как отсутствие приемлемой формы, значит и содержания. Затем в процессе 
продвижения автопортрета образ проявляется, меняя оценочные категории на 
позитив, но проявляется не как на фотобумаге сразу и конкретно, а с 
многочисленными пространственно-временными искажениями. Образ должен 
«собраться», объективироваться, чтобы вывести нас во внешний мир. Мы знаем, как 
много сил иногда требуется для изображения собственного лица, какие страдания 
этот процесс может доставить в молодости и как утомляет он в старости. 
Естественно, что труднее всего это дается нашим пациентам: одни сохраняют и 
оберегают все ту же маску, другие наглухо закрывают зеркала и прекращают 
контакты, третьи много спят или убивают себя, чтобы проснуться обновленными в 
этом или ином мире; а кстати, латинское слово finis обозначает и цель и конец. 
Проблема сублимации в рамках психодинамического направления остается нерешенной 
по двум основным причинам: если идти от анализа результата творчества, это 
понятие расширяется до потери границ, а если сохранить первоначальный смысл, 
исчезает само значение творчества, тем более приписываемое ему целебное 
свойство. Нам также непонятно место врачебной интервенции в это событие – как 
назначать сублимацию, как ее дозировать, если она автоматически проявляется при 
наличии патологических расстройств? Ведь сублимация это то, что движется само 
собой, без внешнего толчка, правильно и целесообразно. Согласно Эдит Крамер, 
«каждое произведение искусства отражает в своей сути конфликт между мотивами, 
который дает жизнь этому произведению, а также в большей степени определяет его 
форму и содержание» [6, с. 15]. Типичное недоумение: может быть, 
врачу-психиатру следует вызывать борьбу мотивов у пациента, но как? Конфликт 
мотивов это патология или норма? Связана ли интенсивность творческой активности 
с определенной патологией, со степенью тяжести этой патологии? Наконец, с какой 
патологией мы имеем дело, с актуальной или с первоначальной, так сказать 
«эдиповой»?
Эдип, как известно, «рисковал» своим психическим здоровьем дважды, и оба раза 
при получении психотравмирующей информации (до и после совершения преступления),
 а не так, как это описывается в учении о карме, по которому само преступление 
обрекает человека на многократные повторы, убивающие творчество. Функцию 
оракула или пастуха-информатора парадоксально выполняет сам аналитик в практике 
лечения одного пациента, а в теории – для всех людей, воспринявших его систему 
идей. Говоря языком клиники, царь Эдип испытал посттравматический стресс, и 
речь может идти о реактивном состоянии, причем и в первом и во втором случае 
больной быстро теряет внешние связи, аутизируется прежде чем невротизироваться 
или психотизироваться. И здесь еще раз возникает вопрос: какое у феномена 
сублимации назначение? По всем признакам этот механизм самоизлечения, 
действующий в паре с механизмом вытеснения, направлен не на преодоление болезни 
(симптомов), а должен препятствовать симптомообразованию. 
Симптомы возникнут потом, когда сформируется пара врач-больной и 
нереализованный Trieb будет вытеснен в область бессознательного; вот тогда 
психодинамист и попробует еще раз «включить» механизмы сублимации, т. е. 
социализации, у своего клиента. В этой связи возникает другой вопрос: какой 
сигнал запускает этот механизм? Согласно Фрейду и его последователеям этот 
сигнал имеет отношение к некоей избыточной, нежелательной, вынужденной изоляции 
человека. Ведь часто невротик и тем более психотик обращается к психотерапевту 
как к партнеру по диалогу, удовлетворяя свою потребность в общении особым 
образом, так как другие возможности уже недоступны. Больная шизофренией Ю. из 
Новочеркасска, певчая в церковном хоре, при обсуждении сложного богословского 
вопроса по поводу того, что Бог, создатель вселенной и каждого существа, 
спросил у Адама: Где ты? – объяснила: «Он просто хотел пообщаться». Но к этому 
вопросу мы еще вернемся в другом месте при анализе понятия Dasein Мартина 
Хайдеггера, оказавшего влияние на остальную психотерапию и, по нашим 
впечатлениям, на позднего Фрейда. 
На наш взгляд, понятие сублимации, идея возгонки, которой Фрейд в старости, как 
свидетельствуют современники, дорожил больше всего, 
актуальна еще по одной причине?. Фрейд - один из немногих психиатров, кто 
задался целью выяснить, как представлены функции организма в психической сфере, 
т. е. он выдвинул идею патогенеза (точнее, психогенеза) невротических 
расстройств. Он не отрицал роли соматических функций в формировании психической 
патологии как Юнг, Ясперс или Бинсвангер (душевные причины душевных расстройств,
 «вырастание душевного из душевного», «вытекание из душевного»), но и не искал 
в физическом теле, заплетая языки двух наук в одну косу, начало психической 
патологии как приверженцы систематики Кальбаума?Крепелина. Согласно Фрейду 
Trieb представлен «на границе психического и соматического, как физический 
репрезентант стимулов, исходящих изнутри организма и достигающих психики, как 
мера требований к работе психики вследствие ее связи с телом» [13, c. 121-122]. 
Это отвечало всей направленности его творческой мысли, если вспомнить, что 
понятие бессознательного гносеологически означало свойство физического (или 
физиологического) мира [см.1]. И здесь нам нужно обратиться к самой простой 
модели динамики психофизических отношений, чтобы прояснить для себя приведенное 
высказывание Фрейда в клиническом ракурсе. Дело в том, что при определении 
Trieb’а все без исключения психоаналитики пропускают одно очень важное звено, 
предшествующее появлению инстинктивного влечения. Человек под влиянием 
различных сигналов первоначально фиксирует дискомфорт в жизнедеятельности 
своего организма, некий дефицит, который он, рефлектируя, должен определить 
(потребность в чем?); затем формируется мотив поведения, а далее форма 
удовлетворения этой потребности (модель поведения) и само удовлетворение 
(реализация мотивов). Механизмы сублимации и вытеснения уже по определению