 
большинство случаев из практики, с которыми я ознакомилась, имеют много общего 
с работой с детьми в том плане, что арт-терапевты ориентируются на конкретные 
потребности клиента или группы с тем, чтобы создать наилучшие условия для 
самовыражения и катарсиса. Иногда происходит инсайт, но это не является 
самоцелью.
* Психиатрические пациенты
Хотя арт-терапевтические программы с психиатрическими пациентами были за 
последние года значительно «урезаны» по причине сокращения сроков 
госпитализации, это было компенсировано развитием пролонгированных 
арт-терапевтических программ за пределами психиатрических больниц. 
Инновационный характер и многообразие форм арт-терапии делают ее применение с 
хронически психически больными одним из наиболее динамично развивающихся 
средств лечения и реабилитации. Инновации касаются применения визуальных 
искусств с целью стимуляции, сочетания изобразительной деятельности с поэзией, 
фотографией и даже изготовлением мебели.
Ютта Ол (Ohl, 1992) использовала в своей работе с психически больными не базе 
реабилитационного центра литературное творчество и помогла больным выпустить 
литературно-художественный альманах, который те с успехом продавали. Пациент 41 
года по имели Алекс с бодерлиновым личностным расстройством, страдающий также 
от астмы и пареза, жаловался на проблемы в отношениях с окружающими. Он написал 
серию стихотворений и проиллюстрировал их рисунками.
Чужой на своей собственной планете  
«Я чужой на своей собственной 
планете. Холодная чернота
пространства и свет звезд
мне ближе, чем любовь…
Мне страшны человеческие проявления,
Они обращаются настоящим кошмаром.
Мы не можем взять то, что лежит под ногами…
Часто, когда я ложусь спать,
Меня навещает незнакомец.
Он приходит, чтобы унести меня 
В неизведанные пространства творчества»
(Альманах “The Thresholds Lakeview Club”, 1992, P. 20)  
Один из членов арт-терапевтической группы, которую посещал Алекс, испытывал 
свожие переживания и выразил ему свою поддержку. Это помогло Алексу справиться 
с чувством одиночества и ощутить, что его принимают и понимают. Участники 
группы испытывали большую гордость по поводу издания альманаха, в особенности, 
когда его покупали.
Беттина Торн (Thorn, 1998) сочетала литературное творчество и фотографию, 
применяя изобразительные техники в фототерапевтической группе, которую она 
организовала на базе центра психосоциальной реабилитации. Эта группа устраивала 
поездки за город для того, чтобы создавать фотоснимки. Каждый участник при этом 
должен был создать хотя бы один снимок. Благодаря сочетанию изобразительного 
искусства, фотографии и литературного творчества участники группы овладевали 
новыми навыками, что повышало их уверенность в себе и самооценку. У них также 
развивались социальные навыки и творческие способности, и они находили 
возможность выражать сложные чувства.
Прошедшая арт-терапевтическую подготовку психиатр Лаура Сафар организовала для 
хронически психически больных структурированную арт-терапевтическую группу по 
изучению истории искусств на базе социального центра. Она показывала пациентам 
слайды с картинами художников для того, чтобы пробудить у них интерес к 
искусству. На большинстве картин были изображены люди, что помогало больных 
выражать свои чувства, связанные с межличностными отношениями. После просмотра 
слайдов пациенты создавали рисунки. Используя репродукции в качестве 
катализатора, участники группы реализовали свои индивидуальные художественные 
проекты. Заключительное занятие включало показ слайдов с рисунками самих 
пациентов, сопровождаемый их комментариями по поводу творческого процесса.
52-летняя, страдающая шизоаффективным психозом пациентка по имени Роза в 
результате такой работы создала двойной портрет с изображением себя и дочери. 
