однажды безумие ее передалось Ирролю. В невиданную дотоле грозу, когда 
разъяренные молнии полосовали небо, оруженосец гнал коня, разыскивая Элейн. 
Наконец, среди раскатов грома, он услышал ее зов. 

— Принц! Принц! Где ты? 

— Я здесь! — закричал Ирроль, бросаясь ей навстречу. Они встретились и, 
взявшись за руки, поскакали рядом. 

— Наконец-то ты признался. Я так боялась, что никогда не найду тебя. Теперь 
пора покинуть этот край. Мы едем в твои владения, — торопливо говорила она. 

Еще мгновение, и их кони застыли над краем обрыва. Элейн повернула к нему лицо, 
озаренное счастьем. 

— Вперед, мой принц. Да светит нам надежда! 

Она стегнула коня, и он с диким ржанием рванулся в бездну. Ирроль не смог 
последовать за ней. В последний момент ему показалось, что рядом с Элейн, с 
другого бока, оказался всадник в золотых доспехах и, схватив под уздцы коня 
девушки, взмыл к разверзшимся тучам. 

Страшный удар грома сопроводил их порыв. Не помня себя, не веря своим глазам, 
оруженосец спустился с обрыва, ожидая найти у подножья тело безумной. Ни коня, 
ни Элейн он не нашел и повернул к замку. Мучительное чувство переполняло его. 
Элейн нашла Принца, но кто он был? Неужели я, или любой, кто признал себя в 
этом образе? 

На склоне холма, у дороги, он встретил старого крестоносца. Ни слова не спросил 
о дочери владелец замка, но велел Ирролю спешиться. Тяжелый меч 

сверкнул в его руках. Опустившись на колени, оруженосец приготовился принять 
смерть. Но меч лишь ударил его по плечу и затем пал на землю к его ногам. 

— Ты посвящен в рыцари! — раздался голос крестоносца. Когда Ирроль поднял 
голову, светило солнце. Вокруг было пусто. Он вздохнул, взял меч и, сев на коня,
 стал спускаться к замку. 

Что-то неуловимо изменилось в нем. Был первый день июня, — и начало лета. 
Нежный голос, то обрываясь, то вновь возникая, несся навстречу Ирролю. Он 
вспомнил, что и сам не чужд этому искусству и, подхватив мелодию, запел 
ответную песнь. И опять, как прежде, ему навстречу вышла юная женщина. Мнимое 
спокойствие моря стояло в ее изумрудных глазах. Золотистая копна волос, как 
корона, венчала голову, высокий лоб перехватывал тонкий золотой обруч. Мягкие 
нежные черты лица словно растворялись в воздухе, являя собой гармонию, присущую 
царству изысканных южных растений. 

— Ты пел мне, рыцарь? — спросила она. 

— Я, — ответил Ирроль. 

— Входи в замок и прими его гостеприимство, — вежливо пригласила его леди. Ее 
звали Найла, и она обладала волшебным голосом. Среди ночи, запев 

песнь, она могла разбудить птиц, и те начинали вторить ей, словно наступило 
утро. Изменив тон, она могла собрать или разогнать волков, повелевать табунами 
лошадей, управлять другими животными. Никто не осмеливался петь в ее 
присутствии, зная ее талант. Лишь незнание Ирроля нарушило этот неписаный 
запрет. Но странно, Найла не рассердилась на него, а скорее обрадовалась. 

Много раз она просила петь рыцаря с ней вдвоем, и когда он, как эхо, 
подхватывал ее мелодии, она улыбалась и посылала ему благодарные взгляды. Кроме 
того, ей нравилось, как он аккомпанирует ей на лютне. В иную же пору он будил 
ее фантазию, приводя к ручью и прося спеть под его простую мелодию. В непогожие 
дни леди Найла подражала голосу ветра и плеску волн. 

Рядом следи Найлой Ирроль чувствовал свои возможности, которые удваивались от 
ее присутствия, и были исполнены полноты и гармонии. 

Красота звука вела их за собой, и они не замечали, как сгущаются тучи. Меж тем 
многие знатные рыцари искали руки леди Найлы, и появление Ирроля вызвало целую 
волну гнева среди его соперников. 

Найти предлог для поединка не составляло особого труда, и вот сразу несколько 
вызовов принесли Ирролю чопорные герольды. Веря в свою судьбу, он уже не боялся 
и смело выходил на бой. Песни ли Найлы, его удача или твердость руки помогали 
ему побеждать, только вокруг него стала возникать слава самого сильного рыцаря. 
К его помощи прибегали все, кто терпел унижения, обиду или несправедливость. И 
однажды случилось так, что сама королева прибегла к его защите. Ирроль покинул 
замок и отправился ко двору.