|
идеалисту: “Ты никуда не годишься”, - в ответ на что идеалист возразит: ”Как
же? Ведь я так замечательно пою по утрам!” Если критика мистика-харизматика
продолжается, идеалист найдет у себя другую замечательную черту, и т.д.
Защищаясь от нападения другого идеалиста, наш герой может проявить удивительную
виртуозность, меняя расцветку подобно хамелеону и таким образом
приспосабливаясь к своему противнику, так что тот быстро обнаруживает себя не
противником, а другом; или же, сражаясь с противником на качественном уровне,
идеалист ловко противопоставляет одним качествами искусные комбинации других.
Такого рода спор двух идеалистов может произвести на прагматика очень
неприятное впечатление: ему покажется, что два человека просто льют воду, долго
и мутно спорят ни о чем, хотя для участников спор исполнен смысла и тончайших,
не видимых непосвященному оттенков. Так нередко ведутся словесные баталии в
кабинетах министров и парламентах: для людей, которые не посвящены в истинный
смысл произносимых речей, они могут показаться избитыми истинами или
демагогическими маневрами, в то время как для самих участников эти прения имеют
совершенно конкретный смысл и значение.
Защищаясь от нападения человека предметного уровня (прагматика), идеалист
непременно сошлется на какое-то общее положение или соображение, закон природы,
который не дает ему возможности, например, предпринять адекватные ответные
действия или признать критику справедливой. “Ну и что из того, что я вчера не
пришла на свидание? Ведь в целом же я человек надежный! В мыслях же я тебе
никогда не изменяю, и это главное, не так ли?” С точки зрения прагматика, это
не так, но у него язык не повернется сказать это, когда обаяние качественного
уровня уже полностью вскружило ему голову. Ведь в самом деле, что значат
невымытые тарелки перед лицом великой любви?!
Слабые места у идеалиста связаны с плохой проработкой синтетического и
предметного уровней. Он, с одной стороны, плохо центрирован, а с другой -
недостаточно конкретен и предметен; это дает ему ощущение неуверенности своего
существования в этом мире. Он может вывернуться почти из любой ситуации, но он
плохо понимает, что такое он есть; кроме того, в глубине души он ощущает свою
недостаточную материальность: он не знает, что он есть в целом, и он плохо
понимает, что он есть конкретно, - однако ни в том, ни в другом он, как правило,
себе не признается. Оперируя качествами, всегда есть соблазн делать это
слишком легко, забывая про то, что за каждым качеством стоит громадный класс
предметных явлений, являющихся материализацией (воплощением) этого качества;
так, само качество зеленого цвета становится весомым и материальным, когда
человек способен помыслить все зеленые объекты, то есть все предметы,
обладающие тем или иным оттенком зеленого цвета. Если же употреблять слово
“зеленый” или произвольно смешивать на холсте зеленую краску с белилами, не
имея в виду ничего конкретного, то возникает иллюзия свободы, которая позволяет
на место данного качества поставить любое другое, и они перестают быть
сколько-нибудь реальными, и из области творческого воображения человек
переходит в область пустых фантазий, например, на место обобщающей научной
мысли, основанной на большом экспериментальном материале, приходят легковесные
спекуляции.
Конечно, качества могут возникать не только как результат абстракции
предметного мира: они могут появляться и как результат разворачивания
синтетического объекта как грани, которыми манифестирует себя его целостность,
но и в этом случае нужно достаточно ярко и объемно ощутить этот объект и лишь
после этого пытаться помыслить или иным образом воспринять свойственные ему
качества. Если этого не сделать, то попытка раскрытия целостного объекта
оказывается неудовлетворительной и результат будет бледным и невыразительным.
Рассказывают, как один начинающий поэт позвонил своему другу и сказал: “Ты
знаешь, я написал поэму о любви”. “Ну и как?” - спросил друг. “Ну что тебе
сказать? Исчерпал тему!” - удовлетворенно заявил поэт.
Свобода. Для человека качественного уровня очень важно понятие свободы, в
первую очередь от ограничений предметного уровня, в том числе таких, которые на
самом предметном уровне кажутся совершенно необходимыми. (Например, на
качественном уровне не существует понятий элемента и части и соответственно
понятий связи и границы). С другой стороны, эта свобода должна сочетаться с
ответственностью как перед самим предметным уровнем, так и перед синтетическим
уровнем; другими словами, работая с качествами, идеалист не должен забывать,
что они относятся к единому объекту, а если он упускает это из виду, то может
незаметно для себя уйти далеко в сторону и оказаться в той части качественного
пространства, которая соответствует совершенно другому объекту. При этом
комбинировать и соединять друг с другом синтетические объекты так, как это
делается с элементами предметного уровня, на синтетическом уровне невозможно.
Поэтому хотя между качествами не бывает противоречий, приводящих к их
несовместимости (последнее характерно для предметного мира), тем не менее
возможны такие комбинации качеств, которые не соответствуют вообще никакому
реальному объекту, и тогда идеалист оказывается как бы в пустом пространстве:
ему кажется, что он занимается чем-то содержательным, а в действительности
содержание давно его покинуло. Так художнику, пишущему абстрактную картину на
холсте, дана, глазами поверхностного наблюдателя, абсолютная свобода - он в
любом месте может положить любую краску - но если у художника при этом нет
определенного эстетического образа, воплощением которого является данная
картина, то смотреть на нее впоследствии будет совершенно неинтересно.
Сам себе идеалист может казаться весьма определенным: он скажет: “Я люблю это и
не люблю того”, - но в качестве объектов его любви и нелюбви выступают обычно
не конкретные объекты или обстоятельства, а соответствующие качества. Он
|
|