истоков её пути такого великолепного мастера, каковым был Мазетти. Можно с 
уверенностью сказать, что он «подарил» Неждановой её голос.
       Мазетти проявил себя как тонкий и умный педагог. Первые четыре месяца он 
вообще не занимался с новой подопечной и, лишь присмотревшись к Неждановой, 
оценив её необычный, яркий голос, начал вокальные упражнения.
       Диапазон певицы, по её собственному утверждению, не превышал полутора 
октав, но Мазетти сразу отказался от искусственного вытягивания верхних звуков 
и долгое время позволял Неждановой петь только те произведения, которые были 
построены на среднем регистре голоса. Мазетти как бы предоставил возможность 
постепенно проявиться самой природе, осторожно, без напряжения «подталкивая» 
голос к верхним регистрам. Таким образом, именно итальянский педагог заложил 
основы уникального мастерства певицы, в исполнении которой поражала прежде 
всего раскованность и лёгкость в партиях любой сложности.
       Однажды в Киеве к Неждановой, уже признанной певице, после окончания 
спектакля «Лакмэ» подошёл антрепренёр и спросил, не пела ли она арию с 
колокольчиками, выпустив наиболее трудные места. Заметив недоумение Неждановой, 
антрепренёр пояснил, что выступавшая в партии Лакмэ незадолго до Неждановой 
певица невероятно мучилась, когда пела эту сложную арию, он решил, что Антонина 
Васильевна спела упрощённый вариант, поскольку её пение было очень лёгким. 
Антрепренёр не знал, что лёгкость исполнения — первый и самый главный принцип, 
который она переняла у Мазетти.
       Он же, Мазетти, научил Нежданову и трепетному, заботливому отношению к 
собственному голосу: петь не больше двухтрех часов в сутки — двадцать минут 
упражнений, потом обязательный двадцатиминутный отдых. Нежданова берегла свой 
голос пуще всего на свете, часто по этой причине отказываясь от выступлений, 
некоторых партий, гастролей. Она относилась к голосу свято, словно осознавала, 
что дан он ей не за какието особые заслуги, а просто так… случайно, и она не 
вправе распоряжаться им, как транжира. Зато до конца дней Антонина Васильевна 
сохранила нежный звонкий «колокольчик» своего природного инструмента и никто 
никогда не слышал старческого, плавающего дребезжания в её пении. А свой 
последний концерт Нежданова дала на радио 4 августа 1943 года.
       Напряжённые занятия с Мазетти (они не прекращались даже в каникулы и 
выходные) дали свои положительные результаты. В экзаменационных листах против 
фамилии Неждановой на протяжении всех лет ученичества стояла оценка 5+, 
показатель исключительных успехов и особого места, которое занимала среди 
других учащихся Московской консерватории молодая певица.
       26 февраля 1902 года в Большом театре проходила проба голосов. Как 
утверждали газеты, «свежестью и приятностью голоса произвела наиболее приятное 
впечатление А.В. Нежданова, спевшая партию Лючии». Однако в тот раз наша 
героиня в театр не попала. Принимая во внимание особые таланты дебютантки, ей 
предложили место в Мариинском театре, однако Нежданова отказалась. Вопервых, 
певица навсегда отдала своё сердце Москве, городу, который в неё поверил; 
вовторых, она не хотела отказываться от уроков Мазетти. И надо заметить, что, 
несмотря на успехи в карьере, Нежданова никогда не изменила своему первому 
педагогу и до самой его смерти в 1919 году продолжала заниматься с ним вокалом.
       Стать артисткой Большого певице помог «его величество» случай. 
Неизвестно, как сложилась бы судьба Неждановой, если бы однажды не заболели все 
три (!) исполнительницы партии Антониды в опере «Иван Сусанин». Дирекция 
императорских театров вспомнила о молодой певице и попросила её «выручить» 
спектакль. Сразу отметим, что Нежданова вошла в историю русской оперы как 
лучшая исполнительница труднейшей партии Антониды. День 1 мая 1902 года 
ознаменован началом творческого пути замечательной русской певицы Антонины 
Васильевны Неждановой.
       Уже в первом сезоне она выступила в восьми операх. Но не все 
предлагаемые ей партии были в пределах её лирикоколоратурного сопрано. Природа 
голоса, нежнейший тембр его не сразу были учтены руководителями театра. И какая 
же дебютантке нужна твёрдость характера, уверенность в себе и своих 
возможностях, чтобы отказаться от не подходивших её голосу партий 
драматического характера (например, Венера в «Тангейзере» Вагнера). Однако 
вскоре по распоряжению дирекции Большого театра Неждановой был передан весь 
репертуар тогдашней примадонны Эмилии Кристман. И посыпались блестящие рецензии,
 цветы от поклонников, признание критики. Успех!..
       Тесное творческое общение связывало Нежданову с такими корифеями русской 
оперной сцены, как Собинов, Шаляпин, Рахманинов, Танеев. С.В. Рахманинов, 
будучи дирижёром Московского Большого театра с 1904 по 1906 год, с особой 
тщательностью корректировал исполнение певцов, борясь со ставшими привычными 
нарушениями ритма, интонаций смысловых и акустических. На вопрос Неждановой, 
почему же Рахманинов не поправляет её, он ответил: «Пойте так же прекрасно, как 
вы это делали до сих пор».
       На одном из концертов композитор сидел в публике и слушал в исполнении 
Антонины Васильевны арии Франчески из собственной оперы «Франческа да Римини». 
Как же должно было взволновать Рахманинова пение Неждановой, если при его 
сдержанности, даже высокомерии, композитор вышел на эстраду и стал экспромтом 
аккомпанировать певице.
       Однако самые тёплые чувства Нежданова питала к Леониду Витальевичу 
Собинову, который являлся практически постоянным партнёром певицы на оперной 
сцене. Собинов трогательно называл Антонину Васильевну в письмах: Нежданчик. 
Это он, ведя переговоры о гастролях, рекомендовал дирекции Миланского театра 
Нежданову для партии Амины в «Сомнамбуле» Беллини. Он утверждал, что Нежданова 
— единственная в Европе певица, способная спеть эту партию.