откровении". "В подтверждение этого замечания следует иметь в виду, что в 
церкви имелось, по-видимому, традиционное объяснение этих исторических типов, 
идущее от Апостолов, но хранившееся в числе тайных учений, так как они 
считались опасными для большинства слушателей. Апостол Павел в послании к 
Евреям дает нам пример такой традиции, одновременно как существующей и как 
сокровенной (хотя бы и доказано было, что она еврейского происхождения). 
Останавливаясь в начале в нерешительности и вопрошая своих братьев верят ли они,
 он не без колебания сообщает евангелическую схему повествования о Мельхиседеке,
 как внесенную в книгу Бытия"*59.
Социальные и политические потрясения, которые сопровождали распадение Римской 
империи, раздирали ее обширное тело, и даже христиане были вовлечены в 
водоворот эгоистических взаимно враждующих интересов. Но и в эту эпоху 
встречаются местами разбросанные указания на особые знания, сообщавшиеся вождям 
и учителям Церкви, знание небесных Иерархий, наставления, даваемые ангелами и т.
 п. Но недостаток подходящих учеников вызвал закрытие Мистерий как 
общественного учреждения, известного современникам, и учение передавалось все 
более и более сокровенно тем душам, которые появлялись все реже и реже, душам, 
знания, чистота и благоговение которых делали ли бы их способными воспринимать 
эти учения. Перестали существовать школы, в которых давались предварительные 
знания, а с исчезновением их совершилось и неизбежное: "закрылась дверь". Тем 
не менее, можно проследить в Христианстве два течения, которые имели своим 
источником исчезнувшие Мистерии. Одно - течение мистического познания, 
вытекавшее из Мудрости, Гнозиса, которое сообщалось в Мистериях; другое 
мистического созерцания, составлявшего также часть Гнозиса и
приводившего к экстазу, к духовному видению, хотя это последнее, разъединенное 
от истинного знания, редко достигало до истинного экстаза и легко увлекало или 
в низшие области невидимых миров, или терялось среди разнообразного скопления 
тонких сверхфизических форм, объективно видимых для внутреннего зрения - 
которое преждевременно раскрывалось благодаря постам, бдениям и напряженному 
вниманию формам, порожденным по большей части мыслями и эмоциями самого 
ясновидца. Но даже и в том случае, если видимые формы не были его собственными 
мыслеобразами, они были видимы через призму искажающей среды предвзятых идей и 
верований, и, благодаря этому, делались в большинстве случаев недостоверными. 
Тем не менее, некоторые из видений были подлинно небесного происхождения, и 
Иисус действительно появлялся время от времени своим последователям, и Ангелы 
осеняли своим светлым присутствием келью монаха или монахини, озаряя уединение 
восторженных молитвенников и терпеливых искателей Бога. Отрицание возможности 
таких переживаний уничтожило бы в самом корне самую суть того, что составляло 
твердую веру всех религий и опытное знание всех оккультистов; взаимное общение 
между духом воплощенным и духом облеченным в более тонкие покровы, 
соприкосновение души с душой, преодолевающее телесные преграды, раскрытие 
Божественности в человеке, реальное знание жизни за пределами смерти. Бросая 
беглый взгляд на истекшие века, мы находим, что в христианстве не было ни 
одного периода, когда бы оно было совсем лишено Мистерий. "Около конца пятого 
столетия, как раз в то время, когда древняя философия вымирала в школах Афин, 
спекулятивная философия неоплатоников проникла в христианскую мысль и 
укрепилась в ней благодаря литературным подделкам ЛжеДионисия. Учения 
Христианства были к тому времени так твердо установлены, что Церковь могла 
смотреть без страха на их символические или мистические толкования. Поэтому 
автор "Theologia с незначительными изменениями - развивать учения Прокла в 
систему эзотерического Христианства. Бог есть неизреченный и сверхсущественный 
Единый, возвышающийся даже над самим добром. Поэтому "отрицательная теология", 
которая поднимается от творения е Богу, отбрасывая один за другим все 
определенные предикаты приведет нас ближе всего к истине. Возвращение к Богу 
есть приведение к концу всего и цель, указанная Христианским учением. Те же 
доктрины были проповедуемы, но с еще большим церковным рвением, Максимом 
Исповедником (580 -622). Максим представляет собой завершение спекулятивной 
деятельности Греческой Церкви, но влияние ЛжеДионисовских писаний было 
перенесено в девятом веке на Запад Эригеной, спекулятивный дух которого положил 
начало как схоластике, так и мистике средних веков. Эригена перевел Дионисия на 
латинский язык вместе с комментариями Максима Исповедника, и его система 
основана существенным образом на их системах. Произошло усыновление 
"отрицательной теологии" и Бог стал определяться как Сущность без предикатов, 
возвышающаяся над всеми категориями и поэтому не без основания называемая Ничто 
(Ни-Что). Из этого Ничто или из этой непостижимой Сути вечно создается мир идей 
или первичных причин. Это есть Слово или Сын Божий, в котором существуют все 
вещи, поскольку они имеют действительное существование. Всякое существование 
есть теофания, и Бог есть начало всех вещей, так Он же есть и их конец. Эригена 
учит восстановлению всех вещей под формой adunatio или deoficatio Дионисия. Это 
- прочно сложившееся очертание того, что может быть названо философией мистики 
в христианские времена, и достойно удивления, с какими малыми изменениями 
повторяются они из века в век"*60. В XI веке Бернард Клервосский (1091-1153) и 
Гугон СенВикторский продолжают мистическую традицию: в следующем столетии 
Ричард СенВикторский: а в XIII веке Св. Бонавентура, прозванный Серафическим 
Доктором, и великий Фома Аквинат (1227-1274). Влияние Фомы Аквината 
господствует в Европе средних веков благодаря силе его характера не менее, чем 
благодаря его учености и благочестию. Он утверждает "Откровение", как один 
источник знания, а св. Писание и предание как два русла, по которым протекает 
этот источник. Что же касается влияния Дионисия, которое можно проследить в его 
писаниях, то