Дочь склонилась на ее плечо. Она живет далеко от пациентки и встречается с нею 
редко. Роза призналась, что, создавая эту картину, она чувствовала близость 
дочери. До этого она очень редко изображала людей. Картины показывались 
пациентам не для того, чтобы поразить их художественным мастерством, а для того,
 чтобы пробудить в них интерес к изобразительному искусству и стимулировать 
творческую активность (Safar, 1998). Хотя используемые в качестве стимулов 
работы известных художников могут показаться обезличивающими, в группе Лауры 
пациенты, напротив, благодаря этому выходили на глубоко личные темы.
Работа с хронически психически больными является для арт-терапевтов особенно 
плодотворной областью. В большинстве поддерживающих программ пациенты проводят 
в амбулаторном учреждении помногу часов в день, посещая его ежедневно. В этих 
условиях арт-терапия может заполнить значительную часть их времени.
* Домашнее насилие
В своей работе с женщинами-жертвами домашнего насилия, проживающими в приюте, 
Стефани Хеддон попыталась удовлетворить их потребность в отреагировании гнева. 
Женщины захотели пригласить в арт-терапевтическую группу мужчину для того, 
чтобы выяснить, что побуждаем мужчин избивать женщин. Поскольку мужчины в приют 
не допускались, Стефани предложила женщинам создать из папье-маше изображение 
мужчины в натуральную величину. Создав такую фигуру, женщины изобразили большой 
красный рот как символ всей той лжи, которую говорят им мужчины. На лбу у 
фигуры они поместили вопросительный знак, тем самым как бы спрашивая, есть ли у 
мужчин мозги. На груди фигуры также было создано отверстие от ножа – его 
сделала женщина, собиравшаяся убить своего мужа незадолго до того, как она ушла 
от него в приют.
Было также изображено черное сердце как символ зла. В руки фигуры женщины 
поместили цепь, символизирующую желание мужчин контролировать своих жен. Они 
подчеркнули на теле фигуры мышцы – символ физической силы – и надели на руки 
боксерские перчатки, указывающие на склонность к физическому насилию. Фигура 
держала воздушные шарики с надписями «Я люблю тебя» и «Моя!», обозначающими 
мужскую ревность.
Одна из женщин, которая очень редко что-либо говорила в группе, сделала из 
проволоки и папье-маше пенис, который она раскрасила красной краской, 
символизирующей кровь. Затем она приделала его к фигуре со словами: «Это то, 
что он со мной сделал» (Haddon, 1989, Wadeson, 2000, P. 307). В конце занятия 
она несколько раз повторила, что она теперь чувствует себя замечательно. 
Совместно пережитый женщинами катарсис придал им силы.
* Проституция
Бэт Блэк работала в приюте для проституток, пытающихся порвать со своим 
занятием. Все они употребляли наркотики и перенесли домашнее насилие. 
Большинство женщин крайне неохотно проявляли себя в творчестве. Многие все 
время пропускали арт-терапевтические занятия. Понимая, что одной из ведущих тем 
в опыте таких женщин была тема потерянного детства, Бэт решила создать куклу 
своих детских воспоминаний. Она сама изготовила из старого носка игрушечного 
кота и поставила его в студии. Увидев это изделие,  46-летняя Гвен попросила 
Бэт показать ей, как можно сделать куклу. Вскоре уже все пятеро участниц группы 
увлеченно делали кукол своего детства.
Значимость образа куклы как символа детства, материнства, заботы и 
женственности была настолько велика, что зарактерные для участниц группы 
чувства недоверия и взаимного соперничества отступили. Женщины охотно делились 
материалами и идеями и помогали друг другу в процессе создания кукол. 
Использование тканей позволило им проявить чувства нежности и заботы, не 
испытывая при этом стыда и насмешек.
