предстоит явиться в мир. Смерть, как и жизнь, есть постоянная транформация и 
смена условий нашего существования. Наши влечения изменяются вместе с ними. До 
рождения мы неразрывно связаны с материнским лоном, но, родившись, мы уже не 
нуждаемся ни в плаценте, ни в оболочках, питавших нас и оберегавших нашу жизнь, 
пока мы находились в утробе. В младенчестве нас более всего интересовала 
материнская грудь, но мы забыли её, когда она стала нам не нужна. От того, что 
полностью занимает наше сознание в юности, мы отрекаемся, став старше, а 
сбросив физическое тело, мы отбрасываем вместе с ним все влечения к тому, что 
было притягательно или жизненно необходимо для этого тела. 
Но если душа опять приблизится к материальному плану и с помощью медиума снова 
войдет в соприкосновение с ним, прежнее сознание и желания, уже уснувшие, 
пробудятся, и физическая чувствительность вернется. Если медиум перестает на 
нее воздействовать, она опять впадает в оцепенение и бессознательное состояние, 
в то время как истинный дух радуется своей свободе и его не волнует, что 
происходит с низшими принципами, которые когда-то ему принадлежали. 
То, что совершенно, не знает смерти, но несовершенное должно рано или поздно 
погибнуть. Так называемая смерть — это просто процесс уничтожения бесполезного. 
В этом смысле мы умираем постоянно, каждый день, и даже желаем этого, ибо любой 
разумный человек хочет избавиться от своих несовершенств, их последствий и 
страданий, которые они причиняют. Никто не боится потерять то, что ему 
нежеланно, и если кто-то цепляется за нечто бесполезное, то лишь потому, что не 
сознаёт и не знает полезного. В таком случае он уже мертв для добра, и ему надо 
ожить и научиться сознавать, что полезно, умерев для бесполезного. Это и 
зовется мистической смертью, благодаря которой достигается просветление: она 
подразумевает бессознательность в отношении никчемных земных желаний и страстей 
и утверждает сознание бессмертного и истинного. Люди порой боятся смерти, но 
лишь потому, что ошибочно принимают низшее за высшее и предпочитают 
материальные иллюзии духовным истинам. Совершенное не знает смерти, и тот, кто 
несовершенен, должен отбросить свои несовершенства, чтобы совершенное в нем 
могло сознавать и жить. Мудрые призывают к подобной мистической смерти как к 
лучшему средству против смерти реальной. 
Гермес Трисмегист говорил: "Счастлив тот, чьи пороки умерли прежде него", а 
великий учитель Фома Аквинский писал: "Научитесь умирать для мира (для приманок 
материи), чтобы начать жить со Христом (безличностным шестым принципом каждого 
человека)". 
Человеку, чьи пороки умерли во время земной жизни, не придется умирать опять, 
когда он будет жить как душа. Его звездное тело растает, как серебряное облако, 
не сознавая никаких низших желаний, а дух обретет полное сознание красоты, 
гармонии и истины; но тот, чье сознание концентрируется в страстях, бушевавших 
при жизни в его душе, не постигнет ничего выше того, что было для него высшим 
прежде, и, пережив смерть, не осознает ничего нового. Бессознательность не 
способна дать сознание, неведение не дает знания. Благодаря мистической смерти 
мы приходим к жизни и сознанию, пониманию и счастью, ибо пробуждение более 
высоких элементов жизни предполагает смерть того, что бесполезно и низко. 
Существуют esprit souffrantes, наши страдающие души. Призраки существуют в 
самом деле — это астральные тела тех, кто умер преждевременно, чья физическая 
оболочка погибла раньше, чем дух был готов отделиться от души. Притяжение земли 
не отпускает их, пока не придет срок, определенный для конца их физической 
жизни законом их кармы. Обычно они не сознают полностью своего положения, но 
медиум своим воздействием может на время вернуть их к жизни. Тогда полузабытые 
желания и память возвращаются к ним, причиняя им страдания. Выводить подобных 
существ из оцепенения, которое не позволяет им ощутить боль, ради 
удовлетворения праздного любопытства — жестоко и очень опасно для таких душ, 
ибо в них может пробудиться жажда жизни и стремление удовлетворить свои земные 
желания. 
Но душа человека, с трезвым расчетом совершившего самоубийство или 
преследовавшего злые цели, может полностью сознавать и понимать, в каком 
положении она оказалась. Такие сущности могут скитаться по земле, цепляясь за 
материальную жизнь и тщетно пытаясь избежать грозящего им распада. В каком-то 
смысле сумасшедшие, они следуют животным инстинктам и могут стать инкубами, 
суккубами и вампирами, крадущими жизнь у живых, чтобы поддержать собственное 
существование, и безразличными к судьбе своих жертв. Телесные души умерших 
могут, осознанно или неосознанно, быть привлечены медиумом и общаться с 
живущими. Благодаря астральным эманациям того же медиума они порой 
материализуются, становятся видимыми и осязаемыми и походят на умершего 
человека. Но если покойный был добродетелен и стремился к высокому идеалу, его 
телесная душа, по сути, вовсе не то существо, на которое она похожа, хотя и 
может действовать совершенно так же, как действовал бы человек, чье обличье она 
носит. Если мы дуем в трубу, она не издаст никакого иного звука, кроме звука 
трубы. Телесная душа хорошего человека, искусственно напитанная жизнью, будет 
высказывать те же мысли, какие высказывались им прежде, но видеть в этом теле 
его самого столь же нелепо, как видеть своего друга в телефонной трубке только 
потому, что она говорит его голосом и с его интонациями. 
Откровения, изрекаемые этими "духами", — лишь эхо их прежних мыслей или мыслей, 
внушенных им живыми, — как зеркало отражает лица тех, кто стоит перед ним. Их 
рассказы не соответствуют тому, что реально происходит с духом в мире душ, 
поскольку он сам этого не ведает. Во времена Платона такие вернувшиеся души 
описывали Аид и богов, которые, как они верили, живут там. Сегодня души 
католиков приходят и просят отслужить мессу, чтобы они могли покинуть чистилище,
 а души протестантов отрицают, что католические церемонии пойдут им во благо.