деревьям, и не помню, кто из нас сломал копье и вместо оружия швырнул кувшин с 
вином пустыни в смертоносную воронку самума. Разом все смолкло. В том самом 
месте, где лежали осколки разбитого кувшина, застыла женская фигура. Голова ее 
была опущена на колени, а руки бессильно вытянулись по песку. Не узнал ли я в 
этот момент Неффу? Какие-то звуки вырвались из ее груди и, слившись в мелодию 
песни, понеслись в неведомую высь. И каждый звук ее песни заставлял ее расти, 
как волну, еще несколько мгновений, и она действительно превратилась в 
сверкающую воду вздыбившегося ручья. И он весело помчался от одного дерева к 
другому, словно отмечая древний путь крестоносцев. Рыцарь стоял рядом со мной 
или я стоял рядом с ним, не могу постигнуть, ибо, говорю вам, обменявшись 
опытом жизни друг друга, мы были одним целым. Самое главное, что дело 
крестоносца нашло завершение, путь его и труд был закончен. Отныне ручей нес 
воды к оливам. Новый оазис родился в пустыне, и это рождение, вероятно, стоило 
подвига, вдохновившего когда-то крестоносца на спасение Гроба Господня. 
АРТИСТ

Когда взрослого человека посещает беда, он часто превращается в ребенка. Тогда 
поступки его кажутся нелепыми или смешными, во всяком случае, мало 
соответствующими обстоятельствам. 

Альбер Винт, артист королевского театра, собираясь покончить с собой, разучивал 
свою последнюю роль. То ли всегдашнее стремление к красоте, то ли привычка к 
игре требовали от него даже в этом случае особого выражения, что можно было бы 
определить как театральный эффект. Он сознавал свою слабость, понимая, что 
природа его будет противиться насильственной смерти, и поэтому искал 
значительных декораций, фон которых придал бы ему решимости выполнить 
задуманное. До мельчайших деталей Альбер продумывал свой туалет и сцену своего 
конца. Конечно, это произойдет на закате. Мост через Гурону— самое подходящее 
место. На ажурной решетке перил изображены танцующие русалки, и сказочная 
прелесть моста, подчеркнутая старыми ивами на обоих берегах, преданно служит не 
одному поколению влюбленных. «Свидание у русалок», — и от этих слов чье сердце 
не сожмется сладко в предчувствии грядущей радости или от воспоминания о 
минувшем! И вот в момент, когда солнце коснется воды и золотая дорожка, 
соединяющая залив с устьем реки, станет быстро таять, на мост влетит карета, 
запряженная шестеркой взмыленных лошадей. Траурные ленты будут вплетены в их 
шелковистую гриву, и белизна благородных животных подчеркнет их печальную 
миссию. Кучер в старинной ливрее соскочит на землю и с почтительным поклоном 
отворит золоченую дверцу кареты. Из нее легко выскочит человек в безупречном 
черном фраке, белых лайковых перчатках, высоком цилиндре. Он подойдет к 
середине моста, быстрым движением преодолеет перила, на мгновение улыбнется 
заходящему солнцу. Может, шепнет ему: «Погоди! Я за тобой». Затем достанет 
пистолет и выстрелит себе в сердце. Тело его рухнет в воду, подняв в воздух 
прозрачные брызги. На месте падения разойдутся круги и вдруг всплывет букет 
алых роз, которые он держал в руке. Они медленно поплывут к морю, а его уже 
никогда больше не будет. Да, со слов потрясенного кучера и случайных прохожих 
газеты подробно опишут эту прекрасную смерть человека, принадлежавшего 
искусству: «Погасла недолго блиставшая звезда королевского театра. Всем 
известный артист Альбер Винт ушел из жизни, гордо швырнув ей в лицо перчатку». 
Затем будет некролог, затихающий шум сплетен, догадок — и все. Пожалуй, самое 
страшное таилось в этом «и все». Оно представлялось ему то в виде беззвездной 
ночи над морем, то бесконечной пустыней, где каждая песчинка была когда-то 
человеком, жившим на земле. Безмолвие и покой! Вот к чему он стремился, и 
грустная радость предвкушения их легкой прохладой веяла на пламя, пожиравшее 
его воспаленный мозг. 

Но как все-таки случилось, что он должен бежать из жизни? Что повлияло на 
судьбу, всегда столь благосклонную к его стремлениям и мечтам? Отчего словно 
крылья коршуна, закрыли от его глаз свет солнца, радость дней? Что за ужас 
овладел им и гонит в могилу? 


Альбер ринулся в воспоминания, пытаясь найти следы безжалостного божества, 
которое разрушило его счастье. Ведь он всегда сам творил свою судьбу. Его 
сокровищница была в воображении, и, если жизнь в чем-либо отказывала ему, 
Альбер с лихвой возмещал это в мире фантазий. И, видя его творчество, Рок 
уступал, воплощая его мечты в действительность. Артист вспомнил свои победы. Да,
 ему было что-то около двенадцати лет, когда он впервые попал в театр. 
Впечатления его вылились в могучий порыв стать на подмостки рядом с теми, кому 
аплодировали, кто жил героическими чувствами и умирал, осыпанный цветами. «У 
мальчика нет никаких данных для сцены!» — заявил директор театра его отцу, 
который, вняв мольбам сына, привел его за кулисы. Вслед за этими словами он был 
раздавлен, как лягушка, экипажем, вылетевшим из воображения маленького Альбера, 
а ночью весь театр, затаив дыхание, следил за игрой великого артиста Альбера 
Винта. Не прошло и года с тех пор. Однажды мальчик случайно подменил 
заболевшего актера гастролировавшей труппы и остался на сцене. А скоро 
свершилась и его месть. Директор театра, нанесший ему оскорбление, ночью был 
сбит почтовой каретой и умер под копытами лошади. Конечно, это было совпадение, 
но в его жизни они происходили слишком часто, чтобы не задуматься над ними. 

Вот ему двадцать лет. Он охвачен жаждой любви. Любви необычайной, прекрасной,