Они ласково говорили со своими куклами, сажали их себе на плечи и на колени, 
рассказывали им истории своего детства и выражали те чувства, которые были 
связаны с их восприятием своей внешности. До этого Гвен посетила лишь одно 
занятие индивидуальной арт-терапии и в последующем извинялась, что не может 
больше прийти на занятия. На создание своей куклы она потратила четыре часа, 
обращаясь к ней, словно кукла – это она сама: “Теперь, Гвен, твои ноги, пожалуй,
 слишком тонкие… Ты ведешь себя, как потаскуха… Тебя нужно одеть… Единственное 
дело, которая я довела до конца в своей жизни, это хороший оргазм. Теперь я 
сделала эту куклу, и мне очень приятно… Я впервые в своей жизни создала что-то 
красивое. Никогда не думала, что смогу это сделать” (Black, 1994; Wadeson, 2000,
 PP. 299-300).
Бэт смогла установить контакт с женщинами благодаря созданию своей куклы. 
Совместная деятельность позволила женщинам пережить чувство глубокого 
эмоционального единения, столь редко переживаемое проститутками.
* СПИД
 Вильям Кассер разработал уникальный проект арт-терапевтической помощи больным 
СПИДом. Использование препаратов-ингибиторов в последнее время существенно 
повлияло на лечение СПИДа и позволило существенно продлить жизнь больных при 
условии их подчинения строгому лечебному режиму. Программа Кассера предполагала,
 в частности, посещение больных СПИДом на дому. При этом у него была 
видеокамера. Он помогал им создать фильм об одном дне своей жизни, что 
обеспечивало дистанцирование и рефлексию как в процессе съемки, так и в ходе 
последующего просмотра и обсуждения видеоматериалов. Работа с каждым больным 
начиналась с обсуждения проекта фильма и создания рассказа в картинках, который 
необходимо было затем экранизировать.
Вильям выполнял указания больных и проводил съемку в соответствии с их 
пожеланиями. Иногда также сами больные вели съемку. После того, как съемка была 
закончена, на видеоряд накладывались голос или музыка (Kasser, 1998). Важнейшим 
элементом работы было построение Вильямом устойчивых отношений с больными.
* Бездомные
Арт-терапия представляет собой один из основных методов работы с бездомными 
женщинами в некоторых приютах. Занятия при этом организуются по разному; часто 
это менее структурированные сессии, чем те, которые проводятся в иных 
учреждениях. Арт-терапия может проводиться в любом доступном помещении в любое 
время дня. Занятия могут быть самой разной продолжительности, в зависимости от 
интереса к ним со стороны обитателей приюта. При этом часто трудно вообще 
говорить об арт-терапевтических сессиях в привычном смысле этого слова. Сьюзан 
Кенби (Canby, 1992) отмечает, что подчас взаимодействие между арт-терапевтом и 
участницами группы похоже на “параллельную игру”, когда арт-терапевт сидит за 
одним столом с рисующей женщиной и с ней беседует. 
Примером продолжающейся в течение многих дней групповой работы может быть 
коллективная фреска. Арт-терапевт обвела свою ладонь в нескольких местах на 
большом листе коричнавой бумаги, но это не вызвало у группы какого-либо 
интереса. Затем несколько человек также обвели свои руки и раскрасили 
ограниченное контуром внутреннее пространство рук. Каждый день к фреске 
добавлялись все новые и новые руки. Женщины спрашивали друг друга, есть ли их 
руки на фреске, или еще нет, и могут ли они распознать, где их руки, а где – 
чужие. В конце концов, фреска была вывешена на видном месте, где взаимодействие 
между женщинами еще некоторое время продолжалось.
Джин Дуркин, организовавшая арт-терапевтические группы в нескольких приютах, 
постаралась также вовлечь женщин в публичное искусство, предложив им, в 
частности, создать фреску на фасаде здания, где размещался их приют, а также 
знамя женских прав, с которым группа прошла на демонстрации в защиту социальных 
прав. Работа с помещенными в приют женщинами – это испытание для арт-терапевта. 
