СЕМИРА
АРХЕТИПЫ ЮНГА И АСТРОМИФОЛОГИЯ
послесловие к переводам К.Г.Юнга из книги «Алхимия снов» СПб/Тимоти, 1997
при цитировании данного материала обязательно ссылаться на автора (с)
      
     Эта статья содержит краткий обзор основных архетипов Юнга, описание 
которых не вошло в переводы данной книги. Кроме того, здесь мы покажем, что 
образы этих архетипов можно найти не только в снах и алхимии, но и в смежной 
области — астрологии (к которой, как и к алхимии, психоаналитик относился с 
глубоким интересом и пиететом). Корни астрологии кроются в древнейших пластах 
мифологического сознания, и мы взглянем на компоненты "коллективного 
бессознательного" Юнга с точки зрения обобщённых мифологических архетипов, 
универсальных праобразов, которые ложатся в систему Зодиака. 
     Юнг опирался на мифологию и сознательно использовал образы, наработанные 
культурой, в своей практике, как и для описания психологических явлений. 
"Психологическое освещение этих образов, которое нельзя обойти молчанием и 
слепо проигнорировать, ведёт прямо в глубины религиозной феноменологии. История 
религии в широком смысле этого слова (включая мифологию, фольклор и древние 
формы психологии) является сокровищницей архетипических форм, из которой доктор 
легко может выудить подходящие аналогии и параллели, чтобы успокоить и 
прояснить сознание, затопленное океаном. В высшей степени необходимо 
рассматривать фантастические образы, которые в свете разума выглядят столь 
странными и угрожающими, в некоем контексте, который делает их более ясными.
"1[1] Таким контестом для Юнга были художественные произведения искусства и 
литературы, а также алхимия и мифология. Устойчивые образы, встречающиеся во 
всех этих областях, он назвал архетипами.
     Юнг понимал под архетипом содержание бессознательного, которое раскрывает 
себя сознанию всегда с некоторым искажением, привносимом в непосредственное 
восприятие культурой и индивидуальными склонностями человека. Он не ставил 
вопроса, как возникли архетипы и существует ли их наиболее истинная или 
первичная форма. Для европейца Юнга, мировоззрение которого впитало в себя 
классическую немецкую философию, архетип заведомо присутствует в психике 
подобно кантовской идее a priori, как образ божественного ума. Юнг пишет об 
этом так: "Душа — часть внутренней мистерии жизни, она имеет свою особенную 
структуру и форму, как любой другой организм. Откуда произошла эта психическая 
структура с её элементами — архетипами, это вопрос метафизики, который, 
следовательно, остаётся без ответа. Это нечто данное, предустановленное, что 
присутствует во всех случаях."2[2] Так понимали архетип мыслители античности и 
средневековья, и этим было всё сказано — однако, для науки третьего тысячелетия 
такой ответ о природе архетипа, вероятно, будет уже недостаточным. 
     Труды Юнга проясняют и развенчивают религиозные мифы во славу человеческой 
индивидуальности; но психологический подход не даёт достаточных оснований, 
чтобы провозгласить тот исторический и во многом атеистический взгляд, что 
именно человеческое сознание в процессе своего развития создало мир души и те 
архетипические образы, которые его составляют. Основываясь на 
противопоставлении сознания и бессознательного, основатель аналитической 
психологии сохраняет дуализм восприятия мира, который он сам стремится 
преодолеть. Он сохраняет его для того, чтобы не допустить 
примитивно-эмпирического, плоско-материалистического подхода, которым грешит 
современная наука, склонная рассматривать человека как биологическую машину и 
лишающая его божественного предназначения. Но величие человека именно в том, 
что он способен сам ставить себе божественные цели и достигать их. И история 
мифологии позволяет увидеть единство человеческого разума (сознания) и 
божественной души (бессознательного). 
     Мифологические образы, если рассмотреть их сущностные черты, поразительно 
подобны в разных концах Земли, несмотря на бросающееся в глаза внешнее различие 
истории и культуры разных народов. Это позволяет выделить универсальные 
праобразы, общие для всего человечества — древнейшие архетипы, подтверждающие 
единство божественного нуса, как и психики людей. Среди них есть более древние 
и более новые, и каждый из них отразил особое, но непосредственно-цельное и 
по-новому яркое отношение людей к миру. Эти образы обычно связывают с античным 
пантеоном богов, хотя одна лишь античная мифология даёт лишь очень 
поверхностное представление о том, какая изначальная полнота и насколько 
глубокий эволюционный смысл кроется за каждым из пёстрого богатства её 
персонажей. Анализ мировой мифологии в целом даёт возможность проследить, как 
боги одного типа сменяли других, фиксируя достижения людей в созидании культуры.
 Параллельно ей шла эволюция сознания, творя внутренний мир человека из 
жизненно необходимых и наиболее актуальных для него внешних форм. История 
мифологии позволяет увидеть, как, разрабатывая образы новых богов и забывая 
прежних, разум постепенно создавал сферу своих форм, которая сегодня ушла в 
глубины бессознательного, оставив на поверхности лишь абстрактные идеи.
     Обращаясь к ненаписанной истории, которую доносят до нас мифы, мы увидим, 
что душа — это лишь вотчина сознания, его вторая, иная, потусторонняя 
реальность, область его долговременной памяти, откуда оно извлекает, когда 
необходимо, самые древние свои образы. Душа — часть сознания, но это не надо 
понимать примитивно: сознание в древние времена было неразделимо с чувством, и 
потому, вспоминая древние праобразы как первые и наиболее универсальные 
архетипы, оно вызывает в памяти и непосредственно-свежие, первозданно яркие и 
божественно-небесные ощущения, перед которыми зачастую пассует забывший о них 
разум, ограниченный стереотипами цивилизации. 
     Астрология здесь оказывает ту помощь, что позволяет чётко отделить один 
архетип от другого на основе своей системы. Юнгу помогал выделять архетипы его 
личный психиатрический опыт. Астрология формировала свои психологические образы 
тысячелетиями, на основе опыта многих поколений людей. Более того, это 
метафизическая система, которая отвечает на философский вопрос о происхождении 
души и её форм,— вопрос, оставленный Юнгом без ответа. Астрология — это 
единственная природная система — основанная на космическом, годовом цикле 
солнца — которая описывает формы разумной человеческой жизни: формы, 
предопределёные общими ритмами Солнечной системы. Тот глобальный всеохват 
природы и разума, который предполагает эта система, позволяет выявить 
естественную историю развития сознания и показать, что изначально представляли 
собой те архетипы, которые сегодня мы видим во множестве образов души и 
культуры. 
     Архетип божественен, бессознателен и невидим в том смысле, что он 
предствляет собой некую устойчивую психическую вибрацию — которая является 
отражением вибрации космической (и в этом ещё одна, более непосредственная 
связь психологии с астрологией). Эта вибрация как бы не имеет образа, поскольку 
может быть явлена в бесчисленных разнообразных формах, корректируемых текущим 
моментом времени. Но всё же существует глобальный природный праобраз, 
позволивший человечеству некогда создать своё представление об этой вибрации — 
и заложить в психике ту эмоциональную основу, которой мы бессознательно 
оперируем сегодня. Пользуясь астрологической системой и 
эволюционно-историческим критерием разграничения архетипов, мы можем чётко 
описать этот праобраз как единство внешнего и внутреннего, формы и идеи (более 
чётко, чем Юнг, который, не имея законченной системы архетипов, сводил в одно 
аморфное целое разноплановые мифологические черты и образы). В этом смысле 
универсальный мифологический архетип — это не только актуальная идея, но и 
явный, внешне видимый и ощутимый в жизни образ сознания. Таковы образы Моря, 
Неба или Земли, за которыми тянется устойчивый шлейф связанных с ними 
подсознательных идей и психологических понятий.
     Сопоставление архетипов Юнга с древнейшими мифологическими праобразами 
может помочь представить процессы внутреннего мира с большей полнотой. 
Астромифологический комментарий расширяет взгляд на базовые образы психики и 
даёт возможность тому, кто немного знаком с астрологией, проследить 
функционирование архетипов в личном гороскопе человека. 
     Психоанализ и астрология близки тем, что решают одну и ту же задачу — 
определения неизменных внутренних данностей личности. Их призваны выявить 
психологические тесты, расчитанные на искренний разговор с бессознательным, и 
раскрывает личный гороскоп, составленный на день и час рождения. Архетипы 
выявляют корни вневременных проблем личности. Пользуясь терминологией Юнга, 
сегодня они касаются удачи и престижа (Персона), личных комплексов (Тень), 
партнёров по любви и браку (Анима и Анимус), судьбы (Дух) и покровительства 
(Великая Мать), но идут намного глубже этих формуливок, что и побуждает 
обратиться для их сущностного описания к древней мифологии. 
     В современной жизни астрология пока обычно выполняет лишь роль 
психологического комментария, описания личностной ориентации человека. Но 
астрология архетипов, за которой стоят общечеловеческие мистерии, позволяют 
затронуть наиболее драматические проблемы людей и найти неформальные пути их 
решения. Поэтому астрология архетипов могла бы оказать реальную помощь и в 
серьезных патологических случаях дезинтеграци души — в психиатрии. Быть может, 
в будущем горосокоп заинтересует психиатров, и не только на уровне диагностики 
вероятных патологий, но и как метод практической работы.
     Юнг отталкивался от психологической практики функционирования архетипов, 
для того, чтобы сформировать их образы. Астромифология идёт с другого конца: от 
образа к практическому выводу. Посмотрим, что может дать система образов 
астрологии для понимания концепции Юнга. При обзоре архетипов Юнга мы частично 
опирались на работу Ф.Фордхам "Введение в психологию Юнга"3[3], а 
мифологические архетипы описаны в нашей книге "Астрология и мифология"4[4]. 
      
     
ЮНГ И ПРОЦЕСС ИНДИВИДУАЦИИ
      
      
     Любая теория несёт на себе характер её создателя, и чтобы лучше понять 
идеи Юнга, можно прежде всего обратить внимание на архетипические черты его 
собственной личности. Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 года — в начале 
знака Льва, которому присущ наибольший интерес к проблеме человеческой 
индивидуальности. Это — центральный знака Зодиака, олицетворяющий всеохват мира 
и полноту жизни личности. Солнце, главный управитель Льва, в астрологии 
символизирует раскрытие творческих возможностей человека — которому и служит 
процесс создания кристалла себя, названный Юнгом индивидуацией.
     Лев — символ зрелости человека, и здесь можно обратить внимание на то, что 
индивидуация — это не юношеский идеал и не только взросление личности. Это и 
цель вполне взрослого человека, особенно если ему пришлось столкнуться с 
болезнью, неврозом или испытанием, которое побудило его оставить прежнюю жизнь 
и искать новый путь. Как замечает Юнг в своей работе "Интеграция личности", 
нередко людьми среднего возраста, вполне удачливыми во внешней жизни, 
овладевает чувство пустоты и ощущение отсутствия смысла жизни.
     Современное общество базируется на научном знании и технических навыках, 
для достижения которых он неизбежно должен развивать однобокую, рассудочную 
сторону своей личности и подавлять свои инстинкты. Большинство молодых людей 
могут заплатить такую цену, хотя среди них есть и такие, кто, пренебрегая своей 
истинной природой, срывается и заболевает. Но во второй половине жизни перед 
многими встаёт необходимость понять те аспекты своей личности, которые в борьбе 
за существование и преследовании личных амбиций или удовольствий оказались 
подавлены. Это выражается в ментальных расстройствах или нервных срывах, 
которые часто происходят в возрасте около 40 лет, когда прежние стремления 
более не удовлетворяют, а идеалы и ценности перестают привлекать так, как в 
юности. 
     Отметим, что в этом возрасте (около 41 года) происходит наиболее значимый 
идеологический кризис, в астрологии связанный с планетой Уран (оппозиция Урана 
в небе к Урану в карте рождения). Уран отвечает за новые перспективы и нервную 
систему (неврозы). Эта планета слаба в знаке Льва, и психоаналитик, как 
характерный представитель своего знака, ставит особый акцент на развитии её 
качеств.
     Центральная архетипическая проблема знака Льва и в особенности первой его 
декады — в конфликте между традиционно-коллективным и нарождающейся 
индивидуальностью: по большому счёту, в конфликте между обществом и личностью. 
Она отражается в мифологическом сюжете борьбы Солнечного бога или героев, 
которым он часто покровительствует с Громовержцем — царём над богами и людьми. 
Царь богов, соответствующий в астрологии планете Юпитер, олицетворяет собой 
коллективные традиции. Солнечный архетип претендует на свою самостоятельность и 
независимость от главы пантеона, но ещё не способен занять его место. Конфликт 
между традиционно-данным (юпитерианским) и новой истиной формирующейся личности 
(солнечным началом) — движущий фактор теории Юнга.
     Архетип громовержца, покровителя пантеона богов и общества как такового,— 
более древний образ по отношению к богу Солнца, символизирующему силу личности. 
Индивидуальные качества начинают цениться только в обществе, достигшем 
определённой ступени развития цивилизации (которую в античной культуре отражает,
 например, образ солнечного бога Аполлона, покровителя муз). Личное должно 
считаться с коллективным, на основе которого оно возникло. И свою теорию 
архетипов Юнг начинает с того компромисса между личностью и обществом, к 
которому приводит развитие цивилизации. 
      

