возвращающему его в исходное состояние божественности, на сей раз дополняемое 
накопленным опытом, благодаря которому дух получает новое качество — всеведение.
 Иными словами, дух может вернуться в состояние изначальной гомогенности 
первоисходного вещества не иначе как обогащённый плодами кармы, ибо это 
единственный способ создать абсолютно сознательное божество, лишь на одну 
ступень отстоящее от абсолютного всего. 
Библия содержит недвусмысленные указания на то, что зло существовало задолго до 
Адама и Евы, и, следовательно, на них никак не может лежать проклятие 
первородного греха. Ибо если бы до их появления в мире не было ни зла, ни греха,
 то откуда бы тогда взялся змий-искуситель или же Древо Познания добра и зла в 
саду эдемском. Свойства этой яблони наглядно описаны в том стихе, где говорится 
о грехопадении Адама и Евы, вкусивших ее запретного плода: «И открылись глаза у 
них обоих, и узнали они» многое, помимо того, что наги. Таким образом, слишком 
большое знание о материальных вещах вполне справедливо названо злом. 
Но как бы то ни было, наш долг — всесторонне изучить новоявленную опасную 
теорию и разоблачить её. До сих пор пессимизм пребывал в сфере философии и 
метафизики, даже не пытаясь вторгаться во владения чисто физических наук, к 
числу которых, безусловно, принадлежит дарвинизм. Теория эволюции приобрела 
ныне практически всеобщее распространение, и нет теперь такой школы (за 
исключением воскресных и миссионерских), где она не преподавалась бы с теми или 
иными модифицирующими отступлениями от первоначальной программы. Но с другой 
стороны, ни одно учение не подвергается таким злоупотреблениям и не 
притягивается за уши ко всевозможным околонаучным рассуждениям с большим 
проворством, нежели теория эволюции; данное утверждение особенно справедливо 
для тех случаев, когда фундаментальные законы эволюции привлекаются для решения 
сложнейшей и в высшей степени абстрактной проблемы многогранного человеческого 
существования. Там, куда «боятся ступать» психология и даже философия, 
материалистическая биология орудует кувалдою поверхностных аналогий и 
предвзятых умозаключений. И хуже всего то, что, считая человека всего лишь 
высшим животным, она утверждает его неоспоримую и полную принадлежность к сфере 
эволюционистской науки. Но теперь парадоксы в этой сфере уже не накрапывают 
мелким дождичком, но льются на головы учёных, как из опрокинутого ведра. 
«Человек — мерило всех вещей», но в то же время измеряется и анализируется по 
той же самой схеме, что и животное. Один немецкий материалист называет духовную 
и психическую эволюцию законной собственностью физиологии и биологии, полагая, 
что только через разгадку тайн эмбриологии и зоологии можно решить проблему 
человеческого сознания и происхождения его души*. Другой находит оправдание 
самоубийцам в том, что они якобы следуют примеру животных, которые, устав от 
жизни, до смерти морят себя голодом**. 
__________
* Геккель.
** Лео Бах. 
До сих пор у пессимизма, невзирая на изобилие и великолепие его парадоксов, 
была одна явно слабая сторона, а именно: отсутствие сколь бы то ни было 
реального и очевидного базиса, на который он мог бы опереться. У его 
последователей не было никакой достаточно жизнеспособной направляющей мысли, 
которая служила бы им маяком, помогающим счастливо избежать всех — реальных и 
воображаемых — подводных мелей и рифов человеческой жизни, столь щедро 
рассеянных повсюду ими самими в виде обвинений, каковые они выдвигают в адрес 
жизни и бытия. Всё, что они могли до сих пор, — это полагаться на авторитет 
своих ведущих представителей, нашедших для себя весьма оригинальное (хотя и 
бесполезное) занятие — увязывать всё существующее в жизни многообразное зло с 
метафизическими концепциями великих немецких мыслителей, таких, как Шопенгауэр 
и Гартманн (они делали это с самозабвением маленьких мальчиков, которые 
подвязывают разноцветные хвостики к воздушным змеям своих старших товарищей, 
чтобы потом порадоваться, гдядя на них в воздухе). Но теперь их программа 
существенным образом меняется. Пессимисты нашли себе поддержку гораздо более 
солидную и авторитетную (хотя и не столь философичную), нежели привязывание 
своих жалоб и стенаний к метафизическим воздушным змеям Шопенгауэра. Те дни, 
когда они соглашались со взглядами этого философа, называвшего вселенскую волю 
главным виновником всего мирового зла, ушли безвозвратно. Не устраивает их 
более и туманная концепция «бессознательного» фон Гартманна. Пессимисты 
настойчиво искали более благоприятную и менее метафизическую почву для 
возведения здания своей пессимистической философии, и старания их увенчались 
успехом — теперь причину вселенского страдания они видят в фундаментальных 
законах физического развития. Зло уже не связывается с непонятным и 
сомнительным фантомом, именуемым «волей», но удостоверяется очевидными и 
неоспоримыми научными фактами: отныне пессимистов будут тащить за собою на 
буксире эволюционисты. Их основной аргумент мы уже привели в самом начале 
статьи. Вселенная и всё, что в ней есть, возникло вследствие «раскола 
первоначального единства и превращения его во множественность». И, как я уже 
говорила, это не совсем точное изложение индийского учения отнюдь не вызывает в 
мозгах у пессимиста ассоциации с Единым, с ведантистской абстракцией — 
Парабрахмом; в противном случае я ни за что не применила бы здесь термин 
«раскол». Не думает пессимист в этот момент и о Мулапракрити, или «завесе» 
Парабрахма; более того, он не помышляет даже о первоначальной проявленной 
материи (в лучшем случае — он может лишь логически вывести её существование), 
что следует из толкования д-ра Мейнлендера, но связывает сие Единое главным 
образом с земной протоплазмой. Дух божества в данном случае полностью 
игнорируется; и очевидно, что происходит это вследствие необходимости