Многие из них принимают наркотики и имеют плохое здоровье. Они приходят в приют,
 чтобы спастись от холода, иметь пищу и отдохнуть. Они как правило не 
собираются проходить психотерапию. Тем не менее, психологическая работа с 
такими женщинами возможна, прежде всего, посредством арт-терапии. Она 
обеспечивает их эмоциональную поддержку, самовыражение и творческую активность. 
Джин Дупкин удается также использовать арт-терапию как средство социального 
активизма буздомных.
* Пожилые
Другой, не связанной с психиатрией группой населения, с которой арт-терапевты 
работают уже длительное время, являются пожилые – как те, кто находится в 
больницах, так и проживающие дома. Мелинда Джонсон (Johnson, 1998) реализовала 
несколько оригинальных арт-терапевтических проектов, связанных с созданием 
объемных образов теми пожилыми людьми, которые посещают центр дневного 
пребывания. 52-летний Дэвид получил в автомобильной аварии травму головного 
мозга, повлекшую за собой афазию, парез и снижение памяти, а также потерю 
работы учителя. Посещая арт-терапевтическую группу, он отказывался рисовать и 
предпочитал наблюдать за тем, что делают другие.
Незадолго до праздника Хэллоуин Мелинда предложила группе изготовить из ткани и 
других материалов чучела призраков. Дэвид стал проявлять интерес к работе. Его 
прежней пассивности как не бывало: он не только создал чучело призрака, но и 
шутливо с ним разговаривал. 
Даже  пациенты с болезнью Альцгеймера оказались способны к творчеству. Проводя 
свою работу с пациенты дома престарелых, Дэбра Раленд (Ruland, 1998) раздала им 
листы бумаги с прикрепленными к ним пластиковыми кольцами и семена разных 
растений, для того, чтобы пациенты приклеивали семена к бумаге внутри кольца, 
создавая тем самым композицию. 
Большинство пациентов приклеили семена внутри кольца, однако Джени изобразила с 
помощью семян лицо. Пациенты с болезнью Альцгеймера нуждаются в 
структурировании их деятельности и активной помощи со стороны арт-терапевта во 
время занятий. Работа с ними ни в коей мере не является инсай-ориентированной. 
Основная задача арт-терапевтической работы с ними – повышение их самооценки и 
развитие навыков.
* Отставание в развитии
Еще одной непсихиатрической группой, с которой арт-терапия в настоящее время с 
успехом применяется, являются пациенты со слабоумием. Конечно, работа с ними не 
ориентирована на достижение инсайта. Поскольку их деятельность необходимо 
структурировать, студийный подход им также не подходит. В то же время, такие 
пациенты, благодаря разным формам арт-терапии, могут получить для себя пользу. 
Они, например, могут посещать музеи, для того, чтобы на основе полученных 
впечатлений создавать затем рисунки, кукол-марионеток, маски или даже книги 
(Wadeson, 2000). Одним из наиболее впечатливших меня проектов, связанных с 
работой с пациентами со сниженным интеллектом, является проект под названием 
«Колокола собора «Св. Марии». Он был разработан и реализован арт-терапевтом 
Моникой Дагерти (Dougherty, 1991) и четырьмя пациентками интерната Св. Марии и 
связан с созданием анимационного фильма. Участвовавшие в проекте пациентки 
проживали в интернате большую часть своей жизни. Создание анимационного фильма 
и связанное с этим планирование деятельности, командная работа и технические 
умения как правило превосходят возможности арт-терапевтических групп, тем более 
состоящих из больных с нарушенным развитием и сниженным интеллектом.
В течение шести месяцев реализации проекта все пациентки научились пользоваться 
видеокамерой. Они решили запечатлеть один день свей жизни и снять самих себя, 
одеваясь в разные платья и используя в качестве фона собственные рисунки. Фильм 
получился очень трогательным и эффектным. Женщины работали как единая команда, 
рассказывая средствами кино о себе историю. Они создали документальный фильм, 
достойный самой высокой оценки. Этот проект показывает, что ограничения 
человеческих возможностей могут быть преодолены.