ПЕРСОНА
      
     Первый архетип, наиболее откровенно довлеющий над сознанием человека и 
одновременно наиболее поверхностный и доступный разумной оценке, относится к 
социальному образу человека. Общество ждёт от человека исполнения определённых 
норм культурного поведения — но с течением времени они устаревают, лишаются 
прежней жизненной силы и превращаются в штампы. Это ведёт к формированию маски, 
за которой живёт большинство людей. Юнг называет эту социальную маску персона — 
так у актёров античности назывались маски, обозначавшие характер роли: 
     "Общество ожидает и должно ждать от индивида, чтобы он играл приписываемую 
ему роль так хорошо, как возможно: так, если человек священник, он должен всё 
время безупречно играть роль священника. Общество из чувства безопасности 
требует, чтобы каждый стоял на своём посту: один — сапожник, другой — поэт. От 
человека не ждут, что он может быть и тем, и другим... это было бы странно. 
Такой человек отличался бы от других людей, как достаточно ненадёжный. В 
академических кругах он был бы дилетантом, в политике "непредсказуемым" 
кандидатом, в религии "вольдодумцем" — короче, его везде подозревали бы в 
безответственности и некомпетентности, потому что общество убеждено, что только 
тот сапожник, который не является поэтом, может изготовить приличные сапоги.
"5[5]
     Персона — коллективный образ, и мы ошибёмся, если будем воспринимать 
индивидуальность через неё. Так актёр с длинными волосами и в необычной одежде 
смотрится как что-то уникальное (как личность), в то время как он просто оделся 
и выглядит как другие артисты группы. Или, любезность г-жи такой-то, жены 
священника, как кажется, говорит о её доброй натуре — но в действительности она 
просто считает, что жена священника должна быть добрым другом всем, кто в ней 
нуждается. Конечно, люди выбирают себе те роли, которые им близки, и в этом 
смысле персона — это человек, но никогда не весь. Человеческая природа 
непостоянна, что проявляется и в исполнении роли, и тогда неизбежна фальшь. 
     Персона необходима: она упрощает контакты, указывая, чего нам ожидать от 
людей и в целом делая их приятнее, как хорошая одежда скрывает безобразные тела.
 Тому, кто пренебрегает развитием персоны, сложно устроиться в мире, и он 
нередко оскорбляет окружающих вызывающим поведением. Однако всегда остаётся 
опасность отождествить себя с исполняемой ролью, хотя она неочевидна тогда, 
когда маска хороша и подходит человеку. Нередко персона, будучи слишком жёсткой,
 отрицает всю остальную личность: аспекты личного и коллективного 
бессознательного, и замкнутость в своей роли ведёт к нехватке естественного 
эмоционального отклика. Другая опасность в том, что при перемене маски и 
усвоения нового способа реагирования на внешнее может произойти кризис потери 
привычных опор, который человек воспринимает как разрушение личности.
      
     Психоанализ и астрология близки тем, что решают одну и ту же задачу — 
определения неизменных внутренних данностей личности. Их призваны выявить 
психологические тесты, расчитанные на искренний разговор с бессознательным, и 
раскрывает личный гороскоп, составленный на день и час рождения. Если взять 
проблему более широко, описание типического приводит нас к архетипам, 
выявляющим корни вневременных проблем. Пользуясь терминологией Юнга, сегодня 
они касаются удачи и престижа (Персона), личных комплексов (Тень), партнёров по 
любви и браку (Анима и Анимус), судьбы (Дух) и покровительства (Великая Мать), 
но идут намного глубже этих формуливок, что и побуждает обратиться для их 
сущностного описания к древней мифологии. Юнг отталкивался от психологической 
практики функционирования архетипов, для того, чтобы сформировать их образы. 
Астромифология идёт с другого конца: от образа к практическому выводу. 
Посмотрим, какое же место занимает Персона в системе её образов и что это может 
дать для понимания данного архетипа.
     Персона отражает социальное лицо человека: образ личности с точки зрения 
общества, что сопоставляет её астрологическому архетипу Юпитера. Юпитерианское 
"я", в личном гороскопе связанного с социальными функциями,— это то, что мы из 
себя представляем, в отличие от того, что мы есть по сути и чем мы могли бы 
стать. Но это представление нельзя недооценивать. Архетип Юпитера в мифологии — 
это образ царя богов, хранящего мир и обуздывающего тёмные силы Хаоса. Это не 
самый древний образ творца, который лишь повторяет творение: так разумное 
представление организует для нас уже созданный мир. И тем не менее боги этого 
архетипа превосходят предшествующих и последующих богов широтой обзора: и Зевс, 
выводя на белый свет своих братьев и сестер из тёмной утробы Кроноса — 
физического мира, управляет с вершины Олимпа всей видимой реальностью и 
координирует все функции богов. В соответствии с этим планета Юпитер — это 
организующее начало личности: то, что поддерживает её "в форме" и потому 
способствует не только социальному успеху, но даже и физическому здоровью и 
счастью.6[6] 
     Здесь надо подчеркунуть, что образ Персоны принадлежит к коллективному, а 
не личному "я" человека. Представление об эго не всегда было таким, как сейчас: 
оно имеет долгую историю. Мы сейчас понимаем наше "я" через образ личного 
сознания или образ сознательной воли (астрологически Меркурий или Марс), причём 
последнее понятие является более новым и потому более прогрессивным. Юпитер же 
— это уже устаревшее, в чистом виде не дошедшее до нас осознание себя через 
свою функцию внутри некоей целостности людей: "я", которое содержит в себе 
компонент "мы" и предполагает свою соотнесённость с общей волей или общим 
мировоззрением. Это более широкое и менее личное "я", пробуждающееся в любви к 
идее или родине и порой заставляющее жертвовать свою жизнь: более узкую жизнь 
своего "я" — более широкому понятию жизни общественной мысли. Но это ещё не 
самое древнее понятие о себе: ему предшествовало представление о себе как о 
безличной части рода, от которого ведёт начало идея переселения души умершего 
родственника в тело родившегося младенца. Это древнее представление о себе 
через образ предка смыкается с генетической памятью и нам практически 
недоступно. 
     Нас хранят и координируют нашу деятельность, не давая личности опуститься 
и распасться на части, прежде всего усвоенные с детства принципы, выработанные 
многотысячелетней историей и свои для своего времени — наше коллективное "я". В 
той мере, в какой оно является не явным, а подсознательным, Юнг относит его к 
"вспомогательной" функции, стоящей на грани сознания и подсознательного — к 
Анимусу. Образ Персоны он мыслит как наиболее внешний, поэтому мы не можем 
полностью сопоставить её мифологическому архетипу Царя богов: Юпитер является 
лишь базой, основой Персоны. 
     Как наиболее внешний образ человека, персона соответствует самым 
проявленным чертам личности. В личном гороскопе это самые сильные в 
совокупности качества, прежде всего качества своего знака Зодиака, а также те, 
на которые указывают гармоничные аспекты сильных планет (связки и тригоны) — и 
асцендент: характеристика часа рождения (I-го и X-го дома). Асцендент — это то, 
как сам человек склонен относится к себе. Западная астрология, делающая акцент 
на Асценденте и связанной с ним системе домов, часто не идёт дальше Персоны, но 
и этого оказывается достаточно для корректировки личности. Однако известно, что 
самооценка далеко не всегда раскрывает истинные качества и способности 
индивидуальности: если бы это было так, не стояло бы многих проблем, самая 
простая из которых — выбор профессии. По профессии мы часто воспринимаем 
персону, и она подтверждает перечисленные выше наиболее сильные качества 
гороскопа. 
      
     Но суть праобраза Персоны не только в этом. Окружающие люди хотят в 
Персоне образ, идеальный не только с социальной, но и с нравственной точки 
зрения. Астрологически такой аспект соответствует архетипу устремлённого вперёд 
воина Марса, олицетворяющего идеалы человечества. Архетип Марса — последний 
архетип, на развитии которого ставится акцент в истории мифологии. Владея 
природной магией и одновременно потенциалом разума, боги этого архетипа нередко 
объединяют под своим началом божеств различных территорий и порой замещают 
прежнего владыку-громовержца (как неистовый Один сместил с трона могучего Тора).
 Тем самым архетип Марса подводит нас к образу единого бога и символизирует 
собой новый, более универсальный принцип объединения качеств личности. Образы 
этого архетипа — непобедимый воин и мудрый пастух — содержат решение 
социального конфликта Льва, но они подразумевают выход личности за пределы 
общества и обращение к магии природе, вливающей в разумную форму живительные 
силы естества (по Юнгу — к бессознательному). Обретая новую истину, личность 
возвращается в общество, будучи способна не только никогда более не терять себя,
 но и вести за собой других. 
     Говоря о необходимости обращения к стихии бессознательного, Юнг 
подразумевает этот путь. Однако для аналитического психолога он остаётся чисто 
внутренним, не затрагивающим поверхностный уровень Персоны. Юнг не 
рассматривает трансформацию маски внутренними силами личности, и образ Персоны 
остаётся у него формальным, не доходящим до искренности архетипа Марса. 
Марсианский архетип воина и пастыря — то, что явится, когда маска станет лицом. 
Но неполноценность образа Персоны у Юнга имеет под собой основу: архетип Марса 
— последний складывающийся в истории архетип. Его завершённость означает 
обретение того бессмертного центра личности, формированию которого и повящены 
труды Юнга. 
     Астрологический архетип Марса, носящий черты общечеловеческого идеала, 
выделяется в конце развития мифологии из общего архетипа богов войны и смерти. 
Как имеющие связь со смертью, эти божества нередко выступают правителями 
невидимого потустороннего мира, который становится основой второй реальности 
человека — его невидимой душевной жизни. Но близкий образу Персоны своим 
акцентом на внешнем проявлении, на самораскрытии, архетип Марса символизирует 
собой лишь те силы стихии, которыми человек овладел. То, что осталось за 
пределами доступного, относится к архетипу Плутона, как необходимое зло, 
которое являет противовес добру и помогает его осознать. 
     Эту обратную сторону себя, которая относится к бессознательному, Юнг 
называет "Тенью". 
      
     
ТЕНЬ
      
     В смысле коллективного бессознательного Тень — это природный инстинктивный 
человек, и она почти не изменилась с тех времён, когда человек впервые пошёл по 
земле. Тень не может быть до конца преображена воспитанием, и во многом она 
осталась с детства, когда наши действия были чисто импульсивны. То, что в Тени 
общего для всех, выражает себя в таких образах  (!) коллективного 
бессознательного, как властитель скрытого, невидимого, подземного мира — из 
которых совремнный человек лучше всего знаком с Дьяволом. Для иллюстрации 
образа Тени Юнг нашёл также мифологический образ обманщика-трикстера (трюкача), 
который в сказках выступает не тем, кто он есть на самом деле, выставляя на 
всеобщее обозрение свои самые худшие качества, соответствующие более низкому 
уровню развития сознания человечества. К этому образу мы обратимся позднее, а 
пока рассмотрим Тень как скрытое, а потому наиболее зловещее и опасное в 
человеке.
     Тень — это подсознательные желания, несовместимые с социальными 
стандартами. Это некий низший уровень сознания по отношению к современному 
обществу, и это некто, кто хочет делать то, чего мы себе уже не позволяем, 
мистер Хайд нашего доктора Джеркила. Человек подозревает в себе эту чуждую 
личность, когда войдя в раж, потом оправдывает себя: "Это не я, на меня словно 
что-то нашло". То, что на него "нашло" — это первобытная, неконтролируемая, 
животная часть личности — Тень. Тень имеет свои олицетворения: и когда мы 
кого-то особенно ненавидим, мы на самом деле не любим наши собственные качества,
 которые находим в другом.
     Называя этот аспект бессознательного "тенью", Юнг хотел не только 
обозначить его как нечто темное и зыбкое. Нет тени без Солнца, и нет Тени 
бессознательного без света сознания. Тень — "нижняя", наиболее внутренняя 
функция человека, неизбежна, и он без неё нецелостен. Образуя противовес 
сознанию, она служит толчком внутреннего развития. Суеверия говорят, что 
человек без тени — это сам чёрт, отчего мы всегда подозрительны к тому, кто 
кажется "слишком хорош, чтобы это было правдой". 
     Человек не обязательно отрицает Тень: порой теневые качества личности 
спокойно сосуществуют с ней. Если над индивидом не слишком довлеет социальный 
идеал Персоны, он склонен позволять себе иметь недостатки, которые заполняют 
его внутренний досуг и в то же время позволяют расслабиться и уйти от внешней 
жизни, которая требует постоянных усилий над собой. Эти внутренние тенденции 
могут незаметно взять верх над внешними требованиями, что может приводить к 
утрате персоны, роль которой — в адаптации индивида к миру, что ведёт к его 
неадекватному поведению среди людей, порой неявному для него самого. Поэтому, 
как пишет Юнг, человек, которым владеет Тень, всегда стоит на своём собственном 
пути. Бросая тень отрицания на всё своё существование, он производит на других 
неблагоприятное впечатление и сам отвергает свои реальные жизненные перспективы.
 Удача проходит мимо него, заставляя его жить ниже уровня своих возможностей в 
вечной неудовлетворённости и борьбе за жизнь. 
     Как аналитический психолог, Юнг пришёл к выводу, что бесполезно отрицать 
Тень или пытаться её подавить. Человек должен найти пути жить в тёмной стороне 
своей личности, от этого часто зависит его психическое и ментальное здоровье. 
Принятие тени требует значительных моральных усилий и часто разрушает милые 
сердцу идеалы, но только потому, что они слишком завышены или основаны на 
иллюзии. Опасность полного подавления Тени в том, что тогда она выростает в 
бессознательном до чудовищных размеров и только ждёт случая, чтобы проявиться 
наружу, возобладав над остальной личностью, по пословице "в тихом омуте черти 
водятся". Но и выявление Тени также уводит человека внутрь себя, и с ней 
связаны опасности чисто внутренней жизни (прежде всего социальная 
неадекватность и потеря интереса к миру). Поэтому Тень для Юнга — это 
"моральная проблема, которая затрагивает "я" целиком", проблема огромной 
важности, которую не надо недооценивать.
      
