Если же дарителями выступали темные силы, то, напротив, следовало предаваться 
самым разнузданным порокам или же, как ни странно, вести монашески–аскетический 
образ жизни, изнуряя и истребляя свою плоть бессмысленными запретами и 
ограничениями.
Выбор дарителя человек, согласно данному Богом праву, осуществлял сам. Андрей 
выбрал для себя путь добра со всеми вытекающими из него последствиями. Поэтому 
все, что он мог предложить Василисе, исчерпывалось темой дискуссии: «Существует 
ли дружба между мужчиной и женщиной?»
И то, что она его любила, только усугубляло безнадежность положения.
* * *
Андрей насыпал в чашку растворимого кофе. Не то чтобы он находил в нем особый 
вкус или крепость, просто у него никогда не хватало ни времени, ни терпения 
молоть, варить, а главное, смаковать кофе натуральный. Залив чашку кипятком, он 
направился было в кабинет, чтобы засесть за компьютер. Тут и зазвонил телефон.
Он даже вздрогнул. Неужели Мария уловила его мысли? Не без внутреннего трепета 
он снял трубку.
Но звонила не Мария. Это была всего–навсего Василиса.
– Я подъеду ненадолго, – заявила она. – Не пугайся, я по делу.
Успенский уловил в тоне журналистки напряжение.
– Подъезжай, – коротко ответил он.
И вернулся к письменному столу. Из головы не шла вчерашняя трагедия. Кем была 
женщина, смерть которой он засвидетельствовал? Сейчас вчерашняя ночь в парке 
казалась ему нелепой фантасмагорией. Может, ему и в самом деле все это 
привиделось?
Он не успел допить кофе, как в дверь позвонили. Василиса? Интересно, на чем она 
так быстро добралась? На метле или по совету областного губернатора 
воспользовалась вертолетом?
Он открыл дверь. Перед ним на пороге стоял прокурор–криминалист Филатов. Он был 
старше Андрея на 8 лет, но это не мешало им быть друзьями. Кроме того, прокурор 
родился 12 января и по отношению к родившемуся 12 июля Успенскому был в 
некотором смысле жестким оппонентом. Андрей частенько упрекал его в упрямстве и 
догматизме, что было в целом свойственно Козерогам. Если уж упрется рогами, 
никакими силами не сдвинешь.
– День сюрпризов, – констатировал Андрей. – Ждешь ананасов, а получаешь черную 
икру. Ну, здорово, Петрович, проходи. Кофию не желаешь? – в слове «кофию» он 
сделал ударение на последнем слоге.
– Отнюдь, – с достоинством ответил Филатов и вошел.
– Что отнюдь? – лицо Андрея исказила тоскливая судорога. – «Отнюдь» значит 
«вовсе». Так как – отнюдь да или отнюдь нет?
– Нет. Хорошо бы пива. Или хотя бы чаю. Мне тут на работе подстаканник подарили.
 Серебряный. Вот, погляди.
Он полез в свой огромный портфель и извлек из него сверток, перевязанный 
игривой голубой ленточкой. Под насмешливым взглядом астролога он поспешно 
содрал ленточку, скомкал и убрал в карман.
– Что не так? Ты бы предпочел розовую? – проворчал прокурор.
– Петрович, чай пьют одни извозчики. А благородные люди употребляют 
гоголь–моголь с ромом, – сообщил Успенский. – Прикажете коньяку? Ты, собственно,
 чего приперся?
Филатов устало, несмотря на то что день только начался, опустился в кресло.
– Наливай, не спрашивай. Я пришел к тебе с приветом рассказать, что астрология 
– лженаука.
Андрей достал из бара бутылку и два фужера.
– Это точно?
– Абсолютно точно. Вчера вечером по телевизору сообщили. Я всю ночь не спал, 
думал – как бы помягче тебе об этом сказать.
Андрей разлил коньяк по пузатым бокалам.
– Я телевизор не смотрю. И радио не слушаю. Говори, что тебе надо? Ты ведь 
просто так не приедешь. Обязательно какую-нибудь гадость припасешь.
– Сам ты гадость, – с блеском парировал прокурор–криминалист, протягивая ему 
протокол, составленный следователем Дорониным, где красовалась подпись 
астролога. – Ты мне лучше скажи – это твоя закорючка? Сам же меня учил «Второму 
закону Андропова»: «Каждая подпись – шаг к тюрьме».
Успенский удивился.
– Разве? А первый какой? Напомни, а то я что-то запамятовал.
Филатов принял бокал с коньяком и многозначительно поднял его, будто собрался 
произнести тост.
– Первый закон – «Скорость стука опережает скорость звука». Но ты не отвлекайся 
и зубы мне не заговаривай. Рассказывай всю правду. Как прокурору.
Андрей скорбно вздохнул.
– Не успел войти, и сразу чистосердечное признание ему подавай! Крючкотвор. – 
Он задумался, напрягая память. – Ну, я шел, споткнулся, очнулся, а что тебя, 
собственно, интересует?
– Все. Потому что с меня требуют результаты проверки, а у меня ничего нет. 
Ничего реального, что можно подшить к делу. Одни предположения и догадки. 
Беллетристика.
Успенский пожал плечами.
– Да, Петрович, видно не зря ты в один день с Джеком Лондоном и Аркадием 
Вайнером родился. Тянет тебя нелегкая писательская стезя. Но я могу только к 
твоим догадкам подбросить свои загадки. Тебе это надо?
Прокурор заинтересованно кивнул.