неэффективны.
Итак: ментальный план принципиально многомерен, и понятия приоритета, 
истинности и ложности существуют только в рамках достаточно узких символических 
систем типа математической логики или арифметики, которые не имеют сами по себе 
прямого отношения к реальности и каузальному плану (к последнему относится 
такая процедура, как принятие решения). Поэтому говорить о законах или правилах 
мышления можно только условно, то есть всегда ограничиваясь при этом 
определенным ментальным эгрегором, но не покушаясь на план в целом. Иммануил 
Кант утверждал, что законы логики, представления о пространстве и числах в 
человеке априорны, то есть не являются результатом его непосредственного опыта. 
Это можно воспринимать как существование связи ментального эгрегора 
человечества ("ноосферы") с соответствующими фрагментами Мирового Разума - 
однако там есть и другие, ничуть не менее примечательные фрагменты.
Законы это жесткие ограничения, которые лучше не нарушать, ибо в противном 
случае возможны неприятности - но если очень нужно, то на этот риск приходится 
идти. Как профессиональный вор смотрит на уголовный кодекс, так же математик 
смотрит на логику, физик на математику, инженер на физику, а домашняя хозяйка, 
купившая кухонный комбайн - на инструкцию к нему. Лучше, конечно, правила 
выучить и соблюдать, но если не получается или некогда, авось и так сойдет.
Другими словами: сила, ясность и убедительность мышления в первую очередь 
связана с его адекватностью, то есть удовлетворяющим потребителя уровнем 
соответствия ментальной модели каузальному оригиналу. При этом процесс 
построения ментальной модели - пользуется ли ее автор формальной логикой или 
ассоциативно-образным мышлением, роли не играет: ни то, ни другое, ни третье 
уверенности не прибавляет и не убавляет; контрольные функции, кстати говоря, в 
равной мере свойственны и логически-дискурсивному, и ассоциативному мышлению - 
иначе говоря, можно заметить отсутствие логики, а можно - несоответствие 
целостного образа, когда отчетливо "не то" или "непохоже", хотя сказать, в чем 
именно, может быть трудно. "Ну тут уж ты, брат, загнул", "забрался не в ту 
степь" - типичные отзывы правого полушария в ответ на грубые ошибки мышления 
любого типа, в том числе и логического.
* * *
Современное научное мышление совершенно не адаптировано к голографической 
парадигме, которая, по-видимому, в ближайшее десятилетие должна быть усвоена в 
самых разнообразных сферах - иначе, по мнению автора, человечество не сможет 
выйти из того глобального тупика, в котором оно оказалось к концу XX века н.э. 
Эта парадигма предлагает смотреть на мир как на символически отраженный в любом 
своем объекте, что требует сильных изменений в методологии научного подхода: 
многие допущения, казавшиеся ученому XVIII-XX вв. сами собой разумеющимися и не 
вызывающими никаких возражений, становятся сомнительными или даже вовсе 
неприемлемыми. Кроме того, оказывается, что многие символизмы, которыми с 
удобством пользуется наука, ставя себе это в особую заслугу, сами по себе 
содержат совершенно неприемлемые "молчаливо подразумевающиеся" предпосылки, 
которые часто грубо искажают или вовсе обесценивают результаты исследований. 
Автор не претендует на серьезную критику и ограничивается некоторыми 
замечаниями и пожеланиями, отчасти отражающими, как ему кажется, дух грядущей 
науки.
Математика. В основе современной математики лежит теоретико-множественная 
концепция Георга Кантора, которая кардинально противоречит голографическим 
представлениям.
Под множеством в математике понимается набор (совокупность) определенных 
объектов, называемых его элементами, относительно которых предполагается, что 
они однозначно идентифицированы (то есть четко различаются друг от друга) и 
как-либо отграничены от всего остального мыслимого мира, то есть имеется 
некоторое правило, позволяющее определенно сказать, является любой объект 
элементом данного множества или нет.
Это определение предполагает нечто вроде тюремного порядка: имеется тюрьма 
(множество) и набор заключенных (элементы), рассаженных по одиночным камерам 
(идентификация). Голографический подход требует, чтобы сама тюрьма была 
символически представлена у каждого из узников: например, у него должен быть ее 
план, на котором на всех камерах указаны имена узников, и кроме того, 
звездочкой отмечена его собственная камера. Тогда множество А, состоящее из 
элементов а, б, в, что на языке теории множеств обозначается так: А={а, б, в}, 
выглядело бы гораздо богаче: А={ а/ {а*, б, в}, б/{а, б*, в}, в/{а, б, в*} } 
-(косая черта символизирует план множества, имеющийся у элемента).
Далее в теории вводятся понятия объединения и пересечения множеств - 
объединением двух множеств называется множество, состоящее из элементов, 
принадлежащих хотя бы одному из этих множеств, а пересечением - множество 
состоящее из элементов, принадлежащих обоим этим множествам - и молчаливо 
предполагается, что эти операции всегда корректны, то есть любые два множества 
можно "объединить" и "пересечь". Интересно, как отреагирует директор школы на 
предложение учителя объединить второй и десятый классы и провести у них общий 
урок по родной речи и химии? Очевидно, должны быть какие-то основания для 
проведения этих операций, вытекающие из существа дела. Свойства объединения не 
могут целиком вытекать из свойств объединяемых множеств, но всегда должны 
содержать нечто новое, отражая понятия синтеза и медитации; пересечение же 
должно помнить о породивших его множествах, то есть множество {а, б}? {а, в} по 
Кантору состоящее из одного элемента {а}, должно, тем не менее, сохранять 
память о своих "родителях" {а, б} и {а, в}, и при ближайшем рассмотрении 
выглядеть, скажем, так: {а/ {а, б}? {а, в} } (здесь косая черта символизирует