     Астрологически, Тень бесспорно представляет собой зодиакальный архетип 
Плутона, владыки Подземного Мира и вечного противника главы богов — царя Неба и 
Земли. Противостояние — его сущностная черта. Римский бог подземного мира 
рождается как Ведийовис: не-Диовис, то есть анти-Юпитер по отношению к 
Юпитеру-Богу. Персона противостоит Тени, как архетип Юпитера — архетипу Плутона,
 что отражает главную мифологическую мистерию борьбы за блага между земным и 
подземным мирами: посю- и потусторонним, видимым и невидимым, и это 
соответствует главной оппозиции сознательного и бессознательного у Юнга. 
     Самый характерный мифологический образ этой борьбы — битва Громовержца со 
Змеем, укравшем стада туч у небесного владыки и сковавшего энергию природы — 
подобно тому, как сдерживает наши силы масса неосознанных представлений и 
проблем, содержащихся в бессознательном. Чтобы отчётливо представить себе 
оппозицию этих архетипов, воистину нужно представить грозу — и не просто как 
атмосферное явление, до сих впечатляющее человека, но как одушевлённую грозу, 
которая заявляет о себе ошарашивающим громом, правит ослепительными молниями и, 
наконец, знаменует победу дождя, поящего иссохшую землю долгожданной влагой. 
     Из этого образа ясно, как значимо понятие Тени: ведь оно пробуждает 
дремлющую в человеке энергию, не позоляя Персоне превратиться в застывшую маску.
 Чтобы противостоять тому, кто владеет всей явленной реальностью, обеспечивая 
развитие мира и природный динамизм личности, владыка невидимого мира должен был 
равен ему по силе. Потому Тень так и сильна (пока её отрицательные черты не 
трансформировались в позитивные качества Персоны).
     Планета Плутон символизирует наиболее недоступные сознанию страсти и 
физические инстинкты человека (которые также должны быть не менее сильны, чем 
разум человека: чтобы человеческий род хотя бы обеспечил своё воспроизводство). 
Плутон — необходимый противовес разуму материального бытия, испытывающий и 
проверяющий жизнеспособность всего, что существует, и наделённый силой 
трансформировать то, что мертво. Плутон — скрытый от нас потенциал сил, и наша 
задача им воспользоваться. В этом и роль Тени: человек, лишённый Тени, потерял 
бы способность трансформировать себя и скоро прекратил бы своё существование. 
Он остался бы идеальной, но бесплотной маской, принадлежащей определённому 
прожитому, прошлому этапу времени, но неспособной сделать шаг в будущее, 
которое обречено быть иным.
     Правда, в гороскопе планета Плутон окрашивается качествами связанных с ней 
планет и сама по себе обычно не являет достаточного противовеса: лишь указывая 
на предполагаемый образ врага и отрицательные мировоззренческие ориентиры. На 
Тень как действительно вытесняемое качество указывает самая сильная дисгармония 
гороскопа (например, тау-квадрат). Это соответствует мысли Юнга о том, что 
аффекты возникают чаще всего там, где слабее всего адаптация, раскрывая и 
причину её слабости. Также теневые качества могут быть поняты через образ 
противоположного знака Зодиака или знака, противоположного Асценденту. Простой 
путь выявления Тени — попросить смоделировать наиболее неприятный образ, 
который сразу приходит человеку в голову. Он не обязательно будет злодеем, 
преступником или вампиром (то есть не обязательно будет иметь черты архетипа 
Плутона), но укажет на невоспринятые ещё личностью черты и наиболее явный 
дисбалланс сил гороскопа.
     Этот дисбаланс (точнее, желание от него избавиться) является движущим 
фактором для личности. В роли скрытого двигателя выступают и качества 
противоположного знака, овладение которыми является наиболее универсальной и 
бесспорной психологической задачей в жизни любого человека. Здесь также могут 
играть дополнительную роль показатели VIII-го дома, соответствующего Плутону и 
определяющего духовную жизнь человека, а также ввергающего в экстремальные 
обстоятельства (которые в конечном итоге часто оказываются наиболее мощными 
факторами развития).
     Бессознательное всегда является нам в экстремальной ситуации: даже сон, 
как ни странно, снится в то время, когда психика испытывает бури, сходные с 
экстазом или сильным стрессом. Зачем организм несколько раз в сутки подвергает 
себя такому испытанию? Очевидно, нет другого пути избавиться от стрессов дня: 
ведь ещё Спиноза указывал, что какое-либо переживание человека может быть 
устранено только более сильным аффектом. Роль такого аффекта играет сон, а 
наяву — религиозные откровения, посвящения и ритуалы, и сознательная духовная 
работа над собой, высвобождающая теневые проблемы и теневые качества души, 
чтобы включить их в орбиту разумной жизни человека.
     Плутон — планета страданий и страстей, и потому она подводит нас к 
пониманию сущностного противоречия мира и природы, отраженного в животном мире 
как противостояние полов. В мифологии оно позднее проявляется в архетипе 
Близнецов, на формирование которого оказал влияние архетип Плутона, а у Юнга — 
в противопоставлении Анимы и Анимуса. 
      
     
АНИМА
      
     Постигая тень, мы углубляемся в бессознательное, воспринимая его как 
дополнительное к себе начало. Но в сферу бессознательных страстей нас увлекает 
не только отрицание и вражда, но и притяжение любви. Это тоже два полюса мира. 
Оба пола равно имеют Персону и Тень, при этом Тень у мужчины обычно 
олицетворяется как другой мужчина, у женщины — как другая женщина. Но 
подсознание мужчины содержит дополняющий женский элемент, вытесняемый из его 
внешней жизни, а подсознание женщины — мужской. И своё бессознательное 
дополнение мужчина вопринимает прежде всего через женский образ, а женщина — 
через мужской. Эти образы, которые выступают посредниками между сознательной и 
бессознательной природой человека, Юнг называет соответственно "Анима" и 
"Анимус". В этой идее он в некоторой степени следует за своим учителем Фрейдом: 
бессознательные идеи души, наиболее доступные человеку (а потому и психическая 
патология) нередко связаны с образом другого пола. 
     Анима — архетипическое явление, и не представляет характера какой-то одной 
женщины, хотя осознаётся через реальных женщин (и прежде всего через образ 
матери). "В мужском сознании существует коллективный образ женщины, с помощью 
которого он постигает женскую природу,"— пишет Юнг.7[7] "Каждая мать и каждая 
возлюбленная становится воплощением этого вечно присутствующего и не имеющего 
возраста образа, который соответствует глубочайшей реальности человека".8[8]
     Образ женщины, поскольку он является архетипом коллективного 
бессознательного, может несколько меняться в разные эпохи, но сохраняет 
неизменную характеристику вневременности: Анима обычно выглядит молодой. Она 
мудра, но не слишком, она скорее обладает "скрытым секретом мудрости". Она 
часто связана с землёй и с водой, несёт в себе "хаотическое требование жизни" и 
может быть наделена великой властью. Она также имеет два аспекта — светлый и 
тёмный: она может отличаться чистотой и благонравием, а может быть 
обольстительницей и изменницей. Иногда она похожа на эльфа или фею, отвлекающую 
мужчину от работы и дома, или сирену античности, русалку или нимфу, 
затягивающую его в свою стихию воды, чтобы он навсегда полюбил её или утонул. 
Анима непостоянна как женщина, в образ которой она воплощается, и для её 
описания Юнг обычно обращается к мифологическому подходу, который "прослеживает 
жизненный процесс души гораздо более аккуратно, чем абстрактная научная 
формула".9[9]
     Юнг считает Аниму душой мужчины — не в христианском смысле, где она 
выступает как бессмертная суть личности, а как её понимали древние, просто как 
часть личности. Чтобы избежать смешения, Юнг использует слово "анима" вместо 
слова "душа", психологически трактуя его как "восприятие полубессознательного 
психического комплекса, имеющего частичную автономию функций".10[10] Но понятие 
анимы имеет духовный смысл, и её образ проецируется не только на языческих 
богинь, но и на Деву Марию, также близкий нам и эмоциональный образ. 
     Отражая женские качества мужчины, Анима выражает также настроение человека,
 его предчувствия и эмоциональные вспышки. Мы можем найти аналогию этого в 
старокитайских текстах, где говорится, что когда человек в плохом настроении, 
им правит женская душа (инь). Она разрушает его попытки сконцетрироваться, 
создаёт ощущение зыбкости и неуверенности в правильности действий. Человек, 
которым владеет Анима, подвержен неконтролируемым эмоциональным перепадам.
      
     С точки зрения астроломифологии Анима соответствует женским архетипам Луны 
и Венеры. Первый — более древний архетип матери, олицетворяющий преемственность 
вечной реки жизни и детскую восприимчивость души. Именно с Луной и лунным 
архетипом связана зыбкость чувств и неуверенность в себе, предчувствия и 
переливы эмоций. Второй — более молодой образ богини любви, выявляющий мощь 
земного плодородия, также как и развитые, стабильные и глубокие чувства 
человека. Именно в смысле этого архетипа Анима отличается от души.
     Юнг говорит о том, что образ Анимы может совпадать у человека с понятием 
Тени (примером такого смешения может служить мужское утверждение "все беды от 
женщины".) И в астрологии архетип Луны связан с обманчивым стремлением назад, в 
детство и иллюзорное бессмертие неосознающей себя природы, а архетип Венеры 
несёт в себе силу чувственного соблазна, что соотносит его с невидимой властью 
владыки иного мира. В мифологии есть переходные образы колдуньи-Луны (Геката) 
или женщины-вампира (Лилит или Ламия), и богиня любви часто противостоит 
громовержцу, как и его потусторонний противник. Но борьба богини любви с главой 
пантеона не является вечной и часто кончается браком сильнейшего мужского и 
сильнейшего женского образа. Юнг негативно оценивает ситуацию, если Анима (как 
полуосознанное) сливается с Тенью (совсем неосознанным): это говорит о слишком 
большой власти бессознательного над человеком. И действительно, в этом случае 
более древний архетип противоборства природных сил, лежащий глубоко в 
подсознании, не даёт проявиться архетипам более развитого сознания — и вместе с 
ними чувствам преданной и плодотворной любви.
     Власть анимы над человеком, если рассматривать не патологические, а общие 
для всех людей процессы, соответствует бессознательной привязанности к матери и 
первой влюблённости, а потом и любви. Привязанность к матери выявляет инстинкт 
самозащиты. Но самозащита — его первое осознание себя, и значит, первый шаг от 
бессознательного к разуму. Влюбленность — влечение к тому, что нравится: но 
значит, и первое определение склонностей души, её оформление. В этом смысле 
Анима становится первым мостиком между сознанием и бессознательным.
      
     В личном гороскопе образ Анимы, кроме положения Луны и Венеры, прежде 
всего связан с наиболее слабой планетой, качествам которой сложно проявиться. 
Это также та планета, которая обычно вызывает серьёзные заболевания, что 
связывает образ Анимы с характеристикой XII-го дома. Такое определение Анимы 
подтверждает тот факт, что первая (а может и вторая, и третья) любовь часто 
возникает к человеку, у которого эти качества сильны. (То есть, если слаб Марс 
и соответственно есть склонность к болям в голове, первое сильное 
бессознательное влечение вызывают Овны и т.д. То же справедливо для Рака, где 
Марс в падении.) Как нечто подсознательно притягательное, образ Анимы может 
соотносится с качествами планеты, которая слаба в знаке рождения: так 
называемой падающей планеты (то есть для Овна образ Анимы являет Козерог, так 
как Сатурн в Овне в падении). Отчасти то же относится к Анимусу у женщины.
      
