В Петербурге Юлия пришлась весьма кстати — её полюбили за добрый, весёлый нрав 
и приняли как ещё одну миловидную «звёздочку» на небосклоне столичного бомонда. 
«…Я во всю жизнь не встречал такой пленительной женщины, — говорил о ней 
писатель В.А. Соллогуб. — Пленительной не только своей наружностью, но своей 
женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой…» 
Пленялись Юлией и другие знаменитости — поэт Я. Полонский, художник И. 
Айвазовский, а в Париже не остался равнодушным к русской красавице знаток 
женщин Виктор Гюго.
       Однако самые близкие отношения связывали Вревскую с И. Тургеневым. Они 
познакомились в 1873 году и с тех пор встречались постоянно. Летом следующего 
года Юлия Петровна, невзирая на осуждение света, пять дней провела в имении 
Тургенева в Спасском. После этого дружба их настолько укрепилась, что Вревская 
позволяла себе давать советы прославленному писателю, как строить отношения с 
коллегами. Так, в одном из писем Юлия Петровна просила примириться Ивана 
Сергеевича с умирающим Николаем Алексеевичем Некрасовым. Тургенев оправдывался 
перед Вревской: «…перед смертью все сглаживается, да и кто из нас прав — кто 
виноват? „Нет виноватых“, — говорил Лир… Да нет и правых. Но я боюсь произвести 
на него тяжёлое впечатление: не будет ли ему моё письмо казаться какимто 
предсмертным вестником… Мне кажется, я не имею право идти на такой риск… 
Надеюсь, вы уверены, что никакой другой причины моему молчанию нету».
       Всего писем Тургенева к Вревской, из которых видно, что писатель вполне 
считался со своей молодой корреспонденткой, известно сорок восемь. Трудно 
сказать, какой степени интимности достигли их отношения. Ивану Сергеевичу она, 
безусловно, нравилась. «Что бы Вы там ни говорили, — льстил он Юлии, — о том, 
что Вы подурнели в последнее время, — если бы поименованные барыни (в письме 
обсуждаются некоторые петербургские знакомые Тургенева и Вревской) и Вы с ними 
предстали мне, как древние богини пастуху Парису на горе Иде, — я бы не 
затруднился, кому отдать яблоко». Далее, в письме Иван Сергеевич обиженно 
замечает, что, впрочем, яблока у него все равно нету, да и Юлия Петровна ни за 
что не желает взять у него «ничего похожего на яблоко».
       Строптивость её вполне можно понять: известный писатель и приятный во 
всех отношениях мужчина давно живёт в гражданском браке с Полиной Виардо, а 
беспокойную душу Вревской больше влекут истории о героических тургеневских 
женщинах, чем семейные узы. Она не стала женой писателя, зато запечатлённую в 
его книгах идеологию она воплотила с такой полнотой, какую, может быть, и сам 
писатель не предполагал. Недаром он напугался, когда Юлия Петровна решилась 
отправиться на театр военных действий в Балканы: «Моё самое искреннее 
сочувствие будет сопровождать Вас в Вашем тяжёлом странствовании. Желаю от всей 
души, чтобы взятый Вами на себя подвиг не оказался непосильным, и чтобы Ваше 
здоровье не потерпело…» Между тем, пятнадцать лет назад, не он ли в «Накануне» 
написал образ Елены Стаховой, которая покидает дом ради болгарина Инсарова, 
ведущего борьбу против турков. Только Юлию Петровну на необычную авантюру 
сподвигла не любовь, а желание обрести смысл жизни.
       Много лет Вревская ощущала тоску — время бежало стремительно, но 
бестолково, никакие светские развлечения, никакие фаты не зажигали её сердца. 
Она самой себе казалась белкой в колесе, которая только и знает, что поглощать 
вкусные орешки. Между тем окружающая жизнь бурлила, звала к познанию, 
предлагала попробовать её на ощупь. Одно время Юлия Петровна всерьёз подумывала 
о путешествии в Индию. Правда, в то время в эту экзотическую страну попасть 
было весьма проблематично, а потому она продолжала скучать в холодном 
Петербурге.
       Выход подсказала сама жизнь. В 1876 году на Балканах вспыхнуло восстание 
славян против турецкого владычества. Война отличалась чрезвычайной жестокостью. 
После зверских расправ турков с болгарами (в несколько дней было вырезано 15 
тысяч человек и сожжено 79 деревень) многие россияне воспылали благородным 
гневом. Национальнопатриотический подъем в защиту братьевславян был столь 
силён, что даже такой рафинированный человек, как Тургенев, в эти дни 
разразился возмущённой тирадой: «Болгарские безобразия оскорбили во мне 
гуманные чувства. Они только и живут во мне — и если этому нельзя помочь иначе 
— как войною — ну так война!»
       Русскотурецкая война началась через год. Юлия Петровна спешно прошла 
курсы медицинской сестры и на свои средства организовала небольшой санитарный 
женский отряд. Надо сказать, что участие слабого пола в военных действиях по 
тем временам расценивалось как нонсенс. Мужчины XIX века справедливо считали, 
что для женщины фронтовые тяготы невыносимы. Тем не менее в Крымской войне 
1853—1856 годов русская армия впервые в мире прибегла к помощи сестёр 
милосердия. Именно в это время широкую известность получили имена Даши 
Севастопольской, Е. Бакуниной и других. Однако спустя двадцать лет на женщину в 
полевом лазарете попрежнему смотрели как на чудо.
       В июне 1877 года баронесса Вревская во главе небольшого отряда прибыла в 
45й военный госпиталь в Яссах. Через два дня пришёл из Болгарии первый поезд с 
больными и ранеными. И началась изнурительная работа, без передышки, без сна. 
Дочь военного генерала, выросшая на Кавказе, она, конечно, представляла себе, 
что ожидает её на театре боевых действий. Однако реальность грязью, кровью, 
страданиями превзошла всякие представления. Эта война способна была помутить 
рассудок даже крепкого мужика. С передовой привозили покалеченные тела, которые 
мало напоминали человеческие, а ведь ещё вмешивались обычные бытовые проблемы. 
Ей, придворной аристократке, привыкшей к комфорту, должно быть, очень тяжело 
приходилось в избах с чадящими лучинами — ни помыться каждый день, ни побыть в 
одиночестве изза постоянного присутствия любопытных хозяев. «Я, конечно, не