|
е трех лет участия в легкоатлетических
состязаниях, весной 1909-го покинул Карлайл, отправившись на поиски долларов.
Многие, в том числе и Уорнер, полагали, что он просто вернулся в свою родную
Оклахому. На самом деле он в обществе двух бейсболистов из Карлайла отправился
в Северную Каролину, где все они были приняты в команду «Рокки Маунт» из
Восточнокаролинской лиги, младшей лиги, принадлежащей к классу D. В течение
последующих двух лет Торп принял участие в восьмидесяти играх, набрал 248 очков
и выиграл 19 игр в качестве питчера [6] . Тем не менее этим, как ему предстояло
убедиться впоследствии, он нарушил правила, по крайней мере с точки зрения
Любительского атлетического союза.
Летом 1911-го Уорнер, не зная об обстоятельствах жизни выдающегося атлета,
прислал ему записку со следующими словами: «Если ты вернешься в Карлайл, я
думаю, у тебя есть шанс попасть в будущем году в Олимпийскую команду
Соединенных Штатов». И Торп вернулся через несколько недель, а на вопрос
Уорнера: «Где ты был?» ответил легкомысленно: «Играл в мяч». Не зная того, что
Торп скомпрометировал свой статус любителя, Уорнер начал готовить его к
Олимпийским играм 1912 года.
Во время обучения Торпа на последнем курсе Карлайла должен был состояться матч
по легкой атлетике между «Индейцами» и «Лафайетом». Встреча была широко
разрекламирована, и делегация во главе с тренером «Лафайета» Гарольдом Брюсом
отправилась встречать поезд, на котором предположительно должна была прибыть
команда Карлайла. Когда на перроне Истона, Пенсильвания, оказались лишь Уорнер
и Торп, Брюс недоуменно обратился к Уорнеру: «Что случилось? Мы ждали
легкоатлетическую команду Карлайла». – «Вот она», – ответил Уорнер, небрежно
указывая в сторону Торпа. Результаты, показанные в одном соревновании, ставшем
одним из самых увлекательных спортивных романов, засвидетельствовали победу
Торпа, а следовательно и Карлайла, практически во всех видах.
Достижения Торпа на футбольном поле оказались столь же легендарными. После
своего возвращения в Карлайл Торп приводил «Индейцев» к победе над крупнейшими
футбольными авторитетами своего времени, в том числе Гарвардом, Армией,
Пенсильванией, Брауном, Питтсбургом, Миннесотой и Чикаго. Выступая в качестве
полузащитника «Индейцев», он совмещал роли нападающего, распасовщика и, при
необходимости, блокирующего защитника.
Выступая в 1911-м против Гарварда, он забил четыре полевых гола и совершил
пробежку в семьдесят ярдов, заработав все набранные Карлайлом очки в этой
заслуженной победе со счетом 18:15, тем самым заставив тренера Гарварда Перси
Хотона назвать его «самым лучшим из всех приснившихся кому-либо игроков». В
состоявшемся в 1912 году матче с сильной Армейской командой Торп приготовился к
удару с собственной десятиярдовой линии. «Они думают, что я буду бить и наши, и
армейские, – проговорил Торп, обращаясь к рефери, находившемуся рядом с ним. –
Только это не так». И с этими словами Торп изобразил удар и совершил
девяностоярдовую пробежку, открыв счет в игре, которую Карлайл выиграл со
счетом 27:6. В том же году, играя с «Браунз» в День Благодарения [7] , Торп
«уничтожил целую команду», как написал один из обозревателей. «Он разгромил их
со счетом 32:0, и все лишь собственными усилиями. Что уж вспоминать о пробежках
в пятьдесят и шестьдесят ярдов…» В 1911 и 1912 годах Торп выдвигался во
всеамериканскую сборную Вальтера Кемпа, а в 1912-м возглавлял национальный
список со 198 очками и 25 заносами. Он являлся, по словам Грантленда Райса,
«величайшим футболистом всех времен».
В промежутке между двумя всеамериканскими сезонами Торп сделал остановку в
Стокгольме. Некий журналист по имени Френсис Альбертини увидел Торпа на борту
лайнера, отвозившего американцев на Олимпийские игры, проходившие в 1912 году.
Спортсмен покоился в шезлонге в оцепенении, приличествующем разве что питону
после сытной трапезы. Все прочие члены американской легкоатлетической команды
занимались усердным трудом, бегая вокруг разложенных на палубе пробковых матов
под бдительным тренерским оком. Альбертини, знавший, что Торп никогда не
объяснял свой успех интенсивными тренировками, приблизился к атлету и спросил:
«Что вы сейчас делаете, Джим, размышляете о своем дядюшке "Сидящем Быке" [8] ?»
Пробудившийся Торп неторопливо открыл глаза и признался: «Нет, я практикуюсь в
прыжке в длину. Я только что прыгнул на двадцать три фута восемь дюймов (чуть
более 7 метров). Я думаю, что смогу победить в этом виде». И с этими словами он
вновь закрыл глаза и погрузился в умственную работу.
Майк Мэрфи, один из тренеров команды 1912 года, человек, придерживавшийся
древних взглядов и потому самым романтическим образом полагавший, что атлету
положено тренироваться, однажды обнаружил Торпа погруженным в глубокий сон в
гамаке, причем в то время, когда ему уже полагалось быть на тренировке. Мэрфи
обратился с жалобой к постоянному опекуну Торпа «папаше» Уорнеру, который
ответил: «Майк, не беспокойся. Все эти грошовые упражнения, которые ты придумал
для Торпа, ему не нужны. Он в форме… При постоянных занятиях футболом,
лакроссом, бейсболом и легкой атлетикой он просто не мог выйти из формы! И этот
сон представляет собой самую лучшую тренировку для Джима». В иные времена Торп
появлялся на занятиях лишь для того, чтобы осмотреть место для толчка в прыжке
в высоту или длину, привязать платок к стойке чуть повыше шести футов или
положить его дальше чем футах в двадцати трех от доски. После он усаживался под
деревом и предоставлял волю своему воображению, обратившись к изучению
оставленных им меток с закрытыми глазами.
Но как бы ни относился к тренировкам Торп, успех не разлучался с ним. Выходя
на спортивную площадку, он почти всегда оказывался победителем. Для начала он
победил в суровом пятиборье, выиграв в четырех видах из пяти, в том числе в
прыжках в длину, а потом, пока остальные пятиборцы приходили в себя после
соревнований, вернулся на поле, чт
|
|