     
АНИМУС
      
     Анимус женщины проявляет в ней, прежде всего, её мужские черты. В целом, 
подобно Аниме мужчины, это понятие включает в себя три разноуровневых 
компонента: коллективный образ мужчины, индивидуальные представления человека о 
мужских качествах, и мужской принцип, скрытом внутри женщины. Ко внешней сфере 
приложения мужского ума — коммерция, политика, технология и наука — женщина 
часто относится полубессознательно, как мужчина к своим чувствам. Таким образом,
 к сфере подсознания принадлежат мышление женщины и чувства мужчины. Если Анима 
приносит неосознанные волны настроения, Анимус — бессознательную убеждённость, 
заставляя настаивать на воспринятых утверждениях и общепринятых мнениях вместо 
их действительного осознания.
     Как мать является первым носителем образа Анимы, так отец становится 
воплощением Анимуса, который затем проецируется на множество других мужских 
фигур. Анимус может олицетворять любая мужская фигура, от самой примитивной до 
очень духовной, в зависимости от развития ума: во сне он может предстать и как 
мальчик, и даже просто как голос. Также он персонифицируется как группа мужчин, 
что менее характерно для Анимы, которая чаще олицетворяется одной фигурой 
(очевидно потому, что доминирующее чувство — одно, а господствующих мнений 
много): 
     "Анимус подобен собранию отцов или достойных людей, которое изрекает 
непререкаемые "разумные" суждения. При ближайшем рассмотрении эти суждения 
оказываются широко распространёнными высказываниями или мнениями, более или 
менее бессознательно усвоенными с детства и спресованными в догму правды и 
справедливости: собранием аксиом, которое, если сознание не может компетентно 
разобраться в ситуации (что случается нередко) моментально предоставляет 
готовое мнение. Иногда такие мнения имеют форму так называемого здравого смысла,
 иногда они похожи на пародию обучения: "Люди всегда так делают" или "Все 
говорят, что это так"."11[11]
     Критическое суждение Анимуса может создавать чувство своей неполноценности 
или сковывать инициативу. С другой стороны оно побуждает к черезмерной 
критичности. Интеллигентная женщина может быть в такой же степени жертвой 
Анимуса, как и её малообразованная товарка. Вторая цитирует средства массовой 
информации, или её мнения поддерживает некая зыбкая сущность, называемая "они": 
"Они говорят", а первая ссылается на некий авторитетный источник: университет, 
церковь, государство, книгу или исторический документ. Но в обоих случаях, если 
задать вопрос по сути её суждений, ответ будет спорным и догматическим. Анимус 
жаждет власти, и какой бы милой женщина не была в обычной жизни, она впадает в 
тиранию и агрессию и не слышит доводов разума, если затронут её Анимус. Причина 
в том, что деятельность Анимуса создаёт для женщины реальную трудность мыслить 
без предубеждений. Ей приходится остерегаться своего внутреннего голоса, 
который постоянно говорит ей: "должно быть так", не давая возможности видеть 
реальность такой, как она есть. 
     Тем не менее Анимус играет и позитивную роль, создавая опору в критической 
ситуации и действительно стимулируя к поиску знания и правды.
      
     В своей роли общепринятой опоры Анимус соответствует мифологическому 
архетипу главы пантеона богов — Юпитера, который отвечает за коллективное 
мировоззрение и общечеловеческие наработки религии, философии и культуры. С 
другой стороны, противопоставление Анимы и Анимуса как женского и мужского 
начал сопоставляет им мифологические образы идеально-женского и 
идеально-мужского начал, выражаемые архетипами Венеры и Марса. Так как это 
последние разработанные человечеством образы, это самые доступные и понятные 
нам матрицы бессознательного. 
     Представление о Персоне как о объективной власти людей над человеком 
(Юпитере), а об Анимусе как об идеально мужском, то есть чисто личном, а не 
внешнем, волевом, марсианском начале (каким на самом деле, видимо, и является 
"голос"), значительно упростило бы общую систему, напрямую сопоставив её 
астрологическим архетипам, по образу более простым, чем психические функции 
Юнга. Но образ Анимуса как "собрания мужей" не позволяет это сделать. Согласно 
прошлой, теперь уже подсознательной стадии сознания и образу авторитета, отца, 
Анимус — это Юпитер. И здесь надо указать, что отец играет в жизни ребёнка, 
будь то мальчик или девочка, несколько иную роль, чем мать. Он всегда воплощает 
авторитет и общую ориентацию человека во внешнем мире, в то время как мать 
передаёт ребёнку более неуловимые способности к развитию внутреннего мира 
чувств и мечтаний. 
     Мать защищает ребёнка от внешней жизни — подобно этому анима уводит от 
реальности бытия. Инфантильность мужчины в этом смысле — уход от "взрослой" 
независимой деятельности в субъективные сферы своей души. Отец же раскрывает 
перед ребёнком объективный внешний мир и, олицетворяя сферу авторитета и морали,
 напротив, создаёт защиту от субъективных душевных уклонов. Ребёнок 
отождествляет себя с матерью, но отец остаётся чужд для него. В этом смысле 
мать символизирует субъективное сознание, отец — объективное бытие; Анима для 
всех людей является проводницей в сферу личного бессознательного, а Анимус 
выступает как проводник в коллективное бессознательное за пределы себя.
     В этом отличие Анимы и Анимуса как олицетворений любви. Если чувства 
мужчины уводят его от общепринятой реальности в мир, создаваемый Анимой, любовь 
женщины раскрывает её для внешней жизни. В любви её самораскрытие достигает 
совершенства: астрологически проявляя качество Марса. При этом она видит 
реальность с позиции своего Анимуса, то есть в полуосознанном варианте — с 
субъективной позиции любимого ей мужчины, а в чисто бессознательном — с 
навязанной ей традицией позиции общества: поскольку общественная мораль, 
отражая архетип Юпитера, выступает по отношению к народу в роли отца. 
Полубессознательно управляемое Анимусом, мировоззрение женщины более фанатично, 
чем взгляды мужчины, которые относятся к целиком проявленной сфере разума.
     Здесь можно увидеть ещё одно отличие между Анимой и Анумусом. Если Анима, 
уводя вглубь души, сливается с Тенью, Анимус резко отмежёвывается от неё: 
общественный разум создаёт образ врага, чтобы не быть поглощённым 
бессознательными процессами коллективной души. Общественное сознание делает это 
по привычке: оно, как и сознание человека, боится скрытых сфер неведомого, от 
которых можно ожидать непредсказуемого. Юнг указывает на то, что раньше этот 
страх был оправдан: сознание бы не могло возникнуть, не отрицая 
бессознательного. Однако теперь оно отошло от живых природных истоков слишком 
далеко, и потому разум должен сознательно возращаться к неосознанным движениям 
души. Столкновение между собой Анимуса и Тени продолжает иллюстрацию самого 
драматического сюжета мифологии, о котором мы уже упоминали: архетипического 
сюжета битвы земного и подземного царей, сражения громовержца со змеем. Эта 
борьба всегда кончается победой архетипа Юпитера, хотя лишь временной: ради 
динамики развития силы невидимого мира вновь подымают голову.
     Понятно, что деление на мужское и женское отчасти условно, и мужская часть 
личности женщины может на время стать для неё более осознанной, чем потребности 
её женской души. Современные последователи Юнга считают, что Анима и Анимус 
существуют у всех людей, помогая человеку осознать разнообразные скрытые 
качества своей личности. Активизация этих архетипов в душе человека является 
первым шагом к созданию собственной индивидуальности — уникальной и не похожей 
ни на одну из того ряда масок, которые мы бессознательно усвоили с детства. 
     Такую же роль играет и любовь: она обозначет первую веху на пути создания 
бессмертного кристалла себя. Анимус — любовь в более высоком смысле, чем 
чувственная любовь Анимы: это более взрослая любовь к супругу, а также к родине 
и идее, которую в астрологии обозначает планета Юпитер. Как известно, женщина 
ценит брак больше любви: он развивает её Анимус — её дух — и выводит его из 
сферы патриархально-бессознательного в область сознания (так жена защищает идеи 
мужа и способствует их воплощению). Для мужчины же более развивающей и потому 
более важной остаётся чувственная любовь, заставляющая его с новой силой и в 
новом качестве пережить бессознательные ощущения детства: только душа-Анима 
способна предоставить гармоничное дополнение его личности, ориентированной на 
формальную взрослую жизнь.
     Первая любовь редко реализуется в прочный брак, и часто супружество 
связано с человеком совсем иного плана, чем изначальное чувство любви. Это 
происходит потому, что любовь для обоих полов обычно осознается через образ 
Анимы, а для брака требуется согласие Анимуса. Если какие-то черты 
возлюбленного не удовлетворяют разум человека — "собрание мужей" в его душе, 
которое судит его поступки — они формируют Тень. А Анимус — та 
полубессознательная часть души, которая стремится стать осознанной,— 
категорически настроен против Тени во всех сферах жизни. Поэтому и образ 
супруга часто не совпадает с образом возлюбленного, хотя в перспективе критерий 
чувства и критерий разума должны совпать: Анима и Анимус должны составить одно, 
различаясь между собой лишь по образу пола (как и задумал их Юнг, дав им 
одинаковые имена). 
     Сближение образов Анимы и Анимуса означает реализацию мифологического 
сюжета брака громовержца с богиней любви (зодиакальных архетипов Юпитера и 
Венеры — господина мировоззрения и госпожи чувств), который символизирует 
изобилие, процветание и стабильное благополучие. Свадьба двух столь непохожих 
властителей мира между собой становится возможной только на позднем этапе 
развития мифологического сознания, ставящего задачу овладеть природой чувств. 
     Это происходит после того, как человечество осознаёт себя разумным и на 
основе этого представляет людей равными богам, что фиксирует мифологический 
архетип Близнецов. Понятно, что и в одном человеке единение мужского и женского 
начал происходит не сразу. Таким образом, мы можем обозначить три первые стадии 
развития чувства, с которыми так или иначе сталкиваются все: 
     — невольное чувственное влечение, возникшее по образу памяти души (Анима, 
астрологически Луна); 
     — склонности, диктуемые воспитанием (Анимус, Юпитер — который сражается с 
Тенью, Плутоном); и 
     — стабильное чувство, преодолевшее фазу "ум с сердцем не в ладу" (Анима, 
отличающаяся от Тени: то есть Венера; или Анимус, победивший Тень, то есть 
Марс).
      
      
     Образ Анимуса в личном гороскопе, как подсознательный социальный идеал, 
можно соотнести с качествами планеты, по астрологической терминологии, 
экзальтирующейся в знаке рождения (то есть для Овна это будет Лев, так как в 
знаке Овна экзальтируется Солнце). Он также связан с показателями социального 
взаимодействия — кроме самого Юпитера, здесь играет роль положение его супруги: 
астероида Юноны, отвечающий за брак, а также с планетоидом Хироном. Кроме того, 
как праобраз отца, Анимус несёт характеристику Сатурна, а как любовь к мужу — 
характеристику Марса. В совмещении гороскопов все эти планеты цементируют брак. 
Астрологически понимание Анимуса человека по многом равносильно вычислению его 
потенциального партнёра по браку. И поскольку Анимус связан с сатурнианской 
характеристикой судьбы, он уже несколько выходит за пределы индивидуальности 
самого человека и определяется обстоятельствами его жизни и характером людей, 
оказавшими влияние на развитие личности (для описания Анимуса полезно учесть и 
их гороскопы).
     Подобно тому, как планета Юпитер стремится максимально раздвинуть 
горизонты человека, Анимус выводит его за рамки личного бессознательного. Он 
подготавливает человека к контакту с коллективным бессознательным, развивая в 
нём способность эмоционального взаимодействия с другими людьми: дружественными 
и враждебными, и просто равнодушными. Ведь коллективное бессознательное 
потенциально включает все души, а потому сразу травмирует того, кто 
подсознательно боится "посторонних людей", прикрываясь традиционным 
утверждением, что "чужая душа — потёмки". Подобно Марсу, Анимус проявляет 
бесстрашие человека.
      
     Для Юнга Анима и Анимус являются прежде всего посредниками между сознанием 
и бессознательным. В полубессознательной, "вспомогательной" природе психических 
функций Анимы и Анимуса, уводящей нас вглубь своей души, основная их ценность. 
Юнг пишет: "В навязчивом состоянии обе фигуры теряют свой шарм и свою ценность; 
они сохраняют их, только когда обращены не к миру, а вовнутрь, когда они 
являются мостами к бессознательному. Обращённая к миру Анима непостоянна, 
капризна, мрачна, бесконтрольная и чисто эмоциональна, иногда наделена 
демонической интуицией, беспощадна, хитра, неверна, злобна, двулика и скрытна. 
Анимус упрям, держится за принципы и формальный закон, догматичен, стремится к 
преобразованию мира, теоретизированию, спорам и господству. Оба имеют дурной 
вкус: Анима окружает себя низкими людьми, а Анимус идёт на поводу у 
второсортных идей."12[12]
     Влияние Анимуса и Анимы понять сложнее, чем Тени и Персоны. Сознание не 
может полностью выявить их, частично они принадлежат тёмным сферам 
коллективного бессознательного. Так, мужчина может развить свои чувства и 
интуицию, но сам он не владеет теми качествами, которые он проецирует на богинь 
или Деву Марию. Но возникая в фантазиях, снах и видениях, они дают возможность 
понять, что скрывается внутри бессознательного, так как сны, по Юнгу, являются 
"голосом природы". Анима и Анимус дают человеку знание о себе и воздействующих 
на него силах, хотя никогда не полное, поскольку коллективное бессознательное 
является неисчерпаемым океаном, и образы, возникающие из него, бесчислены. 
      
