махатма. Далее свежепосвященному теософу Блаватская поручала особо важное дело: 
обычно уповалось на враждебный обществу заговор. Состояние обороны сближало 
людей и делало их сообщниками.
       Она, безусловно, обладала магнетическим обаянием, которому трудно было 
противостоять. Сергей Витте писал: «В ней было чтото демоническое… Она 
обладала такими громаднейшими голубыми глазами, каких я ни у кого в жизни не 
видел. И когда она говорила неправду, эти глаза страшно искрились, меня поэтому 
не удивляет, что она имела громадное влияние на людей».
       Специалисты Лондонского общества психических исследований объявили Елену 
Петровну «одной из наиболее совершенных, остроумных и интересных обманщиц 
эпохи». Наверное, её с полным правом можно назвать Калиостро в юбке. И всё же 
многие продолжают почитать в Блаватской величайшего мыслителя, человека, 
указавшего земному жителю истинный путь. После смерти Елены Петровны осталось 
60 тысяч членов Теософического общества — движение существует и по сей день.
       Блаватская открыла путь на Запад буддизму и медитации, кришнаитам и 
йогам, учениям о карме и инкарнации. Теософические идеи повлияли на творчество 
Г. Малера, Я. Сибелиуса, А. Скрябина, В. Кандинского, П. Гогена. «Американцы 
должны быть благодарны Мадам Блаватской уже за то, — писал в 1970 году Курт 
Воннегут, — что она поделилась с ними мудростью Востока, без которой они до сих 
пор не могут обойтись. Если она эту мудрость неправильно поняла или приукрасила 
отсебятиной, то все равно вреда от её учения не больше, чем от любого другого».
       Повлияла деятельность Блаватской и на национальноосвободительное 
движение в Индии. Махатма Ганди благоговейно говорил, что был бы счастлив 
коснуться края платья госпожи Блаватской.
       Она скончалась, по легенде, за рабочим столом, как истинный воин духа, 
на посту. Тело её было сожжено, а пепел разделён на три части: одна часть 
хранится в Адьяре, другая — в НьюЙорке, третья оставлена в Лондоне. А день её 
поминовения поклонники Елены Петровны во всём мире называют Днём Белого Лотоса.
      
 ЮЛИЯ ПЕТРОВНА ВРЕВСКАЯ 
      
       (1841—1878)
      Медсестра. Народная героиня Болгарии. 
       
      Наверное, мотивы её поступков можно понять, лишь прислушавшись к голосу 
эпохи, которая выпестовала её боевой характер. Говорят, что лучшие люди времени 
вбирают все проблемы, пороки и достоинства его в большей степени, чем простые 
смертные. Для молодёжи шестидесятых XIX века было необычайной смелостью 
принимать жизнь гораздо приземленнее, чем делали их восторженные, романтические 
дедушки. Любовь не представлялась этим юношам и девушкам единственным смыслом 
жизни, скорее, они относились к ней как к бесплодному слюнтяйству, призванному 
скрыть никчёмность характера. Шестидесятники преклонялись перед естественными 
науками, самые «продвинутые» публично проповедовали естественные человеческие 
отношения, не исключающие здравую выгоду и удовольствия; повсеместно входил в 
фавор естественный гуманизм, разумеющий прежде всего конкретную помощь 
нуждающимся. Они по своему воевали с ценностями отцов: отправлялись «в народ», 
малевали на живописных полотнах чумазых ребятишек и резали лягушек. Они 
искренне верили, что человечество с помощью паровой машины и всеобщего 
равенства обретёттаки рай на земле. И если некоторые философы (например, В. 
Ильин) утверждают, что революция в России зарождалась в шестидесятые годы XIX 
века, то нашу героиню, вероятно, можно отнести к числу тех, кто «зажёг пожар» в 
родном доме — вольно или невольно.
       Юлия Вревская утверждалась в обществе совершенно иначе, чем было принято 
для женщин её круга. «Кто виноват?» — этот вековечный отечественный вопрос, 
отнесённый к её судьбе, решить почти невозможно.
       Юлия родилась в тот злополучный год, когда погиб Лермонтов, да ещё и 
неподалёку от того самого места, где состоялась дуэль, да ещё и по курьёзной 
случайности её муж Ипполит Александрович Вревский, боевой генерал, 
командовавший войсками на Лезгинской линии Кавказа, учился в Школе гвардейских 
прапорщиков и кавалерийских юнкеров с Лермонтовым. Не мятежная ли душа 
прославленного поэта коснулась юного прекрасного создания — дочки генерала 
Петра Варпаховского? Правда, справедливости ради стоит сказать, что, по данным 
последних исследований, наша героиня родилась в Смоленской губернии, а на 
Кавказ была привезена в десятилетнем возрасте. Да и дата рождения Юлии вызывает 
споры, есть предположение, что это 1837 год, а не 1841й.
       Несмотря на кавказское детство, в котором всегда курился аромат войны, 
девочку воспитывали в лучших аристократических традициях — французские бонны, 
пасхальные разговения, розовые детские балы. И замуж её выдали, как обычную 
дворяночку — в шестнадцать лет, за человека нестарого, но лет на тридцать 
опытнее своей юной жены. И овдовела она через год, не успев понять сладости 
мужской любви, — обычная судьба русской барыньки, так восхищавшей Некрасова 
своей верностью и чистотой.
       Муж скончался от раны, полученной при штурме лезгинского аула Китури, а 
Юлия отправилась в Петербург, где была принята и обласкана при царском дворе. 
Попутно она успела совершить доброе дело — почтила память мужа тем, что 
позаботилась о незаконных наследниках генерала Вревского. Её муж совершал 
подвиги, как известные нам по литературе лермонтовские герои, и имел детей от 
черкешенки. Наша героиня тоже вполне в духе того времени отказалась от имения и 
состояния супруга в пользу его детей, справедливо полагая, что с неё достаточно 
отцовского наследства и богатства, которое перепадало ей с императорского стола.