сознание развивает совсем не такую мыслительную деятельность, какая протекает в 
чувственном мире. Это бывает скорее так, что мыслящее существо, например 
человек, при правильном видении элементарного мира воспринимает одновременно 
также и значение его существ и сил, тогда как немыслящее существо восприняло бы 
только образы, без их значения и сущности.
 При своем вступлении в духовный мир душа приняла бы, например, ариманических 
существ за нечто совсем иное, а не за то, что они есть на самом деле, если бы 
они были увидены ею не как мыслящим существом. Точно также обстоит дело и с 
люциферическими и другими существами духовного мира. Человек видит 
ариманических и люциферических существ такими, каковы они суть, когда он 
рассматривает их из духовного мира ясновидческим взором, окрепшим благодаря 
мышлению.
 Если бы душа не вооружилась достаточной силой мышления, то люциферические 
существа, при созерцании их из духовного мира, овладели бы миром ясновидческих 
образов и вызвали бы в созерцающей душе иллюзию, будто она все глубже и глубже 
проникает в искомый ею духовный мир, между тем как на самом деле она все глубже 
погружалась бы в тот мир, который люциферические силы пытаются создать как 
тождественный с их существом. Правда, душа чувствовала бы себя все более 
самостоятельной, но она вживалась бы в духовный мир, не соответствующий ее 
существу и ее первоисточнику. Она вступала бы в чуждое ей духовное окружение. 
Чувственный мир скрывает таких существ, как люциферические. Поэтому в пределах 
чувственного мира они не могут вводить сознание в обман. Они для него просто не 
существуют. И сознание имеет возможность, не вводясь ими в обман, достаточно 
укрепиться мыслительно. И это принадлежит к инстинктивным особенностям 
здорового сознания, оно лишь постольку хочет вступить в духовный мир, поскольку 
оно достаточно укрепило себя для прозрения в него в мире чувственном. Сознание 
привязано к тому роду переживания, какое присуще ему в чувственном мире. Оно 
чувствует себя в своей стихии, когда оно может переживать себя в самом себе, с 
теми мыслями, чувствами, аффектами и т.д., которыми оно обязано чувственному 
миру. В какой степени сознание привязано к этому переживанию - это особенно 
сильно сказывается в тот момент, когда совершается действительное вступление в 
сверхчувственные миры. Подобно тому, как в особые моменты своей жизни человек 
цепляется за дорогие воспоминания, так при вступлении в сверхчувственные миры 
необходимо поднимаются, словно из глубин души, вес наклонности, к каким человек 
вообще только способен. Тогда он замечает, в какой степени он в сущности 
привязан к жизни, связывающей его с чувственным миром. Эта привязанность 
является тогда во всей своей истине, без всяких иллюзий, которые человек 
создает себе обычно в жизни относительно этого факта. При вступлении в 
сверхчувственный мир человек приобретает в качестве как бы первого 
сверхчувственного достижения некоторую долю самопознания, о котором он прежде 
едва мог даже догадываться. При этом становится ясным, сколь многое должен он 
оставить позади себя, если он хочет действительно сознательно вступить в тот 
мир, внутри которого он ведь на самом деле непрерывно находится. То, что он 
сделал из себя в чувственном мире, как человек, сознательно или бессознательно 
- это с высочайшей отчетливостью выступает перед душевным взором. Последствием 
этого переживания часто бывает то, что человек оставляет все дальнейшие попытки 
проникнуть в сверхчувственные миры. Ибо в связи с ними становится ясным, что 
для успешного пребывания в духовном мире необходимо сначала научиться иначе 
чувствовать и ощущать. Необходима решимость развить совершенно иное внутреннее 
душевное настроение, чем какое было раньше, или, другими словами, к 
достигнутому раньше необходимо присоединить еще иное, добиться иного.
 Но тем не менее, что же собственно происходит в подобный момент вступления в 
сверхчувственный мир? Человек видит то существо, которым он был всегда, но 
теперь он видит его не из чувственного мира, из которого он прежде всегда 
смотрел на него; он видит его из духовного мира, без всяких иллюзий, во всей 
его истине. Видит его таким образом, что чувствует всего себя пронизанным 
силами познания, которые в состоянии измерить духовную ценность этого существа. 
При таком рассмотрении себя выявляется также, почему человек не без боязни 
соглашается сознательно вступить в сверхчувственный мир; выявляется та степень 
крепости, которой он обладает для этого вступления. Он видит, почему он, уже 
как существо сознательное, удерживает себя вдали от этого мира. И чем точнее 
наблюдает он себя таким образом, тем сильнее выступают и все наклонности, 
благодаря которым он стремится оставаться сознанием своим в чувственном мире. 
Повышенным сознанием, словно из потаенных глубин души, вызывает на свет эти 
наклонности. Необходимо познать их, ибо лишь таким образом они преодолеваются. 
Но при познании их они еще раз, совсем особым образом, доказывают свою силу. 
Они пытаются одолеть душу; она чувствует, как они увлекают ее вниз, как бы в 
какие-то смутные глубины. Момент самопознания суров. В мире слишком много 
философствуют и теоретизируют о самопознании. Душевный взор скорее отвлекается 
этим от той серьезности, которая связана с самопознанием, чем привлекается к 
ней. Но, несмотря на всю эту суровость, какое удовлетворение можно почерпнуть в 
мысли о таком устройстве природы человека, при котором сами ее инстинкты 
побуждают ее не вступать в духовный мир прежде, чем она сможет развить в себе 
достаточную степень зрелости, выражающуюся в переживании самой себя! Какое 
удовлетворение в том, что первоначально самая значительная встреча с существом 
сверхчувственного мира есть встреча со своим собственным существом в его истине,
 которое человек должен вести затем далее в развитии человечества!
 Можно сказать, в человеке таится существо, стоящее заботливо на страже у 
пограничной черты, которую он должен перешагнуть при вступлении в 
сверхчувственный мир. Это таящееся в человеке духовное существо, которое есть