     
АРХЕТИПЫ ДУХА И ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ
      
     Дальнейшее развитие чувств и углубление в сферу бессознательного выявляет 
ещё два архетипа, оказывающих заметное влияние на жизнь личности: это Старый 
Мудрец и Великая Мать. 
     Образ мудрого старца, часто возникающий в снах и ещё чаще появляющийся в 
сказках, Юнг называет архетипом Духа. Он может предстать в разных формах: как 
старый мудрый человек или не менее мудрое животное, как царь или отшельник, 
злой колдун или добрый помощник, целитель или советчик — но всегда он связан с 
некой чудесной властью, превосходящей человеческие способности. Этот архетип 
заставляет человека приподыматься над своими возможностями: находить решения 
неразрешимых проблем, изыскивать неведомые силы и преодолевать непреодолимые 
препятствия. На эту фигуру как бы переходит очарование Анимы, и архетип Мудреца 
может представить серьёзную угрозу личности, поскольку когда он пробуждается, 
человек часто начинает верить, что он владеет "маной": магической властью, 
мудростью, даром исцеления или пророчества. 
     Такой человек может и на самом деле приобретать некий дар, поскольку, 
познав бессознательное до этой точки, он продвинулся дальше других. Кроме того, 
в этом архетипе есть власть, которую люди интуитивно чувствуют и которой они не 
могут легко противостоять. То, что он говорит, захватывает их, даже если 
кажется непонятным. Но эта власть может стать разрушительной и побудить 
человека к действиям, превосходящим его силы и способности: реально он не 
владеет мудростью, которая является на самом деле голосом бессознательного и 
нуждается в критике разума и понимании, чтобы стала доступной её реальная 
значимость. Если человек верит, что он следует своим мыслям и своей власти, 
когда они в действительности происходят из бессознательного, им могут овладеть 
навязчивые идеи или мания величия (крайний пример такого рода — сумасшедший, 
который мнит себя королём). Однако если человек будет "слушать" голос 
бессознательного и понимать, что он лишь проводник скрытых сил, тогда это путь 
к развитию индивидуальности.
     Архетип Великой Матери оказывает подобное действие на женщину. Она 
начинает верить, что наделена бесконечной способностью к любви, пониманию и 
защите и посвящает себя служению другим. Она также может вести себя 
разрушительно, настаивая (не обязательно открыто), что все, кто попадает в круг 
её влияния — её дети, а потому беспомощны и зависят от неё. Эта неуловимая 
тирания, если принимает крайние формы, может деморализовать и разрушать 
личность других людей.
     Юнг определяет эти глобальные мысли личности, не свойственные ей, как 
"вторжение из коллективного бессознательного" и приводит пример из 
художественного произведения "Отец Кристины Альберты": "Мр. Примби открывает, 
что в действительности он — воплощение Саргона, короля королей. К счастью, 
гений автора спасает бедного старого Саргона от патологического заблуждения, и 
даже даёт читателю возможность заметить трагическое и вечное звучание в этой 
жалкой претензии. Мр. Примби, полное ничтожество, осознаёт себя как точку 
пересечения всех веков прошлого и будущего. Это знание куплено не очень дорогой 
ценой небольшого сумасшедствия, доказывающего, что Примби не до конца пожрало 
чудовище первобытного образа — к чему он был близок."13[13]
      
     В целом Юнг пытается уложить в архетипы Древнего Мудреца и Великой Матери 
всё, что выходит за рамки личного и относится к области коллективного 
бессознательного. Поэтому вся мифология у Юнга предстаёт в виде двух глобальных 
образов: языческого бога-Духа и языческой богини-Матери, которым присущи самые 
разноплановые и разновременные черты и функции. Исключение он делает лишь для 
архетипа Трюкача-трикстера, в котором он видит культурное отражение Тени (о чём 
ниже). Поскольку для Трюкача характерны и мужские, и женские черты, он 
закономерно стоит особняком. 
     С точки зрения мифологии такое деление богов на мужчин и женщин нельзя 
назвать абсолютно правильным, поскольку функциональное противопоставление 
мужского и женского образов выявляет себя лишь на последних стадиях развития 
мифологии. В древних мифах дифференциация по полу ещё не подразумевает различия 
образов, и зачастую одни и те же функции исполняют как мужские, так и женские 
персонажи — более важны сами эти функции и соответствующие им образные 
характеристики. Однако подспудно это двоичное противопоставление присутствует, 
и черты богов определённого типа мы, как правило, склонны приписать какому-то 
одному полу (что проявляется в чередовании "мужских" и "женских" знаков в круге 
Зодиака). 
     Продолжая идею двоичного противопоставления, можно было бы сказать, что к 
юнговскому образу Духа — старца, который, правда, нередко предстаёт и юношей — 
следует отнести все "мужские" мифологические архетипы (такие, как Демиург, Царь 
богов, божественный Кузнец, неустрашимый Воин, Трикстер и т.д). А к образу 
Великой Матери — все "женские": и мятежной прародительницы-воды, подымающей 
морские бури, и цивилизованной кормилицы-земли, следящей за порядком времён 
года; и старухи-судьбы, и вечно юной зари; и помощницы при родах, и подземной 
мстительницы. Однако эти архетипы и в самом деле слишком разноплановы, чтобы 
стоило их сводить в один-единственный, воистину непостижимый и чудовищный 
образ: по-видимому всё же, разные функции занимают в психической структуре 
разное место. Поэтому, говоря о появлениях архетипов в психике, Юнг 
рассматривает мифологические образы Духа и Великой Матери более узко, соотнося 
их лишь с двумя самыми древними архетипами, которые наиболее приближают нас к 
сфере бессознательного.
     В то же время образы Анимы и Анимуса, как посредники между бессознательным 
и разумом, естесвенно соответствуют архетипам, оформившимся позднее. Мы можем 
сказать, что сама теория Юнга, основанная на антитезе мужского и женского, 
отражает стадию развития двух последних мифологических архетипов: 
идеально-женского и идеально-мужского образов (Венеры и Марса). Образ Трюкача, 
имеющего черты гермафродита, логически предшествует их оформлению, и по 
отношению к более новым архетипам несомненно выступает как Тень.
      
     Но вернёмся к архетипам Духа и Великой Матери. 
     Мифология подтверждает, что здесь мы обращаемся к наиболее древним 
представлениям человечества о мире. Архетип старого мудрого человека по образу 
соответствует мифологическому образу первопредка и бога своего народа — 
архетипу Сатурна. А по смыслу даруемой им гениальности и своей духовной силе он 
соответствует характеристике архетипа Урана — ещё более древнего обожествления 
Неба. К сатурнианским чертам относятся такие его качества, как концентрация и 
целенаправленное усилие, побуждение осмыслить прошлое и тенденция направлять 
сознание, предостерегать. От архетипа Урана он наследует способность наделять 
волшебными дарами и чудесной властью.
     В позитивном смысле сатурнианский архетип обозначает овладение судьбой: 
первопредок ещё не зависит от социальных условий, он сам определяет их. В мире 
владычества Мудрого Старика мнения Анимуса ещё не существует, поскольку 
юпитерианский архетип складывается позднее. И для того, кто соприкоснулся с 
архетипом Духа, оно более не довлеет над сознанием. Архетип мудрого старца 
обращает человека к своим корням и собственной цели, организующей вокруг себя 
внешнюю жизнь. Он выводит человека из подчинения тем условностям, которые не 
являются сущностными для его жизни, закладывая основы своих собственных 
принципов существования. И, организуя события в единую линию судьбы, он даёт 
возможность осознать её, а потом преодолеть унаследованное от предков родовое 
понятие "я" и выйти за его пределы: к единому сознанию людей — к предыдущему 
архетипу.
     В сознании людей образу старого мудрого предка предшествовал архетип Духа 
как таковой: образ единого для всех бога ясного Неба. Люди перестали 
поклоняться ему ещё до того, как стали фиксировать свои мифы, но коллективная 
память сохранила его как безликий образ всеобщего творца, некогда создавшего и 
хранящего мир под аркой светлого небосвода. Для человека архетип духа-Урана, 
символизирующий творение мира и само возникновение сознания, связан с 
изначальным потоком творческого вдохновения, которое возникает, когда с его 
пути устранены все преграды прошлого (и в том числе прежние определенности 
своего "я"). Он учит писать на белом листе. И поток творческой энергии, 
которому предоставлен простор, наделяет человека особыми способностями, 
красноречием и силой идеи, которая притягивает других людей. Возникший до 
родового сознания "я" (и до общественного сознания "мы"), архетип Урана почти 
не персонифицирован в сознании, и потому Юнг рассматривает божественные силы 
Урана через персонификацию мудрого старца Сатурна (как делали и древние люди на 
определённом этапе развития сознания). 
     Почему же эти древние архетипы для современного сознания опасны? Как 
заметил Юнг, архетип Духа равно содержит в себе и высшее, божественное, и 
низшее, демоническое. Так всевидящее Небо совмещает в себе тьму и свет: оно 
светит и благу, и злу, допуская всё и веками равнодушно взирая на созидание и 
уничтожение. Небо выше добра и зла, и таков же человеческий дух: нет ничего, 
чего он бы не оправдал ради своей идеи движения вперёд, ибо его суть — в самом 
этом бесконечном движении, в бесконечной трансформации жизненных форм. Небо 
рождает чудовищ-облака и позволяет им растаять в воздухе. Точно так же Дух 
относится к жизни и смерти, всегда оставаясь непричастным к скорби и страданию, 
которые его небесное творчество вызывает на Земле. Такова природа мысли в 
высшем смысле этого слова: она вне жизни, и потому для неё смерти нет. Но 
вправе ли человек так относиться к жизни, даже если его захватывает сама добрая,
 самая светлая, самая нейтральная и даже научная идея? 
     Истину, что даже благо может оборачиваться злом, и даже зло порой ведёт к 
благу, раскрывают детские сказки, но не всегда понимают взрослые люди, не 
осознавая природы духовности. Мысль Урана лишена привязанностей и не имеет 
теплоты собственно человеческой, хранящей и продолжающей себя земной любви. 
Согласно мифологической мистерии сотворения мира, Небо отделяется и отдаляется 
от Земли: они обречены на вечную разлуку. Кронос оскопил Урана, навсегда 
разлучив его с Геей, матерью богов и основой жизни. Он сделал это, чтобы 
облегчить страдания Земли и положить конец чудовищным порождениям Урана. 
     Одержимость архетипом Духа распахивает перед человеком и человечеством 
бездну самоуничтожения. Это станет более очевидным, если понять древность 
архетипа Духа: он возник, когда ещё не было души. То есть, тогда ещё не было 
той памяти о прошлом, из которой потом родилась душа. Дух не помнит себя. 
Поэтому он не хранит культуру и не ценит прошлое. Поэтому, вознося человека к 
небесам рациональной мысли, он опускает его до уровня зверя в смысле всех 
других человеческих качеств, кроме его самой первой характеристики homo sapiens.
 
     Духовное и выше, и ниже нас, говорит Юнг: оно скрывает в себе одновременно 
сверхчеловеческое (сверхсознательное) и животное (бессознательное). И 
действительно, к какой сфере отнести телепатию, если люди лишь стремятся к 
передаче информации на расстоянии, а бессмысленные животные в совершенстве 
обладают ей? 
      
