объявила, что он  от  угрызений  совести  покончил  с  собой.   Отцу было 
показано тело Хлодвига с кинжалом в ране.  Хильперик  посмотрел  на  него 
холодно: он был полностью под влиянием Фредегонды, которая оскорбила  его 
с наглостью перед слугами дворца, предприняв так мало усилий  в  сокрытии 
той очевидности, которая была перед его глазами. Вместо того, чтобы убить 
королеву и ее приспешников, он молча удалился на  охоту.  Он  мог  решить 
перестрадать преступление, боясь неудовольствия Фредегонды, но  это  было 
постыдным с его стороны/Она Убила и его - из отвращения.                 
     Фредегонда,  которая  погубила  под  предлогом  колдовства   женщин, 
единственная вина которых состояла в том, что они ей не понравились, сама 
занималась черной магией и  покровительствовала  тем,  кого  она  считала 
искусными в ней. У Агерика, епископа Вердена, была арестованная колдунья, 
которая добывала много  денег,  отыскивая  украденные  вещи  и  опознавая 
воров. Женщину испытали, но  демон  отказался  выйти  из  нее,   пока она 
находится в цепях, он согласился покинуть ее, если она будет оставлена  в 
церкви без стражи и наблюдений. Они попали в  ловушку;  женщина   вышла и 
нашла убежище у Фредегонды, та держала ее в своем дворце и спасла  ее  от 
дальнейших операций  по  изгнанию  бесов,  которые  обычно  заканчивались 
сожжением на костре. В этом случае она сотворила добро не сознавая этого, 
однако произошло это скорее из-за ее предрасположенности ко злу.         
       .                                                                 
     ГЛАВА III САЛИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ ПРОТИВ КОЛДУНОВ                         
                                                                         
     Во времена правления первых французских королей  преступления  магии 
не предусматривали смертную казнь, исключая крайние  случаи,  потому  что 
было много людей, которые были бы горды умереть за  проступок,  благодаря 
чему они возвысились бы над  толпой  и  становились  страшными  в  глазах 
королей. Например, генерал Муммол, будучи на дыбе по приказу  Фредегонды, 
заявил, что он не испытывает ничего, его подвергли более страшным  пыткам 
и он умер, бросая вызов истязателям, которые были  готовы  простить  его, 
видя такую силу духа. Среди салических законов принятых  предположительно 
в 474  году,  и  приписываемых  Фарамону  Сигеберу,  находится  следующая 
статья:                                                                  
     "Если кто-нибудь удостоверит, что неЧто действовал как  эребург  или 
стриапорт - названия относились к тем, кто несет медный  сосуд  к  месту, 
где вампиры совершают свои чародейства - если он не сможет доказать  это, 
то он должен быть присужден к штрафу в 7500 денье,  или  180,5  су.  Если 
кто-нибудь  обвинит  свободную  женщину  в  том,  что  она     вампир или 
проститутка, и не сможет доказать это, он штра-' фуется  на  2500  денье, 
или 62,5 су. Если вампир будет найдет  виновным  в  том,  что  он  пожрал 
человека, он штрафуется на 8000 денье или 200 су."                       
     Легко видеть, что в те времена каннибализм был возможен на  условиях 
оплаты и, более того, что рыночная цена человеческого мяса была не  очень 
высока. Оклеветать человека стоило 180,5 су, но за небольшую  прибавку  к 
этой сумме он мог быть убит и съеден, что было более почетным  и  полным. 
Это   замечательное   установление   напоминает   столь      же курьезное 
повествование Талмуда, которое было  истолковано  запоминающимся  образом 
знаменитым Рабби Иехиелем в присутствии королевы, имя которой в книге  не 
названо. Это была скорее всего кор'олева Бланш, потому что Рабби  Иехиель 
жил в правление Людовика Святого. Он был приглашен ответить на возражения 
обращенного еврея  по  имени  Дуэн,  который  получил  при   крещении имя 
Николая. После дискуссии по тексту Талмуда, они  нашли  там  следу,  ющий 
пассаж: "Если кто-нибудь предложит кровь своих детей Молоху, оставьте его 
умереть смертью". Талмуд прокомментировали так: "Тот,  кто  предложит  не 
малую часть крови, а всю кровь, и всю плоть своих детей, не подпадет  под 
действие закона и не должен быть наказан".  Те  кто  принимал   участие в 
дебатах шумно протестовали против такой конструкции, которая превосходила 
всякое понимание; некоторые  с  сожалением  смеялись,  иные   тряслись от 
негодования. Рабби Иехиель еле добился того, чтобы его выслушали, и когда 
он этого достиг, все выражали неудовольствие,  чтобы  показать,  что  его 
осуждают.                                                                
     "У нас смертная казнь - это искупление, следовательно примирение,  а 
не акт мести. Все, кто умирает по закону Израиля, умирает  с  миром;  они 
разделяют мир в смерти и они спят со своими отцами. Никакое проклятие  не 
сходило с  ними  в  могилу,  они  прибывают  в  бессмертии   дома Иакова. 
Следовательно, смерть есть венчающая  милость,  это  лечение  отравленной 
раны горячим железом. Но мы не прилагаем железа к тем, кто переболел;  мы 
не имеем юрисдикции над теми, размеры проступка которых  отрезает  их  от 
Израиля. Они теперь жертвы и, следовательно, не  нам  сокращать   срок их 
проклятия на земле: они освобождены Гневом Божьим. Человек  может  ранить 
лишь то, что он может излечить и мы  не  предлагали  лекарства   тем, кто 
находится за пределами выздоровления. Отец семьи наказывает только  своих 
детей и удовлетворяется тем, что закрывает дверь перед  посторонними.  Те 
великие  преступники  против  которых   наш   закон   не   высказывается, 
наказываются отлучением от церкви, а это наказание сильнее смерти".      
     Объяснение Рабби Иехиеля удивительно,  оно  дышит  духом  патриарших 
гениев Израиля. Воистину, евреи наши отцы в науке и если бы мы  -  вместо 
их преследования попытались бы понять их, то они сегодня не были  бы  так 
отделены от нашей веры.                                                  
     Предания Талмуда показывают еврейскую древность  веры  в  бессмертие