горуких, и других сановников, которые боялись прихода к власти 
потомков Петра I и Екатерины I. Поэтому аргументы князя Дмитрия в пользу 
подобного выбора показались всем неотразимыми: «Анна вдова, но еще в брачном 
возрасте и в состоянии родить наследников и, самое главное, она рождена среди 
нас и от русской матери в старой хорошей семье, мы знаем доброту ее сердца и 
прочие ее прекрасные достоинства».
      Верховники внимательно слушали князя Дмитрия – кандидатура вдовой 
герцогини Курляндской представлялась им всем идеальной. Анну никто не опасался, 
наоборот – все надеялись извлечь из ее воцарения немалую для себя пользу. 
«Виват наша императрица Анна Иоанновна!» – первым воскликнул фельдмаршал 
Долгорукий, и к нему присоединились другие. (Впоследствии обвиненный в 
оскорблении чести Ее величества, он был лишен Анной всех чинов и званий и на 
долгие восемь лет заточен в крепость.)
      Дождавшись тишины, князь Голицын сказал, что нужно «себе полегчить, воли 
себе прибавить», ограничив власть новой государыни в пользу Верховного тайного 
совета.
      Предложение Голицына о выборе на престол такого заведомо слабого 
правителя, как Анна, при условии ограничения ее власти Советом, состоявшим в 
основном из «фамильных» – родовитых вельмож, устраивало и Голицыных, и 
Долгоруких. Это позволяло забыть вражду и соперничество, которые разделяли эти 
два клана в царствование Петра II.
      Осторожный Василий Лукич Долгорукий, правда, засомневался. «Хоть и зачнем,
 да не удержим!» – «Право, удержим!» – уверенно отвечал Дмитрий Михайлович и 
предложил закрепить ограничение царской власти особыми условиями – «кондициями»,
 которые должна была подписать новая государыня.
      Но все оказалось не так просто. Верховникиаристократы, замыслившие 
захватить в свои руки судьбу государства, задели сословное самолюбие, вопервых,
 духовенства; вовторых – шляхетства, немалочисленного дворянского служащего 
государству класса, на волю которого они почти не обращали внимания, надеясь 
заставить его повиноваться своей воле.
      Таким образом, решив возвести на престол Анну Иоанновну, верховники хотя 
и созывали сенат, генералитет и прочих статских чинов до бригадира, но, объявив 
о желании пригласить на царство Анну Иоанновну, они не говорили о пунктах 
условий. Сверх того, они задели самолюбие одного из знатных государственных 
людей, Ягужинского, которого не сочли достойным быть приглашенным к составлению 
условий, и потому этот Ягужинский, раздраженный пренебрежением к себе, хотя сам 
прежде заявлял о необходимости ограничения самодержавной власти, стал 
действовать во вред замыслам верховников и тайно дал заранее знать курляндской 
герцогине, что на предложения, которые привезут ей от Верховного тайного совета,
 она должна смотреть, по отношению к вопросу об ограничении самодержавия, как 
на замысел немногочисленной, а следовательно – не сильной для ее особы партии. 
Подобно Ягужинскому действовали и другие сторонники старого самодержавия и 
противники Верховного тайного совета, в числе которых выделялся А.И. Остерман.
      Избранию Анны Иоанновны во многом помог датский посол Вестфален, который, 
находя воцарение других лиц на русском престоле неблагоприятным для видов Дании,
 не останавливался ни пред какими средствами для достижения цели: убеждения, 
шпионство, подкупы – все им было пущено в ход.
      Но прежде чем один из членов Верховного тайного совета, князь Василий 
Лукич Долгорукий, успел прибыть в Митаву с пунктами условий, на которых 
приглашали курляндскую герцогиню сделаться русскою императрицею, она была уже 
предупреждена, что эти кондиции можно не соблюдать Она без возражения подписала 
обещание «все кондиции ей представленные без изъятия сохранять», обязываясь 
чрез то, во время своего управления государством, без согласия с Верховным 
тайным советом, не вести войн, не налагать податей и не делать расходов, не 
жаловать и не наказывать никого. «А буде чего по сему обещанию не исполню, – 
гласило ее согласие в конце, – и не додержу, то лишена буду короны российской».
      Взяв на себя такие обязательства, она отправилась в Москву совсем с 
другими желаниями и надеждами.
      Между тем в старой русской столице был прилив шляхетства, и служившего в 
армейских полках, и провинциального, как состоявшего на государственной службе, 
так и не служившего, они съехались в Москву на празднование бракосочетания 
императора Петра II с княжной Екатериною Долгорукой. Узнав о замыслах 
верховниковаристократов, шляхетство стало собираться в кружки, толковать о 
делах и роптать на верховников, некоторые были готовы употребить над 
верховниками насилие, другие предлагали противодействовать им законными путями.
      Верховный тайный совет, отправив к Анне посольство с кондициями, скрывал 
их содержание от всех. И только после того как вернулся посланный с кондициями 
в Митаву князь Василий Лукич Долгорукий, созван был весь генералитет во всех 
чинах до бригадира, сенат, президенты коллегий и прочие статские важные чины, 
все вельможи, знать, по повесткам от Верховного тайного совета. На собрании 
было зачитано ответное письмо Анны Иоанновны, из которого следовало, будто она 
подписала не навязанные ей извне пункты условий, а «пред вступлением на 
российский престол по здравом рассуждении изобрели мы за потребно для пользы 
российского государства и к удовольствованию верных наших подданных, дабы всяк 
мог ясно видеть горячесть и правое наше намерение, которое мы имеем к 
отечествию нашему и верным нашим подданным, а для того елико время нас 
допустило, написав, каким способом мы то правление вести хощем и подписав нашею 
рукою, послали в Верховный тайный совет» Письмо это было составлено самим же 
князем Василием Лукичом Долгоруким, вероятно, при участии князя Голицына, но 
все было обставлено таким образом, будто вновь избранная императрица 
приписывает