– В моем деле информации много не бывает, так что сыпь до кучи. Давай, 
выкладывай свои предсказания.
Успенский отрицательно покачал головой.
– Петрович, ты не по адресу. Я не занимаюсь предсказаниями, моя специальность – 
прогнозы.
Филатов удивленно приподнял брови.
– А разве это не одно и то же?
Андрей рассмеялся.
– Если тебе нужно предсказание, надо было обратиться к покойному осьминогу 
Паулю. Прогноз отличается от предсказания примерно так же, как диагноз от 
приговора.
– Правда, что ли? – Филатов изобразил лицом испуг, но вышло плохо. – Ай как 
жалко! Ты бы мог в лотерею выигрыши угадывать. И мне подсказывать. – Он выпил.
 – Ну, ладно, давай серьезно. Рассказывай, что там вчера с тобой произошло.
Успенский с бокалом в руке присел на подоконник.
– Знаешь, Петрович, я сам об этом деле все время думаю. Картина вроде бы 
простая. Запертая комната, шприц, следы уколов на руке. Банально как в 
классическом детективе. Но пресловутая интуиция не дает мне, старику, покоя. 
Даже не знаю, как и с чего начать. Хочешь, чтобы я все тебе рассказал?
Филатов опрокинул коньяк как водку, одним духом, и утвердительно наклонил 
голову.
– Рассказывай!
– Ну, хорошо. Слушай.
И Андрей в подробностях пересказал Филатову все, что произошло с ним вера в 
парке, а потом, неожиданно для себя, изложил и содержание своего видения.
Выслушав астролога до конца, Филатов некоторое время сидел, слегка ошарашенный 
его рассказом. Успенский налил ему еще.
Алексей Петрович выпил и потер лоб.
– Постой, это же как оно называется, слово забыл.
– Склероз?
– Нет, другое. И не маразм, если ты об этом.
– Дежавю?
– Точно, дежавю! Знаешь, Палыч, насчет склероза ты прав. Я думаю, это он всему 
виной. Вот что-то сейчас происходит, а тебе кажется, что оно уже когда-то было. 
Со мной пару раз такое случалось. Неприятное ощущение.
Андрей снова отрицательно покрутил головой.
– Нет, это определенно не мой случай. То, что я видел, происходило, судя по 
всему, где-то в конце тридцатых годов, до войны. То есть это не мои 
воспоминания.
– Может, эта, генная память? – предположил Филатов. – Папа–мама что-то видели, 
а тебе передалось.
Но Успенский снова не согласился.
– Тоже исключено. Мои родители в то время детьми были, а деды и бабки вообще не 
отсюда.
Все же прокурор не сдавался.
– Ерунда, такое тоже часто бывает. Я по телевизору видел, как один пацаненок, 
индеец с Аляски, вдруг на санскрите заговорил. И даже научный текст на этом 
санскрите вслух прочитал. Или Моцарт, маленький был совсем, вообще еще 
читать–писать не умел и на даже горшок не просился, а по нотам играл как по 
нотам. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Астролог придал лицу мрачное выражение.
– Петрович, предупреждаю – тебя занесло в реинкарнацию. А ведь ты в нее не 
веришь.
– Не верю, – уныло согласился Филатов и задумался.
Андрей налил еще коньяка.
– Зря, между прочим, не веришь. Вот Карл Юнг, к примеру
– А кто это? – поинтересовался Филатов.
– Ну, хорошо, а Льва Толстого ты, надеюсь, знаешь? Джека Лондона или Конан 
Дойла? Все они допускали существование реинкарнации. Но давай возвратимся к 
тому, с чего начали, к дежавю. В переводе с французского это значит «уже видел».
 Специалисты считают, что его переживают девяносто семь процентов людей на 
Земле. А некоторые испытывают его постоянно, по несколько раз в день, причем 
часто это сопровождается дискомфортом, как у тебя. Но иногда это проявляется в 
более конкретном виде. У человека вдруг проявляются навыки профессии, которой 
он никогда не обучался.
Филатов напрягся.
– Что ты имеешь в виду? Какие навыки: грузчика, космонавта, дегустатора 
коньяка?
Успенский кивнул.
– Ага, или прокурора–криминалиста. Как у твоего Моцарта.
Тот не по–детски обиделся за Моцарта.
– Тоже мне, сравнил хрен с пальцем! И как это можно объяснить?
Успенский поводил взглядом по потолку, словно мог найти ответ там.
– Существует мнение, что человек мог приобрести эти навыки в прошлой жизни.
Филатов поскреб затылок. Его снедали сомнения.
– Да мало ли кто чего раньше не делал? У нас до Хрущева кукурузу под 
Архангельском тоже никто не выращивал. Так, по–твоему, Никита Сергеич тоже 
реинкарнация какого-нибудь негра с Миссисипи?
Успенский с подозрением прищурился.
– Слушай, Петрович, а может, тебе просто само слово не нравится? Так я тебе