Арт-терапевтические проекты с данной категорией пациентов не могут быть 
отнесены ни к инсайт-ориентированному, ни к студийному подходу.
Я привела лишь несколько примеров из множества тех, с которыми я познакомилась. 
Надеюсь, они показывают многообразие возможностей современной арт-терапии и ее 
творческий характер.
Обсуждение
Я собиралась продемонстрировать широкий спектр разных форм современной 
арт-терапии, проводимой с разными клиентскими группами. Если не считать тех 
клиентов с хроническими заболеваниями, которые проходят лечение в центрах 
дневного пребывания, возможности для проведения долгосрочной аналитической 
арт-тераприи – то есть той, которую описывает в своих книгах М. Наумбург – как 
правило ограничены. Особенности клиентских групп и тех учреждений, на базе 
которых проводится арт-терапия, требуют более фокусированной работы, нежели это 
предполагает студийный подход. Хотя хронические пациенты могут посещать 
арт-терапевтические занятия по несколько раз в неделю в течение ряда лет и, тем 
самым, развивать свои изобразительные навыки, занятия в арт-терапевтической 
группе обычно предполагают фокусировку на определенных материалах и темах, либо 
ориентированы на исследование конкретных областей функционирования личности 
участников группы. Как кратко-, так и долгосрочная арт-терапия не может быть 
однозначно отнесена ни к студийному, ни к инсайт-ориентированному подходам. В 
то же время, она требует от арт-терапевта гибкости и способности к инновациям 
для того, чтобы создавать такую структуру занятий, которая может принести 
клиентам наибольшую пользу. 
Почему же тогда наша профессия до сих пор раздираема на два лагеря – 
изобразительного искусства и психотерапии, студийный и клинический подходы? Я 
считаю, что за предлагаемыми объяснениями такой ситуации скрываются серьезные 
проблемы.
Неадекватность
Прежде всего, те, кто подталкивают арт-терапию к лицензированию, хотели бы, 
чтобы она завоевала признание и уважение, наряду с другими медицинскими 
специальностями. Эти люди видят в лицензировании гарантию занятости 
арт-терапевтов и более высокой оплаты их труда. С другой стороны, я знаю немало 
арт-терапевтов, которые гораздо лучше устроили свою жизнь как художники, чем 
как психотерапевты. И при этом они работают в медицинских, социальных или 
образовательных учреждениях, а отнюдь не в области художественной. 
Дипломированные же арт-терапевты нередко оказываются в самом низу рабочей 
иерархии. Владение языком психологии и приемами психотерапии часто помогают 
добиться более высокого статуса, однако во многих учреждениях арт-терапевтов 
воспринимают отнюдь не как специалистов в области психологии или психотерапии, 
а как специалистов в области изобразительного искусства. Диплом психолога может 
цениться более высоко.
Мне кажется, что многие публикации последнего времени в защиту студийного 
подхода отражают попытку некоторых представителей нашей профессии в условиях 
лицензирования защитить то, что отличает их от других специалистов. Понятно, 
что не все нынешние арт-терапевты готовы выполнять те требования, которые 
требует от них лицензирование. Для того, чтобы выпускникам были выданы 
соответствующие лицензированию документы, учебные арт-терапевтические программы 
должны сокращать количество часов по художественным дисциплинам и увеличивать 
часы по психологии, психотерапии, супервизированию и написанию дипломных работ. 
Художников ценят за их творческую продукцию, а не за интеллектуальные 
достижения. Однако, проходя арт-терапевтическую программу, они должны прилагать 
значительные интеллектуальные усилия и при этом тратить большие деньги. Понятно,
 что некоторым это не нравится, и они начинают яростно сопротивляться повышению 
своей психологической и клинической компетентности.