     Вдумаемся теперь в сатурнианский образ Мудрого Старца: первопредка и бога 
памяти о прошлом, обретённой земли и судьбы, а часто и смерти: осознание 
которой пришло к людям вместе с представлениями о судьбе и своей земле, где 
похоронены предки. Этот архетип наделяет человека хтонической властью над 
материей, которой некогда жаждало обладеть человечество как необходимой 
гарантией продолжения своего существования. Он складывался в те времена, когда 
из племени возникало общество людей, котрые осознали свою смертность, но также 
и свою коллективную силу и сделали первым законом закон выживания. Тогда ещё не 
были выработаны моральные законы: добрым было то, что приносило благо мне, то 
есть моему роду, ибо эти понятия тогда сливались. Надо ли говорить, что сегодня 
отождествление своих стремлений с желаниями всех других людей ничем не 
оправдано и ведёт лишь к жестокой тирании? 
     Олицетворяя консолидацию усилий, первопредок, как потом царь и верховный 
жрец, наделялся всеми способностями, которыми владело племя. Оно предоставляло 
всё, чем оно владело, в его распоряжение, ибо он был его воплощением: самым 
сильным и самым мудрым, и если он переставал быть таким, его убивали, а нередко 
приносили в жертву и задолго до этого. Как человек отождествлялся со своим 
племенем, так он отождествлялся и со своим жрецом-царём — именно потому архетип 
мудрого старца позволяет ощутить в себе способности других. Но современному 
человеку невозможно выразить волю всего общества именно потому, что общество 
это слишком огромно, а эта воля слишком разнопланова. Даже политик, который в 
некотором роде обязан стоять над обществом и соответствовать архетипу "мудрого 
старца", в лучшем случае обречен быть неугодным половине мыслящего населения. 
     Тем не менее преломление этого архетипа в современной жизни представляет, 
пожалуй, наиболее актуальную психологическую проблему. Сегодня всё большее 
число людей оказываются способны ощутить свою принадлежность к коллективному 
"я" — родовому сознанию Сатурна, свою власть над судьбой и свою историческую 
миссию, которая отражает одновременно личную и коллективную генетическую 
предопределённость. А коллективное поле сознания Урана, обозначенное древним и 
новым понятием ноосферы, дарует экстрасенсорные способности и интуицию 
предвидения. При этом далеко не все люди, берущие на себя роль спасителя-царя 
или мудреца-учителя, ведут себя адекватно нормам XX-го века, будучи введены в 
заблуждение сами и вводя в него других людей. 
     Надо понимать, что выход к коллективному бессознательному трансформирует 
понятие о своём "я" в буквальном смысле до неузнаваемости. Во-первых, когда 
человек сталкивается с доселе незнакомой, коллективной частью своей психики, 
ему может показаться, что он исполняет приказы иного, высшего существа. Оно 
представляется ему более разумным, чем он сам: ведь он ощущает волю многих 
людей, которая несомненно разумнее его одного (возможно, отсюда многочисленные 
рассказы об инопланетянах). В этом случае человек может отречься от обретённого 
"я" своей судьбы и отдать его на откуп богу-царю Юпитеру (неважно, мудрому богу 
своего народа, заморскому гуру или доброму инопланетянину: в любом случае это 
будет регрессом к Анимусу). 
     С другой стороны, если человек глубоко проникся архетипом Сатурна, он не 
признаёт над собой ничьей власти и вынужден отождествить себя с возникшим в его 
сознании высшим образом, а это порой оказывается ещё хуже. Если он не смог или 
просто не приложил труда сформировать этот образ самостоятельно, сделать его 
уникально-своим, а формально воспринял его из юпитерианской культуры, перед 
нами клинический случай мании величия. На Западе к поглощённостью этим 
архетипом относятся проще: в Америке даже состоялась конференция "Иисусов 
Христов". Психическая неразвитость, "инфантильность" чувств наших людей, 
которые не идут дальше Тени и готовы везде увидеть если не чёрта, то врага, 
делают их более уязвимыми. Рекомендация Юнга — чётко различать своё и не своё — 
оказывается невыполнимой, когда понятие о своей индивидуальности находится в 
младенческой стадии формирования.
      
     Юнг отмечает патологическое проявление архетипа Мудреца у мужчин, и 
понятно, что женщина более защищена по отношению к древним архетипам, поскольку 
привыкла признавать над собой неуловимую власть высших ощущений. Эта тонкая 
власть не впечатляет её, как мужчину, и вдобавок патриархально-мужская культура 
не даёт ей персонифицировать её как нечто своё, оставляя в сфере подсознания. 
Она защищена властью Анимуса, который, как царь богов, объявляет себя истинным 
господином её души и делает это тем успешнее, чем более он сам принадлежит к её 
бессознательному. Кроме того, архетип Сатурна — древний архетип земного, по 
сути женского свойства: он фиксирует первую стадию овладения людей материей 
земли. С этим связано то, что образ мудрого старца увлекает мужчину как ранее 
Анима, становясь проводником духа в скрытые сферы материи. Женщина по своей 
природе гораздо лучше чувствует материальный план, интуиция её здесь гораздо 
сознательнее, и её не столь поражает то, что для мужчины выглядит как 
магическая власть над Землёй.
     Но если с практической земной мудростью у женщины обычно нет проблем, и 
она без особой патологии и вполне сознательно (хотя и без большой радости, то 
есть минуя бессознательную сферу эмоций) может превратиться в "мудрую старушку",
 то с духовными дарами Неба дело обстоит сложнее. Поток вдохновения Урана, как 
носителя новых идей, чужд консерватизму женской природы, а бессознательное 
сопротивление ему — прямой путь к неврозу (основу которого психоанализ видит в 
вытеснении того, что сознание должно принять). В то же время архетип Урана, как 
высшая творческая функция мужского свойства, привлекает женщину больше 
Юпитера-Анимуса, и она бессознательно стремится к развитию в себе новых 
способностей (чтобы передать их ребёнку). Поскольку это стремление имеет под 
собой основу, оно тоже может развиться до патологии, и если к власти рвутся 
мужчины, то нервы обычно шалят у женщин. 
     Мужчина к чудесам относится более спокойно, так над ним не довлеет 
бессознательная цель закрепить их генетически. Ему по большому счёту не важно, 
каков их источник, и он обычно не стремится их оформить в знакомые образы. 
Женщина подсознательно не может не желать присвоить их себе. Поэтому она 
воспринимает неведомое более субъективно и более искажённо, чем мужчина (хотя, 
конечно, инопланетяне являются и сильному полу, особенно если он склонен 
увидеть в них врагов, то есть свои ещё непроявленные, но уже теневые качества). 
Иначе говоря, женщине сравнительно легко быть ведьмой по отношению к ведомому 
миру, но она подвергается большей опасности в сфере духовного, чем можно 
оправдать до сих пор существующее в церкви неравноправие полов. 
     Воздушный небесный поток Урана лёгок, когда он разделён на всех людей. Но 
если ставится цель его индивидуальной фиксации в земную материю (аналогичная 
женской цели рождения) и личность владеет магнетизмом Сатурна, притягивающим к 
себе части коллективной души, она становится воронкой, искажающей движение 
коллективного потока. Он может обрушиться на неё струёй энергии настолько 
неподъёмной, что она выбьет почву из-под ног не только разума, но и тела. Как 
уже было сказано, Юнг не рассматривает архетип бога Неба отдельно (видимо, 
потому, что в его время увлечение экстрасенсорикой ещё не было распространено и 
не давало видимых патологий). В целом искаженное восприятие коллективного 
бессознательного или, по отношению к этому архетипу, правильнее сказать: основ 
коллективного сознания — граничит с галлюцинациями, которые являются оборотной 
стороной ясновидения.
      
     Наряду с образом Древнего Мудреца Юнга выделяет другую женский образ — 
фигуру Великой Матери. Архетип Прародительницы жизни, соответствующий ему — это 
самый древний образ мифологического сознания. Он символизирует зарождение жизни 
как таковое, ассоциируется с глубинами моря (архетипический образ Моря-Матери) 
и соответствует астрологическому архетипу Нептуна. Для Юнга этот архетип ведёт 
начало от реального образа матери — однако, астрологически, это не так: лунный 
архетип конкретной, нежной и любящей матери своего ребёнка формируется гораздо 
позднее, чем размытый и туманный образ всеобщего материнства, не различающей 
своих и чужих детей, питающей всё живое и одушевляющей даже неживую природу. 
Поэтому архетип Великой Матери никак не соотносится с реальной матерью человека,
 а больше связан с его способностью ощущать единую пульсацию ритмов жизни. Этот 
архетип могущественен, поскольку связан с проблемой истока жизни, и его влияние 
на сознание может быть оценено через тот факт, что в слиянии с 
Юпитером-Анимусом, который замещает сферу бессознательного ценностями культуры, 
он символизирует веру в Бога. 
     Нептунианский архетип Великой Матери — Матери мира — олицетворяет собой 
коллективное бессознательное в наиболее полном смысле этого слова. Он сложился 
в сознании ещё до того, как возникло разделение людей на народы и они начали 
различать сон и явь, бытиё и мысль, своих и чужих. До того, как они начали 
помнить свою землю и своё племя и осознавать себя этими, определёнными людьми, 
имеющими свою территорию и родственные связи. И задолго до того, как возникло 
первое, ещё сначала коллективное, представление о своём "я". Нептунианский 
архетип Матери Мира не предполагает никакого "я": оно растворяется в нём как 
кукла из соли в морской воде (так определили его индийский мистик Рамакришна, 
служивший Великой Матери Деви). Архетип единой Матери даже не предполагает 
отдельности людей друг от друга, не говоря уже о нормах их поведения и 
взаимоотноошений (таких, как уважение к личности). Именно поэтому, донося до 
нас ощущение души мира и древнее бессознательное отношение к другому, которое 
предполагает слияние с ним — сегодняшний образ высшей любви — этот архетип 
может оказывать деморализующее и разрушительное влияние на личность других 
людей: он просто заставляет забыть о том, что она существует.
     Юнг отмечает характерное проявление этого архетипа у женщин: тех женщин, 
которые всегда остаются только жёнами и матерями, живя лишь нуждами детей и 
мужей и растворяя свою личность в первозданном чувстве любви, которая ещё не 
знает о самой себе и которую будет правильнее назвать жалостью. Но в древних и 
высших формах этот архетип присущ и мужчине как его уранически-нептунианское 
желание пассивно созерцать этот мир и инстинктом духа покровительствовать 
Вселенной. 
     Слияние с реальностью, ощущение которого приносит этот архетип, доставляет 
человеку максимальный комфорт, подобный тому, что испытывает младенец в утробе 
матери, но одновременно приносит и детское нежелание напрягать себя сверх своих 
бессознательных потребностей и даже просто думать. Такая беспечность 
стимулирует жить за счёт дальних и ближних, которые реальными усилиями 
разрешают кровно затрагивающие их жизненные проблемы, в то время как 
сочувствующему достаётся лишь роль зрителя интересного фильма: прекрасного и 
трагического, но не вполне настоящего. И хотя кажется, что такой человек живёт 
ради других, на самом деле, как отмечает Юнг, говоря о материнском комплексе, 
он живёт за счёт них, потому что без них жизнь его пуста, так как лишена 
реального внутреннего содержания. Более продвинутому человеку жизнь в этом 
случае может казаться иллюзорной: и с точки зрения вечности это совершенно 
справедливо, потому что без личных свершений, которые бы затрагивали материю 
жизни человека, существование его как индивида и в самом деле является чистой 
иллюзией. И в целом можно сказать, что архетип Великой Матери даёт ощутить 
современному человеку лишь иллюзию полноты, но не её саму.
      
     Юнг называет поглощенность этими архетипами "раздутостью, распылением" 
(inflation), указывая, что личность увеличивается до чего-то большего, чем она 
сама, что вовсе не является ничьим личным, а только коллективным. Если человек 
не проводит критической демаркационной линии между эго и фигурами 
бессознательного, чувство своего подобия Богу или ощущение себя сверхчеловеком, 
вызываемое этими архетипами, вводит его в иллюзию. Юнг указывает, что когда "я" 
попадает под власть подсознания, оно разделяет его архаическую природу и 
попадает в "релятивизированный пространственно-временной континуум, характерный 
для бессознательного как такового"14[14]. Проще говоря, человек выпадает из 
своего времени и теряет свое место в жизни.
     И если короткое время мы можем владеть феноменальным мужеством, или быть 
бесконечно мудры и всепрощающи, всё же это "выше нас", и это то, чем мы не 
можем обладать лишь по своему желанию. Надо признать, что мы ещё не понимаем те 
силы, которые движут людьми в таком состоянии. Поэтому чувство смирения перед 
лицом их абсолютно необходимо. Но когда эго отказываться от части своей веры во 
всемогущество и человек находит точку опоры где-то между сознанием с 
трудноопределяемыми ценностями и бессознательным с его витальностью и властью, 
это знаменует появление нового центра личности, отличающегося по природе от 
центра эго. Юнг называет этот новый центр личности "самость" (self — "самость, 
самобытность").
      
     
ОБМАНЩИК-ТРИКСТЕР
      
     Юнг резко противопоставляет сознание, с детства воспитанное в человеке 
обществом (способность мыслить словами, традиционный разум и здравый смысл, 
которые формируют эго — вместе с его эгоизмом) и возникающее в нём личное 
зрелое самосознание (самость). Эго может рассматриваться только как центр 
сознания, и если оно пытается добавить к себе содержание коллективного 
бессознательного, оно подвергается опасности разрушения, как переполненный 
стакан, из которого выливается содержимое. Самость же может включать и 
сознательное, и бессознательное. Она действует подобно магниту на разрозненные 
части личности и бессознательные процессы, организуя их вокруг себя и становясь 
центром этой целостности, подобно тому как эго является центром сознания. 
Самость соединяет противоположные элементы мужского и женского, сознательного и 
бессознательного, хорошего и плохого, и по пути преобразует их. Но чтобы выйти 
к ней, необходимо принять то, что в каждом есть низшего, бессознательного и 
хаотического. 
     На первом этапе бессознательные стремления выявляются как личные комплексы 
и проблемы. Здесь властвует традиционный разум, проецируя на жизнь души запреты 
и табу прошлого. На втором — как интуитивные откровения: Юнг использует для 
этой стадии религиозный термин "просветления". Здесь ведущая роль переходит к 
душе — чтобы разум мог изменить своё отношение к миру и начать формирование 
нового центра своей индивидуальности. Это процесс проявления новой личности, 
которая до того спала в человеке: он существовал в мире как эта индивидуальная 
личность лишь в потенциале. На третьем этапе достигается интеграция разума и 
души, и проводником в область неведомого вновь становится интеллект. Но он 
занимает уже не господствующую, а служебную роль по отношению к личности в 
целом, не препятствуя трансформациям души и позволяя личности включать в своё 
"я" всё новые сферы коллективного сознания, чтобы своим синтезом помочь 
образованию её полноты.
     Переориентироваться с жёстких установок сознания "я" к гибкому 
самоосознанию внутреннего центра настолько же сложно, насколько ощутить, что 
Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, хотя внешний опыт доказывает 
обратное. Это требует внутренней борьбы, так как западный ум, в отличие от 
восточного, делит мир на черное и белое, отрицая одну и сторон реальности, и не 
может легко примириться с парадоксом единства противоположностей. Для индийцев 
в Брахмане содержится и низшее, и высшее, в Китае дао тоже включает в себя всё 
(и ян, и инь), и развитие Золотого Цветка, бессмертного духовного тела (высшей 
цели китайской йоги), зависит от взаимодействия светлых и тёмных сил. Но Юнг не 
считал, что Запад должен подражать Востоку, владея собственным инструментом 
воли и знания: 
     "Научное знание является инструментом западного ума, с помощью которого мы 
можем открыть больше дверей, чем голыми руками... оно мешает нашей интуиции, 
только когда утверждает, что его метод — это единственно возможный способ 
понимания. Восток учит нас другому, более широкому, более глубокому и более 
высокому пониманию, пониманию через жизнь... Обычная ошибка западного человека, 
когда он сталкивается с проблемой понимания идей Востока — это повернуться 
спиной к науке и, увлекаясь восточной мистикой, стать формальным подражателем 
практик йоги. (Теософия является лучшим примером этого.)"15[15]
      
