|
с тяжело больными и умирающими людьми. Сюда же относится сочинение фарсов,
пародий и в широком смысле любая деятельность, связанная с искусством, то есть
символическим отражением процессов, идущих в действительности. Когда процесс
отражается в искусстве, то он переходит из фазы осуществления в фазу
растворения, и художник, таким образом, являясь творцом реальности
художественной, одновременно выступает в роли могильщика реальности в том виде,
как ее непосредственно переживают люди. Окончательная смерть эпохи выступает в
мемуарах людей, ее переживших.
Вопросы к читателю. Близка ли вам мысль Оскара Уайльда, что лучше всего, если
произведением искусства является сама жизнь человека? Что вы предпочтете -
самим пройти по улице вместе с демонстрацией или посмотреть ее по телевидению?
Выразительны ли вы в болезни? Ответьте на этот вопрос и спросите мнение ваших
близких на эту тему. Что приносит вам большее удовлетворение - когда
неожиданные идеи приходят к вам в голову или когда вы их успешно реализуете?
Мешает ли серьезное настроение вашему самовыражению? Мешает ли несерьезное,
веселое, игровое настроение вашему самовыражению?
Слабые места и страхи
Для того, чтобы понять страх человека, нужно обязательно исследовать
модальность времени, которой он соответствует; изменив эту модальность, вы
можете незаметно для самого человека или сделать этот страх управляемым, или,
иногда, вовсе его убрать.
Типичный страх, связанный с фазой творения, - это страх перед будущим. “Я не
знаю, что мне предстоит, я этого боюсь. Я не уверен в себе, я не знаю, как я
отреагирую в качественно новой ситуации. Я не знаю, смогу ли придумать то, что
мне будет нужно, поскольку я не уверен в своем творческом начале. Старое зло
всегда лучше нового, потому что оно хотя бы известно”. Таковы обычные сомнения
и страхи фазы творения. Здесь нужно верить, когда оснований для веры нет и
нельзя полагаться на опыт, и нужно уметь верить в себя, не имея на это особых
оснований, попадая в новые ситуации, ожидая неожиданностей.
Обычный страх на фазе осуществления связан с опасением не удержать ситуацию,
вылететь за рамки, предписанные обязательствами: это боязнь, что внешний мир
изменит свое отношение к человеку и его делу, перестанет вовремя снабжать его
ресурсами, перестанет нуждаться в той продукции, которую человек предлагает
миру. Кроме того, всегда возможна нестабильность самого процесса или ритуала, в
котором человек находится, он может начать качаться или даже разрушаться, могут
возникнуть обстоятельства, которые не дадут человеку возможности реализовать
сформированный план действий. В отличие от фазы творения, где страхи, как
правило, иррациональны, на фазе осуществления человек знает, чего он боится, у
него нередко есть конкретный враг, с которым он сражается, и эти сражения также
входят в распорядок его жизни, частично ритуализируются, к ним ведется
длительная методичная подготовка. Когда же эти сражения происходят, человек
терпит убытки, его враг тоже терпит убытки, оба делают выводы из сражения и
продолжают готовиться к следующему. Причем человек приблизительно представляет
себе своего врага, у него есть информация о нем, его планах, разведка доносит о
новых видах оружия, которые тот собирается использовать, а слабые места,
которые есть у человека, не являются совсем уж неприкрытыми, он их видит и
старается каким-то образом их либо компенсировать, либо прикрыть заплатками.
(Для фазы творения, наоборот, характерно совершенно неожиданное нападение
неизвестного врага и обнаружение неизвестных дыр в обороне, о которых человек
не имел ни малейшего представления.)
Чего боится человек на фазе растворения? Ну, во всяком случае, не разрушения
как такового. Оно происходит на этой фазе совершенно естественным образом,
человек к нему адаптирован и его принимает. Однако, это разрушение может идти
слишком дисгармонично, может быть связано с плохим пониманием тонкости
происходящего, глубинного смысла, и невозможностью направить этот процесс так,
чтобы от него была польза, а не вред окружающему миру, то есть так, чтобы он
был достаточно экологичным. Так, в старости человеку важно, чтобы у него была
возможность помогать своим детям и внукам не столько физически и экономически,
сколько мудрым советом, и если такой возможности нет, например, дети его не
слушают или старику нечего им сказать, или его воспоминания о прошлом времени
некому выслушать и сделать из них важные для себя выводы, то именно это служит
для стареющего человека источником страданий.
Болезни, свойственные старости, по-видимому, не являются ее неизбежным
атрибутом. Они, по мнению автора, как раз свидетельствуют о дефектах
прохождения человеком и его физическим телом фазы растворения. В идеале
утончение вибраций идет без видимого вреда для тех функций тела, которые оно
должно выполнять, пока еще является вместилищем души, то есть способностей
переваривать пищу, переноситься из одного места пространства в другое, дышать и
т.д. Вероятно, к старости у человека должны открываться мистические способности,
улучшаться видение тонкого мира и в какой-то мере уменьшаться интенсивность
восприятия социальной реальности и деталей мирской жизни, но, конечно, не до
уровня склероза, слепоты, глухоты и т.д.
Страхи и слабые места фазы растворения во многих случаях связаны со страхом за
тот ритуал, за те жесткие представления, которые часто сопутствуют этой фазе и
которые являются не более чем куклой из папье-маше, которая когда-то была живой,
а теперь от нее осталась одна только мертвая форма. Эта форма уже не может
выполнять те задачи, которые она выполняла раньше, на фазе осуществления, и
теперь должна распасться. Когда, находясь в фазе растворения, человек не
чувствует этого, и ему кажется, что эта форма еще живая, он страдает из-за нее,
|
|