Власть
Одним из создающих внутреннее напряжение факторов, который однако трудно 
распознать, является борьба за власть в нашей профессии. Являясь членом 
Американской арт-терапевтической ассоциации с момента ее образования в 1969 г., 
я неоднократно оказывалась в центре  конфликта и помню, как одни члены 
ассоциации публично называли других «фашистами». Я помню собрания ассоциации, 
раздираемые фракционной борьбой. Как председатель этического комитета 
ассоциации, я участвовала в улаживании конфликтов между ее видными деятелями, 
столь много давшими нашей профессии.
В один из наиболее тяжелых моментов в истории ААТА, когда создание ее журнала 
из-за фракционной борьбы было под вопросом, я спросила одного из сенаторов, 
работавшего с несколькими профессиональными объединениями, свойственны ли им 
такие же острые противоречия, как ААТА. Она ответила, что другие сообщества не 
столь «порочны»!
Что же провоцирует борьбу за власть внутри ААТА, будь то представители 
студийного или клинического (инсайт-ориентированного) подхода? Одна из моих 
коллег из числа влиятельных в ассоциации лиц как-то сказала, что эта борьба 
носит столь острый характер именно потому, что «ставки» очень низки.
Все мы на своем опыте знаем, сколь много усилий пришлось нам приложить, чтобы 
добиться столь малого. Мы имеем низкую оплату. Наш труд плохо оценивается в 
обществе. Карьерный рост происходит очень медленно. Мы «отточили» свои «зубы» в 
долгой борьбе за профессиональное признание. Мы должны были развить в себе 
настойчивость, целеустремленность и даже агрессивность. Потратив столько сил на 
то, чтобы достичь столь малого, мы продолжаем «сражаться» друг с другом за 
право контролировать профессию.
Богатство в многообразии
Меня беспокоит некоторое уменьшение числа членов ААТА. Возможно, кого-то 
оттолкнула политическая борьба внутри профессии. Думаю, настало время позабыть 
обиды и признать то, что одним из достоинств нашей профессии является ее 
огромный творческий потенциал. Это позволяет нам оказывать реальную помощь 
очень широкому спектру разных групп населения и в самых разных условиях. Наша 
способность быть гибкими и удовлетворять потребности разных клиентов и 
разрабатывать и внедрять инновационные подходы к работе с ними является нашим 
несомненным преимуществом, которое мы должны ценить и сохранять. Это трудео 
делать в условиях продолжающегося внутреннего конфликта, когда одна фракция 
критикует методы работы другой фракции.
Вопросы арт-терапевтического образования
Очевидно, что обучающиеся на арт-терапевтических программах должны осваивать 
методы работы с разными категориями клиентов и уметь применять их в разных 
условиях. Однако двухгодичная магистерская программа не позволяет студентам 
освоить подходы к работе со всеми возможными клиентскими группами. Поэтому 
студенты должны научиться быть гибкими и проявлять творческое начало для того, 
чтобы разрабатывать оригинальные арт-терапевтические проекты. В своей 
педагогической деятельности я стремлюсь научить студентов не тому, что им нужно 
думать, а тому, как думать, как лучше понять нужды клиентов и творчески на них 
ответить. Думаю, приведенные примеры свидетельствуют о высокой креативности и 
богатых внутренних ресурсах студентов и дипломированных специалистов, 
позволяющих им оказывать реальную помощь разным категориям населения.
Заключение
В дзен-буддизме есть понятие «сознание новичка». Приведенные в этой статье 
примеры свидетельствуют о богатстве форм и возможностей современной арт-терапии.
 Большинство этих примеров отражают деятельность начинающих арт-терапевтов. Они 
приступают к своей работе, будучи открытыми для нового опыта. Опытные 
арт-терапевты могли бы поучиться у них ценить богатые возможности и творческий 
потенциал нашей профессии. Мы действительно способны на многое, когда 
используем наши богатые творческие ресурсы. И мы сужаем свои возможности, когда 
тратим силы на внутреннюю борьбу.