     Разум играет особую роль в процессе воссоздания цельности личности: но он 
становится её помощником, лишь когда занимает третью — вспомогательную, 
служебную роль по отношению к личности, не претендуя на иную. Во снах и 
видениях человеку являются архетипические образы разума-помощника, проводника в 
неведомые и забытые сферы личной и коллективной памяти (такие, как "человек с 
острой бородкой" — Мефистофель в первой серии снов). Мифологически эти образы 
относятся к архетипу бога ума и речи Меркурия-Гермеса: проводника людей в 
подземный мир и вестника богов, который по самой своей сути является лишь их 
скромным служителем. Зачем же он обманывал нас, убеждая в своём всемогуществе? 
А как же он мог ещё убедить нас идти туда, неведомо куда — в тёмные сферы 
бессознательного?
     "Бесспорно, интеллект полезен в своей области, но вне её он превращается в 
шарлатана-фокусника, особенно, когда пытается манипулировать ценностями,"— 
пишет Юнг16[16]. И этот архетип смыкается с мифологическими образами Трикстеров 
— трюкачей и обманщиков, каким и является греческий Гермес. Их мифологические 
черты — хитроумие и озорство, нарушающее прежние традиции ради поиска новых 
путей. Из описания Юнга можно видеть, что он рассматривает Трюкача как одно из 
проявлений антиномичной природы самого Духа, находя в нём черты подобия этому 
древнему архетипу. Творческое начало архетипов Урана и Меркурия, астрологически 
принадлежащих к одной, воздушной, стихие, действительно уподобляет их. Но в 
отличие от Духа, которому присуща неопределённая, сверхчеловеческая и 
одновременно животная природа, Юнг подчёркивает человеческие черты Трюкача — 
свойственные астрологическому архетипу Меркурия в отличие от архетипа Неба. 
     Хитрость и ум делает образы обманщика-Трикстера порой похожими на 
Мефистофеля, что отражает современные представления о провоцирующей роли 
интеллекта по сравнению с чистотой души. И на самом деле интеллект лишь 
по-обезьяньи подражает божественному творчеству жизни Вселенной. Но именно 
развитие интелектуальной функции Меркурия позволяет правильно оценить ситуацию, 
когда мы попадаем в сферу архетипов Старого Мудреца или Великой Матери. 
Озорник-разум, перешагивая установленные традицией границы жизни, даёт 
возможность присоединять образы коллективного бессознательного к сфере личности.

     Архетип Трюкача астрологически формирует единое целое с образами других 
нарушителей культурных и социальных запретов — образами первых разумных существ 
на Земле, прародителей-близнецов, которые нарушением табу порождают 
человечество, что становится и причиной смерти людей. Но эта главная 
архетипическая черта: нарушение социальных установок — по Юнгу, характерная 
черта Тени, и он рассматривает образ Трикстера прежде всего как иллюстрацию 
теневых сторон общества. Если в мифах Трюкач демонстрирует интеллектуальные 
достижения человечества, то в сказках его дурачества и его хитрость чаще 
воспринимаются как проявления более низкого ментального уровня по сравнению с 
тем, которого уже достигло общество. Воплощая собой первозданный человеческий 
разум, как память и хитрость, которой не обладают животные, обманщик-Трикстер 
играет роль Тени прошлого по отношению к той новой идеальной личности, к 
которой стремится человечество. Подобно этому, в индивидуальном случае, когда 
человек изменяется, он склонен рассматривать своё прежнее "я" — то есть своё 
прежнее сознание, столько времени обманывавшее его, как мешающую Тень.
     Астрология трактует образы Врага и Трюкача как разные архетипы, но им 
обоим присущ динамический момент противостояния, и слияние их отчасти 
правомерно и с точки зрения мифологии. Как уже упоминалось, образы архетипа 
Меркурия и Близнецов, часто и по происхождению связаны с богами подземного мира 
(так, индоевропейский подземный змей Будх передаёт своё имя мудрецу Будхе, 
индийской персонификации планеты Меркурий; и наоборот, индийский близнец Яма, 
первый умерший человек, становится царём мёртвых). Можно сказать и так: образ 
преступника-Трюкача — это более мирная и разумная модификация архетипа 
противника главы Богов, воплощающего собой всё зло мира. Это самый современный, 
нестрашный образ Тени, уже во многом интегрированный сознанием, которому 
удалось осмыслить свою антиномичную природу. 
      
     Первый шаг к интеграции личности, по Юнгу,— осознание Тени: негативных 
сторон личности, которые скрывают в себе и природный потенциал развития. Этот 
шаг одновременно предполагает понимание противоречивости мира и антиномичной 
стороны разума, которое позволяет принять его скромную роль помощника. Если 
образ обманщика-Трюкача раскрывает перед нами предыдущий этап развития сознания,
 его черты указывает на скрытые теневые качества, которые неизбежно проявятся в 
человеке, если его сознание упадёт ниже традиционных установок культуры. Здесь 
следует указать на то, что понижение ментального уровня является неизбежным, 
хотя и временным, следствием вторжения в сферы бессознательного: столкновение с 
неведомым лишает нас обычной ловкости ума, а порой и возможности 
воспользоваться традиционным знанием. Выключение рассудка-Трикстера 
компенсируется возвратом к животной интуиции Духа. Но осознание своей 
совершенной некомпетентности и неполноты — необходимое условие движения к более 
высокому уровню знания и полноты. Именно поэтому в сказках царём становится 
Иван-дурак: обманывая себя и нас полной неспособностью к традиционной 
нормальной жизни — ради того, чтобы сделать её более полноценной. 
      
     
ПУТЬ К ЦЕНТРУ
      
     Мы рассмотрели проявление корневых архетипы психики, которое носит, во 
многом, природный характер. Инстинкт самосохранения обнаруживает себя в 
формировании Персоны и Тени, стремление к партнёру — в образах Анимы и Анимуса, 
а прошлая детская зависимость от родителей вызывает в памяти архетипы Мудрого 
Старца и Великой Матери. Теперь перейдём к наиболее человеческой потребности 
найти себя и определить пространство вокруг себя, которую у Юнга выражает образ 
Себя и связанный с ним геометрический мандальный символизм.
     Юнг определяет понятие Себя как эйдос: то есть первичную и невыразимую 
идею, формулируемую нами как единство и целостность. На это представление Юнга 
натолкнула идея алхимиков о некой метафизической субстанции, скрытой в теле 
человека, "которая ни в каком лекарстве не нуждается, но сама является не 
поддающемся порче лекарством."17[17] Искомая субстанция может находится и 
внутри человека (как постигнутая им истина, неделимая точка и то "горчиное 
зерно", из которого вырастает "царство Божие"), и вне его (как природа или Бог, 
общий для всех), но остается одной и той же. Понятие самобытности (или в 
принятом научном переводе — Самости) у Юнга состоит с одной стороны из знания 
своей уникальной природы, а с другой — от близких взаимоотношений со всей 
жизнью: не только человеческой, но растительной и животной, и даже с 
неорганической материей и космосом. 
     Эго и Самость различаются как "кто" и "что": Эго — субъективный и 
пристрастный взгляд на мир, Самость — объективный и нейтральный факт 
целостности. "Самость не может быть локализована в инидвидуальном эго-сознании, 
она ведет себя как окружающая его атмосфера, для которой невозможно установить 
определенные границы ни во времени, ни в пространстве."18[18] Она приносит 
чувство примирения с жизнью, которая воспринимается такой, как она есть, а не 
такой, как она должна быть, согласно своим заранее усвоенным представлениям: 
"Это как если бы руководство жизни исходило из одного невидимого центра... и в 
этом освобождение от всякого принуждения и невозможной ответственности, что 
является неизбежным результатом прикосновения к мистическому."19[19] 
     Восприятие центра Самости архетипично, и отражается во снах и фантазиях в 
множестве разных образов, которые могут быть названы архетипами себя. Новый 
образ Себя может появиться во сне как животное или из яйца, как фигура 
гермафродита (очевидный символ полноты) или как "сокровище, которого трудно 
достичь". В последнем случае это часто драгоценность (бриллиант или жемчужина), 
цветок или золотой шар. Частый символ самобытности — ребёнок, иногда 
божественный, иногда обычный, и даже оборванец. В мифах и фольклоре часто 
появляется мотив ребёнка, и особый акцент на этом образе ставится в религиях, 
особенно в христианстве.
     Юнг подчёркивает, что неуловимый центр Самости, как и любой архетип, 
нельзя описать чисто рационально. "Если бессознательное говорит о Солнце и 
отождествляет с ним льва, короля, золотой меч, охраняемый драконом, или энергию,
 которая даёт жизнь и здоровье человеку, это ни то и ни другое, но нечто 
неизвестное, которое находит более менее адекватное выражение во всём этом, и — 
к вечной досаде интеллекта — остаётся неизвестным и не укладывается ни в какую 
формулу."20[20]
     Искомый центр индивидуальности астрологически действительно связан с 
архетипом Солнца, оформление которого исторически связано с утверждением 
автономии человека по отношению к обществу, его самостоятельности, с которой 
связано и само название этого центра у Юнга — Самость. Солнце, в астрологии 
соотносимое с сердцем человека, символизирует другой способ организации 
личности, чем Юпитер (или Персона): не зависящий от социального воспитания, но 
от личного психофизиологического восприятия реальности. 
     Образ же ребёнка обозначает переход к меркурианскому архетипу, исторически 
обозначающему дальнейшее развитие личности, когда самобытной становится не 
только индивидуальность, но и её мысль. Развивая в себе независимость и 
настаивая на ней, ребёнок шалит, нарушая запреты взрослых, чтобы выработать 
собственную интеллектуальную позицию — поэтому одна из последних стадий 
алхимического процесса называется игрой. Здесь образ ребёнка смыкается с 
архетипом Трюкача-трикстера в том ракурсе, который обозначает достижения 
человеческой мысли, а не её Тень. Знак Льва, как знак зрелости, 
покровительствует образу ребёнка и психоаналитики подхватили эту идею Юнга: 
человек лелеет в себе свою будущую новую индивидуальность как дитя — ведь она 
должна постепенно родиться, вырасти и развиться в нём. 
     Независимость сознания приводит к силе свободной воли, что отражает 
архетип Марса — и идеальный образ человека, непобедимого воина и мудрого 
пастыря. К нему относятся образы Будды и Христа, которые Юнг называет наиболее 
развитыми выражениями архетипа себя, проявленными человечеством. Центр Самости 
в каком-то смысле можно назвать центром самостоятельного видения мира, что 
относится к Меркриую, но в ещё большей степени это центр воли: огненного начала 
неистового действия, символизируемого Марсом. Понимаемый таким образом, центр 
Самости включает в свою орбиту тайную магию природы, на которой не ставит 
акцента солнечный архетип, будучи прежде всего образом культурного развития и 
проявления своей индивидуальности.
      
