который папа Лев X якобы дал на алхимическую поэму, посвященную  ему алхимиком 
Аврелием Авгурелли. Авгурелли рассчитывал получить  щедрую награду, но Лев X, 
не будучи особым поклонником золота, вручил  алхимику красивейший - но 
совершенно пустой - кошелек: тому, кто умеет  делать золото, нужно для него 
достойное хранилище.
 	Средневековые короли не отличались таким равнодушием. В 1380 году  король 
Франции Карл V запретил всякие алхимические опыты. Некий  злосчастный адепт, 
осмелившийся пойти против воли монарха, был схвачен  и едва избежал петли. 
После смерти короля этот закон предали забвению. Генрих IV Английский в 1404 
году издал указ следующего содержания:  "Отныне и впредь никто не смеет под 
страхом судебного преследования  умножать золото и серебро, а также прибегать к 
мошенничеству с целью  преуспеть в своих замыслах". В этом поставлении 
проводилась  определенная грань между истинной и шарлатанской трансмутацией, но 
на  него не обращали внимания ни фокусники, ни убежденные герметисты. В  1418 
году запрет на занятия алхимией был введен в Венецианской  республике, но 
эффективность этой меры оказалась ничуть не выше, чем в  Англии. С развитием 
капитализма отношение монархов к алхимии  изменилось. Стоило королям и князьям 
учуять запах золота (читай -  власти), они становились сама любезность. Стоило 
им разочароваться,  они подвергали виновного наказаниям, с жестокостью которых 
не  сравнились бы и самые суровые из средневековых законов, направленных  
против герметизма. Жажда золота и научный интерес побудили нескольких  монархов 
самолично заняться проблемой трансмутации. Среди них особое  место занимают уже 
знакомые нам императоры Рудольф II (1552 - 1612) и  Фердинанд III (1608 - 1657),
 опекавшие алхимиков и оказывавшие им  финансовую поддержку.
Многие теологи чувствовали, что герметическая философия не  согласуется с 
христианскими догмами (хотя против алхимической практики  как таковой они 
выступали редко). Их не вводили в заблуждение частые  цитаты из Библии в трудах 
алхимиков. За видимой скромностью  герметистов таилась преступная гордыня. Они 
указывали путь к спасению,  явно отличавшийся от проповедуемого церковью.
В предыдущих главах уже шла речь о том, что искусство алхимии  (как и все иные 
попытки постичь тайны природы) воспринималось как  бесплодное и пр(клятое 
знание. С ним ассоциировалось два ужасных  преступления: бракосочетание земных 
женщин с падшими ангелами и  первородный грех Адама, вкусившего плод с древа 
познания. Далее мы  обнаружили, что герметизм был тесно связано с гностицизмом: 
герметисты  заимствовали у гностиков символ змея.
Фундаментальное расхождение между гностицизмом и католицизмом  заключается в 
различии концепций вины. Ортодоксальная церковь смиренно  признавала 
первородный грех и заявляла, что единственный путь к  спасению лежит через 
примирение с оскорбленным Богом-Отцом. Это  примирение свершилось, когда Сын 
добровольно принес себя в жертву,  смыв Своей кровью Адамов грех. Но многие 
гностические секты не  признавали первородного греха: они оправдывали поступок 
Адама  несправедливостью Бога. Как уже говорилось, они утверждали, что творец  
материального мира - не более чем несовершенный создатель  несовершенной 
вселенной. Он-то и есть ветхозаветный Бог, ревнивый и  завистливый тиран, 
побудивший евреев распять Христа. Сын погиб в  результате коварных происков 
отца. Таким образом, гностики вывернули  обвинение наизнанку и спроецировали 
свое чувство вины на обвинителя -  оскорбленного отца.
Ранние алхимики почти наверняка разделяли эту концепцию. Их  эмблемы - древо и 
змей - по-видимому, и для них являлись символами  событий, свершившихся в саду 
Эдема. Понимали ли эту символику более  поздние адепты и было ли им известно 
истинное происхождение  алхимической доктрины, - неясно. Но в любом случае 
алхимия сохранила  еретические представления о том, что дорога к божеству лежит 
через  обретение знания (sophia): душа и дух должны слиться воедино, т.е. вера 
должна быть тождественна научному знанию. Разум, с точки зрения  адепта, имеет 
божественную природу наравне с душой; герметисты нередко  вообще не различали 
эти два понятия.
Несмотря на все богатство алхимической символики, мы не найдем в  ней образа 
распятого Спасителя - несмотря на то, что льющаяся кровь  является символом 
четвертой стадии трансмутации. Вместо Христа  алхимики изображают избиение 
невинных младенцев царем Иродом,  преступным отцом народа. Шестую стадию 
алхимического процесса Фламель  представляет символом распятого змея, словно 
намекая на гностическую  идею спасения через мудрость. В герметических 
аллегориях Лямбшпринка  отец и сын вступают в открытый конфликт, а в примирении 
их разум  участвует наравне с духом. Но примирение обязательно предваряется  
разделением. Дух говорит:   

Ступай за мной, я проведу тебя повсюду, 
К вершинам высочайших гор, 
Дабы увидел ты, сколь велики земля и море, 
И испытал бы истинное счастье(.
 
На древнем чертеже Клеопатры фигурирует гностическая троица:  отец, мать и сын. 
Концентрические круги в левом верхнем углу рисунка  помечены символами золото, 
серебра и ртути, которые следует понимать  как эмблемы членов этого небесного 
семейства. Намекает на присутствие  женского начала в троице и Гермес 
Трисмегист, говоря: "Солнце ее отец. Луна ее мать". Алхимики сохранили 
представление о гностической троице  в образе макрокосмического треугольника, 
углы которого символизируют  солнце, луну и философский камень.
  
[Илл. на стр. 128. 51. Герметическая аллегория: "Природа поучает  природу".]