Литература
Allen, P. (1992) Artist in Residence: An Alternative to “Clinification” for Art 
Therapists. Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association, 9 (1),
 22-29.
Allen, P. (1995) Coyote Comes in from the Cold: The Evolution of the Open 
Studio Concept. Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association, 
12 (3), 161-166.
Black, C. (1994) The Art of Survival: Art Therapy with Women Recovering from 
Prostitution. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at Chicago.
Canby, S. (1992) Shelter Art: Is It Therapy? Unpublished Master’s Thesis, 
University of Illinois at Chicago.
Dougherty, M. (1991) Lights, Camera, Action! The Therapeutic Use of Film 
Animation with the Developmentally Disabled. Unpublished Master’s Thesis, 
University of Illinois at Chicago.
Elliott-Prisco, A. (1995) Through the Viewfinder: Focus on the Ego of Sexually 
Assaulted Females. . Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at 
Chicago.
Everman, R. (1994) Enabling Relatedness through Creative Art Interventions with 
Psychotic Children. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at 
Chicago.
Haddon, S. (1989) Empowering Battered Women through Art Therapy. Unpublished 
Master’s Thesis, University of Illinois at Chicago.
Henley, D. (1995) A Consideration of the Studio as Therapeutic Intervention.  
Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association, 12 (3), 188-190.
Junge, M. B. (with Asawa, P. P.) (1994) A History of Art Therapy in the United 
States. Mundelein, Il.: The American Art Therapy Association.
Johnson, M. K. (1998) Three-Dimensional Art Therapy a Sensory Stimulation for 
Adult Day-Care Clients. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at 
Chicago.
Kasser, W. (1998) Video Journals: Images and HIV. Unpublished Master’s Thesis, 
University of Illinois at Chicago.
Kramer, E. (1958) Art in a Children’s Community. New York: Charles C. Thomas 
Publisher, Ltd.
Lee, S. (1993) Art Therapy as a Third Language for Adolescent Korean-American 
Immigrants. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at Chicago.
Limperis, A. (1996) Making Headway: The Use of Pre-Molded Anthropomorphic 
Styrofoam Heads in a Short-Term Pediatric Setting. Unpublished Master’s Thesis, 
University of Illinois at Chicago.
McNiff, S. (1995) Keeping the Studio. Art Therapy: Journal of the American Art 
Therapy Association, 12 (3), 179-183.
Moon, B. (1998) The Dynamics of Art as Therapy with Adolescents. Springfield, 
Il.: Charles C. Thomas Publisher, Ltd.
Naumburg, M. (1966) Dynamically Oriented Art Therapy: Its Principles and 
Practice. New York: Grune & Stratton.
Ohl, J. (1992) Let the Public Share My Pain and Joy: Published Works by 
Mentally Ill Adults. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at 
Chicago.
Rubin, J. (1999) Art Therapy: An Introduction. Philadelphia: Brunner/Mazel.
Rugland, H. (1999) Sparking Creativity: Using Guided Imagery to Stimulate 
Self-Expression for Behavior Disordered Children and Adolescents. Unpublished 
Master’s Thesis, University of Illinois at Chicago.
Stoll, B. (1995) Report from the President. AATA Newsletter, XXVIII (3), 1-2.
Safar, I. (1998) The Utilization of Art Slides and Books in Group Art Therapy 
with Chronic Clients. Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at 
Chicago.
Thorn, B. (1998) Picture This: Phototherapy with Chronic Mentally Ill Adults. 
Unpublished Master’s Thesis, University of Illinois at Chicago.
Wadeson, H. (2000) Art Therapy Practice: Innovative Approaches with Diverse 
Populations. New York: John Wiley & Sons.

Сведения об авторе
Херриэт Уэйдсон – один из пионеров американской арт-терапии, руководитель 
программы арт-терапевтической подготовки при Университете Иллинойса в Чикаго; 
автор и редактор нескольких книг.

??

??

??

??

www.psy-trening.com