емлённого за рамки обыденной 
жизни и часто выпадающего из её колеи — и бесспорно может помочь этому знаку 
ввести своё существование в хорошее русло. 
    Христианскому мировоззрению, как и человеку-Овну, свойственна идеализация: 
и понимая недостижимость цели, он часто следует ей ради движения вперёд. Эту 
психологическую установку Овна отразило известное высказывание Тертулиана: 
"Credo, quia absurdum est" — "Верю, потому что это абсурдно!". Сознательно 
идеализируя мир, христианство опирается на веру, ставя её выше разума. 
Тертулиану также приписывают слова: "Сын божий распят — мы не стыдимся, хотя 
это постыдно. И умер сын Божий — это вполне достоверно, ибо ни с чем не 
сообразно. И после погребения воскрес — это несомненно, ибо невозможно." 
    Истинный христианин доходит до невозможного — но не отказывается от него, 
как это предполагает архетип Близнецов (и буддизм, где абсурд ведёт лишь к 
постижению иллюзорности своих намерений), а продолжает двигаться дальше в том 
же направлении, пока не преодолевает силой веры тупик разума. Человечество 
ставит перед собой недостижимый идеал бессмертия — и значит, когда-нибудь 
должно его достичь. Так знак Овна прокладывает новый путь в будущее, вечно 
стремясь осуществить то, что ещё не свершилось. Программой средневековой 
схоластики — и творческого подхода к христианству сегодня — можно считать фразу 
Августина: "Давайте искать подобно тем, которые находят; и давайте находить 
подобно тем, которые всё ещё должны продолжать поиск."
    В этом поиске христианство прежде всего выполняет задачу развития сознания 
— преодоления суеверий разума и его мифических, образных и нравственных догм. 
Не случайно современная наука получила толчок к своему развитию именно в 
культуре христианских стран. Задача развития сознания — основная задача знака 
Овна, тяготеющего к чистой науке (особенно математике). Поскольку знак Овна 
силой своей мысли стремится реально создать то, чего ещё нет, психическая и 
ментальная функции приобретают в христианстве самодовлеющее значение. "Кто 
совершил в уме, тот совершил на деле,"— утверждает Евангелие, и такой акцент на 
мышлении безусловно продуктивен для марсианской психологии действия и смелого 
движения вперёд, которой чужда созерцательность. Но подобный взгляд на жизнь 
может оправдывать страх, личную слабость и неспособность к реальному действию 
тех, кто на самом деле не проникся идеалом будущего.
    Христианство — религия откровения: открывания. Христос призывал: "Что 
говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедайте на 
кровлях" (Матф. 10,27). Но нужна овенская смелость, чтобы раскрыть другим ещё 
неведомые им вещи, постигнутые под покровом тишины и тайны. Пока наиболее 
успешно с этой задачей, как ни странно, справляется наука. Пройдя горнило 
средневековья, она стала общепризнанной трибуной, с которой можно говорить,— и 
тем видным местом на горе, куда можно поставить зажжённый светильник, чтобы его 
все видели. 
    
    ОРИЕНТИР БУДУЩЕГО
    
    Христианство отвергает буддийский покой небытия ради импульса изменения. И 
для него залогом вечной жизни является постоянный динамизм души, а смертью и 
злом — буддийская статика и отрицание устойчивых определений, на которые можно 
опереться. И сам образ "середины", позитивный в буддизме. Среднее, 
неопределенное состояние в христианстве — значит, промежуточное: покоя оно не 
предполагает. "В этом мире есть и хорошее, и плохое. То, что в нём хорошее — не 
хорошее, то, что плохое — не плохое. Но есть плохое за этим миром, то, что 
воистину плохо, что называют серединой. Это — смерть. Пока мы в этом мире, нам 
следует приобрести себе воскресение, чтобы, если мы снимем с себя плоть, мы 
оказались бы в покое и не бродили бы в середине" (неканоническое евангелие от 
Филиппа)37. В христианстве покой неотделим от движения:"...Каков знак вашего 
Отца, который в вас? Это движение и покой" (неканоническое евангелие от Фомы)38.
 
    Для прямого и последовательного общего движения вперёд необходим ориентир — 
маяк в бурном море человеческой истории, общий символ цели. И в христианстве мы 
находим по-сатурниански жёстко сформулированный догмат "Символа веры". Христос 
также предстаёт перед нами как нечто большее, чем исторически сущестовавший 
богочеловек: он мыслится как символ — Слово, Логос, творящий мир и живущий 
параллельно с ним. Так в христианстве мы находим черты водолейского Мифа, 
возвышающегося над овенской историей фактов. И про христианского Бога нельзя 
сказать, как про Бога иудеев, что он не закончил творение Вселенной — напротив, 
в образе Христа Саваоф явил её высшее совершенство. И только послав людям 
спасителя, Он удалился от людей, заняв в небесах своё невидимое место безликой 
ипостаси Троицы, подобно древним демиургам архетипа Водолея. 
    "Символ веры" свидетельствует о главном водолейском стремлении христианства 
к всеобщему объединению: "Верую во единого Бога-Вседержителя... (значит Бог все 
же един, несмотря на религиозные распри), Творца Неба и Земли, видимого же всем 
(! даже атеистам? здесь можно призадуматься над христианской задачей тайное 
сделать явным. Оказывается, Бога все видят — лишь не осознают? Но ведь мы 
обычно видим мир, лишенный чудес: значит Бог и в материальном мире тоже, а не 
только вне его, как порой полагают)... и невидимого (никто не познает Его до 
конца)..."
    Творец Неба и Земли — первое мифологическое определение демиурга, самого 
древнего из богов, роль которого — в поляризации двух граней бытия, за счет 
которого возникает мир. Эта поляризация необходима ради нового творения, за 
которое ратует христианство. И вместе с единством, в "Символе веры" звучит 
водолейский разрыв Земли и Неба — который проявляется в христианской идее 
греховности тела. Если для пантеистич