торонники уговаривали суеверную царицу поставить под ним подпись. 
Лишь 7 октября манифест был подписан и обнародован.
      Сразу после этого развернулась упорная борьба за место регента – ключевое 
в перспективе царствования ребенкаимператора. Главным кандидатом в регенты был 
Бирон, уже давно стремившийся узаконить свою власть. Но важно заметить, что он 
хотел стать регентом как бы по желанию дворянства. Боявшиеся всесильного 
временщика высшие сановники в дни, когда царица могла еще поправиться, сами 
просили Бирона стать в случае ее смерти регентом, собирали подписи и ходили с 
депутацией к Анне Иоанновне. Лишь перед самой смертью, уступив просьбам Бирона 
и его сторонников, она подписала указ. Сразу после кончины Анны завещание было 
распечатано и оглашено генералпрокурором Сената Н.Ю. Трубецким, а на следующее 
утро новому императору Ивану VI Антоновичу и регенту Э.И. Бирону присягнули 
войска и жители столицы.
      Согласно завещанию, до семнадцатилетия Ивана Антоновича Бирон получал 
практически неограниченную власть во внутренних и внешних делах. Более того, в 
случае смерти императора и возведения на престол следующего по старшинству сына 
герцога Брауншвейгского регент мог продлить свое регентство.
      Немало высших лиц в государстве были заинтересованы в сохранении власти у 
герцога. Казалось, Бирон мог опереться на своих людей везде: в армии, где 
заправлял его союзник фельдмаршал Миних, в государственном аппарате (в кабинете 
министров сидели БестужевРюмин и Черкасский), в секретной полиции (Ушаков 
служил всегда тому, кто стоял у власти).
      Однако Бирон не имел реальной опоры в дворянской среде, среди 
родственников Ивана VI Антоновича, а также в кругу высших чиновников и 
генералов. Став регентом, он не сумел погасить недовольство брауншвейгской 
фамилии, не смог объединиться с А.И. Остерманом, К. Левенвольде и другими 
влиятельными сановниками.
      Если церемония присяги прошла спокойно, то несколько дней спустя платные 
шпионы и добровольные соглядатаи донесли Бирону, что отец императора Антон 
Ульрих позволяет себе публично осуждать регента и сомневаться в подлинности 
акта об учреждении регентства. Доносы свидетельствовали, что в среде 
чиновничества и гвардии назревает заговор в пользу фактически отстраненных от 
правления родителей ребенкаимператора, и в первую очередь в пользу принца 
Антона Ульриха.
      Бирон действовал решительно и быстро: подозреваемые двадцать человек были 
арестованы, некоторых допрашивали и пытали. Антона Ульриха заставили написать 
прошение на имя собственного сына об отставке из армии и гвардии.
      Казалось, с оппозицией было покончено. Но роковой удар временщику нанес 
тот, от кого он меньше всего ожидал – Бурхард Христоф Миних – активный участник 
возведения его в регенты, а затем и ближайший помощник. Фельдмаршал успел 
послужить чуть ли не в половине европейских армий, прежде чем оказался на 
русской службе. Сближение с Андреем Ивановичем Остерманом очень помогло ему 
выдвинуться при Анне Иоанновне.
      Современники полагали, что, поддерживая притязания Бирона в дни болезни 
Анны Иоанновны, Миних рассчитывал в период его регентства получить чин 
генералиссимуса и занять ведущее место в управлении империей. Однако Бирон не 
давал свободы честолюбивому «столпу империи» (как Миних называл себя в 
мемуарах).
      Трудно сказать, отказался бы Миних от принятого решения свергнуть Бирона 
в случае, если бы ему вовремя сообщили о желании регента заплатить за него все 
долги. Но в любом случае неожиданное решение фельдмаршала стать на сторону 
брауншвейгской фамилии, то есть Анны Леопольдовны и ее мужа, говорит прежде 
всего о том, что Миних хорошо понимал зыбкость положения нового регента.
      8 ноября 1740 года Бирон долго беседовал с Минихом. Тот, как всегда, 
знакомил регента с материалами из разных государственных учреждений и 
«представлял, что все тихо, смирно и довольно», хотя именно этой ночью 
готовился к «воинскому предприятию», «походу» на спящего временщика. Впрочем, 
может быть, Бирон чтото и заподозрил. Позже на следствии он говорил, что 
Миниху не верил, ибо «нрав графа фельдмаршала известен, что имеет великую 
амбицию и при том десперат и весьма интересоват» (то есть человек отчаянный и 
заинтересованный). Признавался он и в том, что боялся гвардейцев…
      В ночь на 7 ноября 1740 года Миних с отрядом лишь в 80 гвардейцев 
направился к Летнему дворцу, резиденции регента. Караулы, состоявшие тоже из 
гвардейцев, быстро перешли на сторону заговорщиков. После этого Миних приказал 
своему адъютанту подполковнику К.Г. Манштейну войти во дворец и арестовать 
Бирона, а при попытке сопротивления убить его.
      Манштейн вошел во дворец и, минуя отдающих ему честь часовых и 
кланяющихся слуг, уверенно и спокойно зашагал по залам, будто бы со срочным 
донесением к регенту Но по дороге он заблудился, а спрашивать же у попадавшихся 
навстречу слуг, где спит герцог, опасался. Впрочем, предоставим слово самому 
Манштейну (он пишет о себе в третьем лице): «После минутного колебания он решил 
идти дальше по комнатам в надежде, что найдет наконец то, чего ищет 
Действительно, пройдя еще две комнаты, он очутился перед дверью, запертой на 
ключ, к счастью для него, она была двустворчатая и слуги забыли задвинуть 
верхние и нижние задвижки, таким образом, он мог открыть ее без особенного 
труда. Там он нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и 
его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери.
      Манштейн, подойдя к кровати, отдернул занавесы и сказал, что имеет дело 
до регента, тогда оба внезапно проснулись и начали кричать изо всей мочи, не 
сомневаясь, что он явился к ним с недобрым известием. Манштейн очутился с той 
стороны, где