воих призовых денег Фонду своего 
собственного имени, действующему в этом городе. Брюс Дженнер называет это 
стройное (179 см и 68 кг) чудо «величайшим среди многоборцев, как мужчин, так и 
женщин». Билл Косби полностью соглашается с ним, называя Джекки Джойнер-Керси 
«лучшей спортсменкой мира среди всех спортсменов вне зависимости от пола». А 
муж Боб, имея в виду многочисленные заслуги жены и на стадионе и вне его, 
утверждает: «Точка еще не поставлена». И это очень приятно слышать.




 ТАЙ КОББ
  (1886—1961) 


 Тай Кобб исповедовал теорию, утверждающую, что «бейсбол отчасти сродни войне». 
Так он и играл – негодуя, охваченный неутолимым гневом и пылающей яростью.
 Какой-нибудь грошовый психолог назвал бы такую устремленность его души 
соревновательной паранойей или даже манией величия. Но дело не в том – жизнь 
Тая Кобба была сродни современной версии греческой трагедии. Точнее, горечь, 
питавшая наполнявших его душу демонов, была рождена семейной трагедией, 
случившейся, когда мать молодого Тайруса приняла его отца за лезущего в окно 
спальни грабителя и выстрелом уложила его на месте. Рана так и осталась 
навсегда открытой, и Кобб играл каждую из 3033 своих игр с тлеющими в груди 
угольями, выходя на поле как на свою последнюю битву, кипя и бурля внутренним 
волнением.
 Терзая обнаженные нервы своей души, Кобб вел на поле «войну», не забывая при 
этом сокрушать рекорды. Долгий перечень достижений Кобба включал: двенадцать 
чемпионских титулов по бэттингу, причем восемь из них были завоеваны 
последовательно; рекордное количество игр; высочайший показатель по бэттингу за 
всю карьеру (0,367); двадцать три последовательных сезона по 0,300; наибольшее 
количество результативных пробежек и так далее, и так далее. Уйдя из бейсбола в 
1928-м, он оставил девяносто рекордов.
 Находясь на месте бэттера, Кобб напоминал собой легкий камертон, нависавший 
над площадкой в левостороннем упоре, разведенные на несколько дюймов руки его 
держали биту жестом маленького мальчика, поднявшего обе ладони, чтобы бабушка 
его могла перемотать шерсть, – чтобы лучше владеть битой, чтобы лучше видеть 
полет посланного мяча. Частенько Кобб запускал мяч на противоположное поле, 
осуществляя изобретенный им самим прием, отступая назад, он переводил мяч 
налево, едва не оставляя площадку и посылая мячи налево, направо, куда угодно.
 И все же, как признавался даже сам Кобб, дело было не в природной меткости. 
Именно быстрота помогала ему и отбить, и ударить, и добавить еще очков 50 к 
своему среднему показателю. Возможно, Кобб проиграл бы забег на 100 ярдов 
нескольким другим игрокам, но никто и никогда не бежал вокруг 360-футового 
«бриллианта» быстрее его.
 Выделяла его именно скорость у базы. Гарри Хупер, аутфилдер, удостоенный места 
в Зале славы, говорил, что, каким бы великим бэттером ни был Кобб, «он являлся 
еще более великим бегуном вокруг базы». Обладая молниеносной нервной реакцией, 
он производил хаос на дорожках у базы, он не бежал, а мародерствовал. И если 
кто-нибудь смел встать на его пути, Кобб был готов «вырвать сердце даже у 
лучшего друга, если он посмеет преградить мне дорогу». Он украл столько баз, 
что менеджер Кливленда Ли Фоль сказал однажды с отчаянием. «Он украл у нас все, 
кроме игровой формы».
 Но под всем этим огнем и жаждой битвы таились тонкий расчет и хитрость. Он 
докапывался до корней команд-соперниц, изучая их, его мозг задумывал хитрость 
или подмечал слабость, оставляя свои задумки дремать до того мгновения, когда 
они понадобятся в игре. Изучив тактику игры питчера, он всегда знал, какое 
мгновение нужно использовать для старта – быстрого прыжка. Рей Шальк, кетчер из 
Зала славы, покачивая головой, с благоговением вспоминал: «Трудно было поверить 
в те вещи, которые он вытворял на поле перед твоими собственными глазами».
 Но визитной карточкой Тая Кобба было устрашение. «Топорща иглы», он сидел во 
рву «Детройтских Тигров» перед игрой. Или принимал участие в великой 
бейсбольной традиции перебранки, указывая на дефекты в духовном облике 
соперников и произвольным образом перебирая недостатки их предков.
 Нечего удивляться тому, что болельщики команд-соперниц относились к Коббу 
примерно с той же симпатией, которую жители европейских стран испытывали к 
навалившимся на них гуннам. В частности, в Нью-Йорке его называли «Ужасным 
Тайрусом».
 Если ему не мешали, Кобб готов был вызвать своих многочисленных врагов – 
болельщиков, судей и даже собратьев по команде – на кулачный бой. Эрли Комбс из 
команды «Янки» повествует о нем: «Коббу ничего не стоило поиздеваться, да что 
там, подраться, с кем угодно. Действительно – с кем угодно».
 Среди многочисленных достижений Кобба предметом его наибольшей гордости было 
число результативных пробежек. Как писал о нем Грантленд Райс: «Боже! Как он 
сконцентрирован на этих пробежках». Однажды через дюжину лет после завершения 
карьеры он находился в Детройтском атлетическом клубе с Нигом Кларком, старым 
кетчером Кливленда. Слово за слово, и Кларк вспомнил о своем патентованном 
приеме, заключавшемся в коротком толчке. И потом – в быстром вскидывании 
перчатки в сторону, указывая на третий аут. Тут Кларк расхохотался: «Вот так я 
надул многих раннеров. И тебя тоже, Тай, по меньшей мере десять раз». 
Побагровев, как старый индюк, Кобб