реализацию и А - применение. В двенадцатой главе Ритуала я дам нужные для
приспособления рецепты великих учителей и, главным образом, тот, который 
находится в герметической крепости Генриха Кунрата.

   Теперь же я предлагаю моим читателям заняться изучением дивного трактата,
приписываемого Гермесу Тримегисту и называющегося "Минерва мира" (Minerva
mundi). Трактат этот находится только в некоторых изданиях произведений 
Гермеса и содержит в себе под аллегориями, полными поэзии и глубины, 
учение о самосоздании существ или о законе творения, являющегося 
результатом согласия двух сил, называвшихся алхимиками "постоянным" 
(fixe) и "летучим" (volatil); в абсолюте эти силы называются 
необходимостью и свободой. В этом сочинении разнообразие форм, 
распространенных в природе, объясняется различием духов, и уродливости - 
расхождением усилий. Чтение и размышление над этим сочинением необходимы 
для каждого адепта, желающего исследовать тайны природы и серьезно 
взяться за исследование великого дела.

   Когда учителя алхимии говорят, что для выполнения дел науки нужно мало 
времени и денег, в особенности, когда они утверждают, что необходим 
только один сосуд, когда они говорят о великом и единственном атаноре, 
которым все могут пользоваться, который у всех под руками... что люди, 
сами того не зная, обладают им - они намекают на философскую и моральную 
алхимию. Действительно, твердая и решительная воля в короткое время может
достигнуть абсолютной независимости, и все мы обладаем химическим 
инструментом, великим и единственным атанором, который служит для 
отделения тонкого от толстого и постоянного от летучего. Этот инструмент,
совершенный, как мир, и точный, как сама математика, изображается 
мудрецами символом пентаграммы, или пятиконечной звезды, абсолютного 
знака человеческого разума. Я последую примеру мудрецов, и не назову его:
слишком легко угадать это.

   Соответствующая этой главе фигура Таро была плохо понята Куртом де 
Гебелин и Эттейлла, видевшими в ней только ошибку, сделанную немецким 
карточником. Эта фигура изображает человека со связанными за спиной 
руками, с двумя мешками денег, привязанными к подмышкам, и повешенного за
ногу на виселице, составленной из двух древесных стволов, - каждый с 
шестью обрубленными ветвями - и перекладины, дополняющие изображение 
еврейского Taу; ноги его скрещены, и локти с головой образуют - 
треугольник. В алхимии треугольник с крестом наверху обозначает окончание
и совершенство великого дела, т.е. тождественен по значению с Тау, 
последней буквой священной азбуки.

   Следовательно, этот повешенный - адепт, связанный своими обязательствами,
одухотворенный - с ногами, обращенными к небу; это - также античный 
Прометей, в бессмертных муках подвергающийся наказанию за свою славную 
кражу. Вульгарно это - Иуда, предатель, и казнь его - угроза всякому,
кто откроет великую тайну. Наконец, для еврейских каббалистов, этот 
повешенный, соответствующий их двенадцатому догмату, учению ii об 
обещанном Мессии - протест против признаваемого христианами Спасителя; и 
они как бы продолжают говорить ему.

   - Как можешь спасти других, ты, не сумевший спасти самого себя?

   В Сефер-Тольдос-Иешу (Sepher-Toldos-leschu), антихристианской 
раввинической компиляции, находится странная притча: "Иешу, - 
рассказывает раввин, автор легенды, - путешествовал с Симоном Баржоной и 
Иудой Искариотом. Поздно и утомленные пришли они в уединенный дом. Им 
очень хотелось есть: нашли же они только молодую, очень маленькую и худую
гуску. Для трех это было слишком мало; разделить ее значило раздразнить 
только голод. Решили бросить жребий, но так как им страшно хотелось 
спать, "заснем, пока нам приготовят ужин, - сказал Иешу, - проснувшись мы
расскажем свои сны, и тот, кому приснится наилучший сон, съест маленькую 
гуску". Так и сделали. Наконец они встали. Мне снилось, - сказал святой 
Петр, - что я был наместником Бога. Мне, - что я был самим Богом, сказал 
Иешу. А мне, - лицемерно возразил Иуда, - снилось, что я став лунатиком, 
встал, тихо спустился вниз, снял гуску с вертела и съел. Сошли вниз; но 
гуска действительно исчезла: Иуда видел сон наяву.*

   * Этот анекдот находится не в самом тексте Сефер-Тольдос-Иешу, но в 
раввинических комментариях к этому сочинению,

   Эта легенда - протест еврейского позитивизма против христианского 
мистицизма. Действительно, в то время, как верующие предавались 
прекрасным мечтам, осужденный израильтянин, Иуда христианской 
цивилизации, работал, продавал, занимался ажиотажем, становился богатым, 
завладевал реальностями настоящей жизни и был в состоянии одолжать 
средства существования тем самым культам, которые так долго его осуждали.
Древние обожатели ковчега, оставшись верными культу туго набитого 
сундука, имеют теперь храмом биржу и оттуда управляют христианским миром.
Действительно, Иуда может смеяться и радоваться, что он не спал, подобно