     Юнг описывает процесс индивидуации как психологическое путешествие (ещё 
один архетипический образ, который часто всречается в сказках). Это может быть 
мучительная и скользкая дорога, и порой приходится ходить по кругу, однако опыт 
показывает, что на самом деле круг оказывается спиралью. На этом пути человека 
ждут опасности от столкновение с бессознательными областями души: и психические 
заболевания показывают, что они не мнимые, а настоящие. "Всё, что проявляется в 
форме образов, то есть символически, не является вопросом вымышленной опасности,
 но очень реального риска, от которого может зависеть судьба всей жизни. 
Главная опасность — в подчинении чарующему влиянию архетипов. Если мы уступим 
этому воздействию, мы можем прийти к мёртвой точке бездействия или к 
отождествлению с архетипической личностью"21[21].
     Древние архетипы, заполняющие своей полнотой неполноту личности и тем 
оказывающие на неё сильнейшее влияние, словно проверяют устойчивость вновь 
созданного центра. Остаётся ли человек Собой при соприкосновении с образами 
прежних веков — которые он бессознательно воспринял из культуры и которые в его 
душе хранятся в столь же первозданном и туманном виде, какими они были на заре 
развития сознания? Если вторжение стихии бессознательного не страшно для 
личного "я", тогда можно сказать, что человек действительно обрёл свой 
философский камень. И может быть, кристалл его сознания, возвращающийся после 
смерти в коллективное бессознательное, действительно не исчезнет, но сохранится 
в вечности. Природа несомненно заботится о жизни своих творений — именно 
поэтому неистовой стихие Марса исторически предшествует игра Меркурия: своё 
осознание мира держит волю в рамках до тех пор, пока она может угрожать распаду 
личности. Всеми возможными уловками Трюкач уводит нас от истины Себя, не 
допуская вторжения бессознательного, и продолжает свою охранную игру и тогда, 
когда тайное становится явным.
     В путешествиях индивидуации у души существует защитный механизм, и Юнг 
уделяет ему много места, говоря о мандалах. Мандала представляет собой защитные 
стены магического круга или квадрата, центральная точка внутри которого в 
религиях раскрывает природу божества. Когда разум человека выдерживает 
вторжение бессознательного, его психика часто создаёт нечто подобное: границу 
по краям и центральную фигуру внутри, что выражает меркурианское стремление к 
организации внутреннего пространства. В "безопасном", "священном", центральном 
месте помещается нечто, в чём Юнг видит образ нового центра индивидуальности, 
способного организовать вокруг себя как прежнюю, так и вновь воспринятую 
реальность. Проявляющиеся во снах геометрические фигуры более или менее 
правильной формы, и всё, содержащее число четыре: от креста с равными краями до 
четырёх орехов, лежащих на тарелке — являются, по Юнгу, манадалами, 
построениями Меркурия и защитными стенами, хранящими внутри порой ещё невидимый 
символ Себя. 
     "Опыт показывает, что индивидуальные мандалы символизируют порядок и 
возникают у пациентов в основном в периоды психической дезориентации или 
переориентации. В качестве магических кругов они связывают и подчиняют 
необузданные силы, принадлежащие миру тьмы, и создают, либо очерчивают порядок, 
преобразующий хаос в космос."22[22] Такое определение и четырех-частная форма 
мандал напоминает мифологическую роль царя богов, создающего космос из хаоса. 
Царь богов — архетип Юпитера — связан с четырьмя сторонами света: как главным 
принципом организации пространства, и покровительствует городам, которые в 
древности также строились по принципу квадрата, в стремлении воплотить в земном 
устройстве небесную идею гармонии мира, основанного на 4-х стихиях. Так же 
строились и храмы. Архетип Юпитера символизирует религию и единство организации 
частей мира.
      
     Мандальный символизм встречается в снах и видениях, часто сопровождаясь 
сильным чувством гармонии и покоя. Мандальные видения проявляются как выход в 
сферу "активного воображения", как "интенсивная концентрация на обратной 
стороне сознания", чтобы сделать её доступной для разума. Вот пример такого 
сна:
     "Я взбиралась на гору и дошла до места, где увидела семь камней, стоящих 
передо мной, семь по обе стороны и семь позади меня. Камни были плоские как 
ступеньки, и я попыталась взойти по четырём ступенькам, ближайшим ко мне. Во 
время этого я обнаружила, что эти камни — статуи четырёх богов, закопанных в 
землю. Я их выкопала и поставила так, что сама оказалась посередине. Вдруг они 
стали склоняться одна к другой до тех пор, пока их головы не соприкоснулись, 
образуя надо мной подобие шатра. Я упала на землю и сказала: "Падайте на меня, 
если хотите, а я устала." Тогда я увидела, что вокруг четырёх богов формируется 
кольцо пламени. Через некоторое время я поднялась, и отбросила статуи. Там, где 
они упали, поднялись четыре дерева. И голубые языки пламени, возникшие из 
кольца огня, стали сжигать крону деревьев. Глядя на это, я решила: "Это нужно 
остановить. Я должна войти в огонь сама, чтобы листва не сгорела". И я вступила 
в огонь. Деревья исчезли, а кольцо огня сомкнулось в единое голубое пламя, 
которое приподняло меня над землёй."23[23] 
     В этом видении различима идея средней точки, которая достигается с трудом 
и путём преодоления опасностей, а также заметны образы квадрата и круга. 
Мандальный символизм может быть проще, чем в этом примере: например, квадрат с 
фонтаном в центре и люди, гуляющие вокруг. А иногда мандала содержит множество 
геометрических фигур, вписанных друг в друга, что указывает на последовательную 
и сложную организацию пространства. Но не случайно она ведёт начало от круга и 
колеса, который во всём мире связан с архетипом Солнца, обозначающим стадию 
выделения и формирования в сознании понятия индивидуальности. Увидев в 
буддийских и христианских мандалах аналог процесса самоорганизации психики 
вокруг невидимого центра, Юнг нашёл на удивление верный и наиболее глубокий 
символ для обозначения идеи Самости.
     Мандала иногда подобна танцующему видению и основана на том же принципе, 
что ритуальные или народные танцы, где происходит круговое движение около 
центральной точки, расхождение в четыре угла и возвращение к центру. Таким 
образом, символизм мандалы вбирает в себя ещё одну архетипическую 
характеристику Солнца — движение, выделяющее светило из статичного пейзажа и 
символизирующее его самостоятельность (что и соотносит его с идеей самости). 
Видимый круг по небосклону, которое оно описывает изо дня в день, является 
наиболее первозданной и простой мандалой и тем естественным магическим кругом 
жизненных повторений, который не даёт распасться на части нашему сознанию — 
нашему осмыслению мира и себя в нём. И неслучайно наиболее интересным видением 
среди описанных Юнгом снов в его книге "Психология и алхимия" было видение 
мировых часов. Это "великое видение", как называет его Юнг, четырёхмерных 
мировых часов с тремя стрелками, движущимися с разной скоростью, сопровождалось 
у пациента чувством "возвышенной гармонии" и указывало на благополучное 
разрешение его проблем. Видение мировых часов  символизировало изначальный и 
универсальный вид движения: движение времени, который для человека издревле 
олицетворяло Солнце, катящееся по небосводу. 
      
     Юнг отмечал, что вращательная динамика мандального символизма типична для 
людей, которые более не могут создавать проекции божественного образа — то есть 
находить Бога вовне себя — и таким образом, находятся в опасности "распыления" 
своего "я". Она характерна для людей в состоянии стресса, но она же служит 
показателем формирования новой личности: показателем динамики жизни души и 
духовного движения. В разных религиях мы встречаем утверждение о том, что "я" 
со всеми его стремлениями и желаниями, даже интеллектуальными и духовными, 
должно быть утрачено (в христианстве это призыв "будьте как дети" и часто 
цитируемое утверждение "блаженны нищие духом"). Но это лишь первый шаг 
внутреннего преображения. На самом деле ни личное сознание, ни более глубоко 
лежащее индивидуальное "я" не утрачивается: первое уподобило бы нас немыслящим 
животным, второе — лишённым своей уникальности механическим роботам. Исчезает 
лишь прежнее понятие о своём "я", чтобы на смену ему пришло новое, более 
широкое, гармонично включающее в орбиту себя то, что выходит за рамки 
оперативной памяти своего мозга и отдельности своего тела.
     Мандальные кольца круга или квадрата предохраняют личность от взрыва и 
расщепления и защищают внутреннюю цель. Они подобны оградам священных мест, 
охранявших богов древности, и Юнг определяет мандалу как целостность видения 
Бога. Но в современной мандале в центре редко помещается бог: мы находим там 
множество разных символов и даже реальных людей. И Юнг делает естественный 
вывод: в современной мандале — которая является психической опорой в 
экстремальных обстоятельствах и в целом помогает раскрытию индивидуальности — 
"нет божества, подчинения ему и примирения с ним. Похоже на то, что место 
божества занимает вся полнота человека."24[24]
      
     Юнг написал это полвека назад, но и сегодня всё ещё кажется страшным 
расстаться с традиционным представлением о Боге и заменить его "просто" образом 
своей новой личности. Чтобы осознать свои сильные качества, человек стремится 
видеть их в некоем внешнем идеальном образе, подобно тому, как остаётся 
потребность проецировать свои недостатки на злодейскую Тень. Нам кажется, что 
без Бога мы лишимся той невидимой охраны, которая на самом деле дана человеку и 
вне церкви, вне зависимости от других людей и даже культуры, поскольку вся 
история человечества записана в его личной и коллективной памяти 
бессознательного. Нам кажется, что, соприкоснувшись со стихией бессознательного,
 мы непременно сойдём с ума или погубим душу в бездне падения в неуправляемый 
хаос эмоций. Но на самом деле мы окажемся не в первобытном Хаосе, а в 
первозданном Космосе, устроенном согласно совершенным законам, которые, правда, 
мы ещё не постигли. 
     Образы бессознательного — чудеса сказок и снов — пугают нас, и они 
действительно порой страшны, но лишь в той мере, в какой они доносят искажённое 
и субъективное видение мира. Универсальный архетип, скрытый за этими образами, 
прекрасен, как прекрасны образы мифов. Миф обладает целостностью и полнотой, и 
архетип в истинном смысле слова — это не хитрый старик, но мудрый прародитель; 
не злой дух, но творец и создатель; не русалка-обольстительница, но власть 
самой красавицы-природы. Астрология архетипов раскрывает перед нами в первую 
очередь черты этих, возвышенных образов. Но если архетипы являются нам как-то 
иначе, дело не в кознях лукавого и не в низком уровне культуры общества, а в 
нас самих. 
     Целя душу, психология смыкается с религией, однако сегодня старых 
религиозных воззрений оказывается недостаточно, чтобы они могли противостоять 
современным заблуждениям разума, за две тысячи лет продвинувшегося далеко 
вперёд по сравнению с сознанием римских рабов. Будучи практиком, Юнг пошёл 
глубже христианских догм и сомкнул психологию с алхимией и мифологией. 
     В расширении восприятия от личных представлений и образов современной 
культуры до архетипического, астрологического универсализма мифов — тот путь, 
который делает познание безопасным.
      
     




1[1] Юнг К.Г. "Archetypes of the Collective Unconscious", London, 1959, p.82
2[2] Юнг К.Г."Archetypes of the Collective Unconscious", London, 1959, p.187
3[3] Frieda Fordham. An introduction to Jung's psychology, Great Britain, 1966
4[4] Семира и В.Веташ. Астрология и мифология. Воронеж, 1994/ СПб, 1998
5[5] Юнг К.Г. “Отношения между эго и бессознательным": Two essay on Analytical 
Psychology, London, 1966, c.305
6[6] Интересно, что архетип Персоны напрямую сопоставляется с понятием тоналя в 
популярной книге Кастанеды, которое так же хорошо выявляет и черты 
юпитерианского архетипа. Тональ — это тоже “социальное лицо” и одновременно 
“хранитель и организатор мира, на плечах которого покоится задача создания 
мирвого порядка из хаоса” и задача которого – “судить, оценивать и 
свидетельствовать”. Кастанеда пишет о нем: “Хранитель мыслит широко и все 
понимает, но охранник бдительный, костный и чаще всего деспот. Следовательно, 
тональ во всех нас превратился в мелочного и деспотичного охранника, тогда как 
он должен являться широко мыслящим хранителем.” 
     Противоположное тоналю понятие нагваля, для которого нет названий и 
которое в полной мере проявляется в момент смерти, сопоставимо 
бессознательному: “Мы чувствуем, что существует еще одна часть нас, но тональ 
захватывает рычаги управления. Он ослепляет нас другую часть истинной пары -- 
нагваль” (К.Кастанеда. Сказки и силе. Киев, 1992, сс.122-131) Исторически, 
нагваль – образ духа предка.
7[7] Юнг К.Г. “Отношения между эго и бессознательным": Two essay on Analytical 
Psychology, London, 1966, c.301
8[8] Юнг К.Г. “Эон”. Собр.соч. т9 с.24
9[9] Юнг К.Г."Archetypes of the Collective Unconscious", London, 1959, p.64
10[10] Юнг К.Г. “Отношения между эго и бессознательным" с.302
11[11] там же, с.332
12[12] Юнг К.Г. “О перерождении” с.223
13[13] там же, с.284
14[14] Юнг К.Г. “Эон”. М., 1997 с.36
15[15] Юнг К.Г. Комментарии к “Секрету Золотого цветка”: "The Secret of the 
Golden Flower", London, 1929, ?.2-3
16[16] Юнг К.Г. “Эон”. М., 1997 с.45
17[17] там же, с.183
18[18] там же, с.189
19[19] Юнг К.Г. Комментарии к “Секрету Золотого цветка”: "The Secret of the 
Golden Flower", London, 1929, ?.77-78
20[20] Юнг К.Г. “Психология архетипа ребенка”: "Archetypes of the Collective 
Unconscious", London, 1959, ?.267
21[21] Юнг К.Г. "Archetypes of the Collective Unconscious", London, 1959, p.82
22[22] Юнг К.Г. там же, с.44
23[23] Юнг К.Г. “Отношения между эго и бессознательным" с. 366 
24[24] Юнг К.Г. “Психология и религия" "Psychology and Religion", London, 1958, 
?.139
 
??

??

??

??