представить весь мир «законной собственностью физической науки». 
Одним словом, мы имеем дело с утверждением, что освещенное веками учение, 
оказывается, проистекает из теории, согласно которой «все ныне существующие 
животные и растения и все организмы, когда-либо жившие на земле», развились с 
течением времени из «нескольких, а возможно, даже одной-единственной простейшей 
формы» (Дарвин). Индусский философский догмат, — говорят нам, — подтверждается 
и объясняется вполне научной аксиомой. Что же это за аксиома? А вот послушайте: 
наука утверждает, что цепь превращений, через которые проходит каждый зародыш — 
семя, из которого произрастает дерево, или яйцеклетка, развивающаяся в живое 
существо, представляет собою ни что иное, как постепенный переход от 
первоначальной, гомогенной материи этого зародыша к более сложной, гетерогенной 
форме. Таким образом, индийское учение подтверждается научной теорией 
эволюционизма и отождествляется с этой теорией, что, разумеется, очень почетно 
для древней мудрости, оказавшейся достойной современного материалистического 
мышления. 
Философская доктрина, поясняет наш пессимист, не просто подтверждается 
процессом индивидуального роста и развития различных организмов, но и наглядно 
иллюстрируется им как в общем и целом, так и во всех своих деталях. Её 
истинность доказывается как эволюцией и ростом нашей собственной планеты, так и 
аналогичными процессами в масштабах всей Вселенной. Словом, рождение и развитие 
органического мира в его всеобъемлющей полноте свидетельствуют в пользу древней 
мудрости. Наукой установлено, что органический мир — от универсалий до 
частностей — подчинен одному и тому же закону прогрессирующего усложнения, 
закону перехода от единства к множественности как «фундаментальной схеме 
эволюции жизни». Даже эволюция народов, социальных отношений и общественных 
институтов, развитие языков, наук и искусств суть неизбежные и фатальные 
следствия вездесущего закона «раскола единства и превращения его во 
множественность, перехода от гомогенности к полиформизму». 
Но, соглашаясь на словах с индийской мудростью, наш автор интерпретирует 
фундаментальный закон природы на свой собственный лад, при этом немилосердно 
искажая его. Для него этот закон одинаково применим также и к историческим 
судьбам человечества. По его мнению, эти судьбы тоже подчинены и служат 
подтверждением истинности индийской концепции. Он полагает, что человечество во 
всей своей совокупности всё больше и больше отдаляется (по мере своего развития 
и эволюционного продвижения, сопряженного с дроблением на части, каждая из 
которых становится особой и независимой составляющей некогда единого целого) от 
своего изначального — здорового и гармоничного — состояния. Каждый новый виток 
усложнения социальной структуры и общественных отношений, равно как и 
индивидуального бытия, ведет к уменьшению жизненной силы, угасанию энергии 
чувств и разрушению первичного единства, без которого невозможна внутренняя 
гармония. А отсутствие этой гармонии порождает в свою очередь внутренний 
дисбаланс, который становится причиной величайшего умственного убожества. Таким 
образом, зло коренится в самой природе жизненной эволюции, предусматривающей 
усложнение. И каждый шаг вперед вызывает в виде побочного эффекта 
дополнительное рассеивание энергии, что неизбежно ведет к пассивной апатии. 
Таков, по его словам, неотвратимый результат каждого прогрессирующего 
усложнения жизни, ибо эволюция, или развитие, есть ни что иное, как переход от 
гомогенного к гетерогенному, распыление целого во множестве и т. д., и т. п. И 
этот ужасный закон универсален, т.е. распространяется на всех созданий — от 
бесконечно малых до человека включительно, поскольку закон этот, как признает 
сам автор, является одним из фундаментальных законов природы. 
Но именно этот односторонний взгляд на физическую природу, предлагаемый нам 
германским автором, ни словом не обмолвившимся о её духовном и психическом 
аспекте, заключает в себе смертный приговор для всей созданной им школы. Ибо 
важно не то, применим ли вышеупомянутый закон дифференциации и его фатальных 
последствий к тем или иным примерам роста и развития различных видов животных и 
даже самого человека, но то, является ли этот закон, положенный в основу и 
служащий главным аргументом в пользу новой теории пессимистической школы, в 
действительности фундаментальным и универсальным? Мы желаем доподлинно знать: 
охватывает ли данная схема эволюции весь процесс развития и роста, на всех его 
этапах и во всей его совокупности, и правомерно ли признание этого процесса 
единоличной собственностью физической науки? И если вся его суть действительно 
заключается «единственно лишь в переходе от гомогенного состояния к 
гетерогенному», как это утверждает Мейнлендер, то остается ещё доказать, что 
именно этот процесс является подлинным творцом «тех сложных комбинаций тканей и 
органов, которые создают совершенную форму животного или растения». 
Но, как уже отмечали некоторые критики «Пессимизма и прогресса», наш немецкий 
пессимист ни на йоту не сомневается в том, что исследует эволюцию во всей её 
полноте. Его открытие и всё учение «основывается на уверенности в том, что 
развитие и фундаментальный закон прогрессирующего усложнения структуры 
заключаются только в одном: в трансформации единства во множественность». А 
отсюда и отождествление эволюции с ослаблением и упадком, с постепенным 
угасанием всех сил и энергий. 
Мейнлендер был бы абсолютно прав в своих аналогиях, если бы этот закон 
дифференциации гомогенного в гетерогенное действительно был фундаментальным 
законом жизненной эволюции. Но подобное предположение выглядит ошибочным как с 
метафизической, так и с физической точки зрения. Эволюция никогда не протекает 
по прямой линии, как, впрочем, и любой другой природный процесс, но 
продвигается циклически — так же как и всё остальное. Циклические змеи кусают 
свои собственные хвосты, подражая Змею Вечности. И в этом индийское учение