Познакомившись со всеми этими удивительными сообщениями, невольно  склоняешься 
к тому, чтобы уверовать в трансмутацию. Что можно им  противопоставить? 
Возможно, хотя и маловероятно, что короли и герцоги  воздавали должное хитрости 
удачливых адептов, а вовсе не их истинным  алхимическим способностям. Разве в 
более поздние времена монархи не  вознаграждали за ловкость рук самых обычных 
фокусников, появлявшихся у  них при дворе? Этот обычай сохранялся и в начале XX 
века. Вопрос в  том, верили ли на самом деле в чудотворную силу своего 
искусства  Фердинанд, Рудольф, Фредерик и прочие августейшие алхимики. Если да, 
 то зачем им понадобилось награждать тех, кто пытался обмануть их? И  зачем им 
понадобилось защищать алхимию и доказывать ее могущество?  Чтобы прочие 
европейские монархи поверили в их несметные богатства и  способность воевать 
сколь угодно долго?  А как насчет сухих и трезвых свидетельств, которые 
приводят  серьезные ученые - Мартини, Цвингер, Динхайм, Гельвеций и другие?  
Неужели их тоже было легко обмануть? А ведь кое-кто из них проводил  операции 
собственноручно. Иногда заявляют, будто на самом деле  алхимики-шарлатаны 
украдкой добавляли в тигель какое-то  золотосодержащее вещество. Какой 
проницательный вывод! Можно подумать,  что опытный ученый купился бы на такое 
грубое трюкачество.
Мало того, хотелось бы знать, как авторы этой "гипотезы" ответят  на вопрос: 
какое золотосодержащее вещество смогло бы превращать в  золото столь 
значительные количества неблагородного металла? И куда  девался при этом сам 
исходный металл? Такое чудесное вещество ни в чем  не уступало бы пресловутому 
философскому камню. Может быть, все эти  серьезные ученые просто хотели 
разыграть своих коллег? А если нет, то  разве стали бы они вставлять 
вымышленные истории в научные трактаты?  Возможно, у них были какие-то свои 
мотивы защищать алхимию - ту самую  алхимию, которую прежде они так ревностно 
опровергали. Но такие мотивы  должны были быть поистине очень вескими. Ибо едва 
ли кто-то из этих  прилежных естествоиспытателей пожелал бы рискнуть карьерой и 
добрым  именем во имя пустяка. С какой бы стороны мы ни подошли к этой  
проблеме, тайна остается тайной. До сих пор еще ни одному доводу  разума 
удалось сорвать с нее покровы чуда.
    
Наследие пр(клятых.
  
"Змеи, моей прабабки, следуй изреченью, 
Подобье Божие утратив в заключенье" (И.В.Гете, "Фауст", пер. Б.Пастернака).
  
В прошлом многие ученые занимались алхимией наряду с другими  науками - 
геометрией, математикой и т.д. Но были и адепты, чьим  единственным занятием 
оставалась добыча философского камня. Что толку  тратить время на другие 
области знания, - полагали они, - если камень  наградит своего владельца всеми 
моральными и интеллектуальными  достоинствами? Они изучали герметизм не как 
частную область науки, а  как всеобъемлющее искусство, которое заключает в себе 
все сущее и, в  том числе, питает разум и наставляет душу на путь истинный. 
Такие  "специалисты" были мистиками, хотя и не следовали ортодоксальному  
католицизму; были учеными, хотя и не обладали научным знанием,  доступным в ту 
эпоху; были ремесленниками, не способными, однако,  передать другим секреты 
своего ремесла. Они были сектантами -  "трудными детьми" своего времени.
Психоаналитики обнаружили невротический характер алхимических  аллегорий и 
опытов, указав на пристрастие адептов к процессам гниения,  на склонность 
экспериментировать с ядовитыми субстанциями, на  нездоровое эротическое 
любопытство, граничащее с вуайеризмом, на  возвеличение образа гермафродита, и 
так далее. Если они правы, то  психика алхимика удивительно напоминает психику 
художника в том виде,  в каком она представляется Фрейду. В обоих случаях из 
аномального  рождается нечто ценное и полезное. Выражаясь языком алхимии, можно 
 сказать, что непосредственно за стадией гниения следует  возгонка-сублимация.
Моральные и интеллектуальные постулаты алхимической доктрины не  были для 
адепта теорией, оторванной от жизни. Убежденный алхимик  искренне желал блюсти 
"чистоту сердца", быть милосердным и  благочестивым: он твердо знал, что камень 
может быть дарован только  достойному. Однако представления алхимика о том, что 
есть благо,  отличались от воззрений, принятых в обществе. Представители 
духовной и  светской власти неизменно терзались сомнениями, когда им 
приходилось  решать, как относиться к герметисту: воздать ли ему почести как  
возвышенному и чистому душой мудрецу - или стереть его с лица земли  как 
шарлатана и святотатца. По сравнению с этой глобальной проблемой  вопрос о том, 
возможно ли превращать свинец в золото, казался сущим  пустяком. С середины XIV 
до конца XVI века эффективность алхимии, в  целом, не вызывала сомнений: в 
юридических документах факты  трансмутации довольно часто предстают как 
бесспорные. В 1668 году  канцелярия города Бреслау выдала алхимику Кирхофу 
диплом,  удостоверяющий его право на алхимическую практику(.
 	Средневековые папы, как правило, не проявляли к алхимии открытого  интереса. 
Лишь немногие из них разделяли примечательный скептицизм  Иоанна XXII, чья 
булла против этого искусства (1317 г.) начиналась  так: "Несчастные алхимики 
обещают то, чего дать не могут. Они именуют  себя мудрецами, но сами падают в 
ямы, которые роют для других. Они  заявляют смехотворные претензии на то, что 
овладели искусством  алхимии. Но невежество их становится явным, как только они 
начинают  цитировать старых авторов; они не нашли того, что найти невозможно, 
но  до сих пор надеются обрести это в будущем"(*. Всего за несколько лет  до 
обнародования этой буллы Арнальдо де Виланова совершил на глазах  Его 
Святейшества две успешные трансмутации. Известен также остроумный  ответ,