немецкий орден Красного орла и золотая медаль на ленте Фридриха Великого, орден 
офицера Итальянской Короны, ордена бельгийский и испанский, даже солдатский 
образок в серебряном окладе, который называли русским «орденом Святого Николы», 
бриллиантовые запонки – дар Императора Всероссийского, золотая шкатулка от 
герцога Вандомского, рубины и алмазы от английского короля… – пишет А. Филиппов.
 – О его проделках рассказывают до сих пор. Одна из певиц прямо во время арии 
потеряла кружевные панталоны, но успела запихнуть их ногой под кровать. 
Радовалась она недолго. Карузо поднял штанишки, расправил их и с церемонным 
поклоном поднес даме… Зрительный зал взорвался от хохота. На обед к испанскому 
королю он пожаловал со своими макаронами, уверяя, что они намного вкуснее, и 
предложил гостям отпробовать. Во время правительственного приема он поздравил 
президента Соединенных Штатов словами: «Я рад за вас, ваше превосходительство, 
вы почти так же знамениты, как я». Поанглийски он знал лишь несколько слов, о 
чем было известно очень немногим: благодаря артистизму и хорошему произношению 
он всегда легко выходил из затруднительного положения. Лишь однажды незнание 
языка привело к курьезу: певцу сообщили о скоропостижной кончине одного из его 
знакомых, на что Карузо просиял улыбкой и радостно воскликнул: «Прекрасно, 
когда увидитесь с ним, передайте от меня привет!»
      Он оставил после себя порядка семи миллионов (для начала века это 
безумные деньги), поместья в Италии и Америке, несколько домов в Соединенных 
Штатах и Европе, коллекции редчайших монет и антиквариата, сотни дорогих 
костюмов (к каждому прилагалась пара лакированных штиблет)".
      А вот что пишет польская певица Я. ВайдаКоролевич, выступавшая с 
гениальным певцом: «Энрико Карузо, итальянец, родившийся и выросший в волшебном 
Неаполе, в окружении дивной природы, итальянского неба и палящего солнца, был 
очень впечатлителен, импульсивен и вспыльчив. Силу его таланта составляли три 
основные черты: первая – это чарующий горячий, страстный голос, который 
невозможно сравнить ни с каким другим. Красота его тембра заключалась не в 
ровности звучания, а, наоборот, в богатстве и разнообразии красок. Карузо своим 
голосом выражал все чувства и переживания – временами казалось, что игра и 
сценическое действие для него излишни. Вторая черта таланта Карузо – 
безграничная в своем богатстве палитра чувств, эмоций, психологических нюансов 
в пении; наконец, третья черта – его огромный, стихийный и подсознательный 
драматический талант. Я пишу „подсознательный“ потому, что его сценические 
образы не были плодом тщательной, кропотливой работы, не были рафинированы и 
отделаны до мельчайших деталей, а словно тут же рождались его горячим южным 
сердцем».
      Энрико Карузо родился 24 февраля 1873 года на окраине Неаполя, в районе 
СанДжованьелло, в семье рабочего. «С девяти лет он начал петь, своим звучным, 
красивым контральто сразу же обратил на себя внимание», – вспоминал позднее 
Карузо. Его первые выступления состоялись недалеко от дома в небольшой церкви 
СанДжованьелло. Окончил Энрико лишь начальную школу. Что касается музыкальной 
подготовки, он получил минимально необходимые знания в области музыки и пения, 
приобретенные у местных преподавателей.
      Уже подростком Энрико поступил на фабрику, где работал его отец. Но он 
продолжал петь, что для Италии, впрочем, неудивительно. Карузо даже принял 
участие в театральной постановке – музыкальном фарсе «Разбойники в саду дона 
Раффаэле».
      Дальнейший путь Карузо описывает А. Филиппов:
      "В Италии того времени было зарегистрировано 360 теноров первого класса, 
44 из которых считались знаменитыми. В затылок им дышали несколько сотен певцов 
рангом пониже. При такой конкуренции у Карузо было мало перспектив: вполне 
возможно, что его уделом осталась бы жизнь в трущобах с кучей полуголодных 
детей и карьера уличного солиста, со шляпой в руке обходящего слушателей. Но 
тут на помощь, как это обычно и бывает в романах, пришел Его Величество Случай.
      В опере «Друг Франческо», поставленной меломаном Морелли за свой счет, 
Карузо довелось сыграть престарелого отца (партию сына пел шестидесятилетний 
тенор). И все услышали, что голос у «папы» гораздо красивее, чем у «сынишки». 
Энрико тут же пригласили в итальянскую труппу, собирающуюся на гастроли в Каир. 
Там Карузо прошел жесткое «боевое крещение» (ему случалось петь не зная роли, 
прикрепив лист с текстом на спину партнерши) и впервые заработал приличные 
деньги, на славу прогуляв их с танцовщицами местного варьете. В гостиницу 
Карузо вернулся под утро верхом на осле, весь облепленный тиной: спьяну он упал 
в Нил и чудом спасся от крокодила. Развеселая пирушка была лишь началом 
«большого пути», – гастролируя на Сицилии, он вышел на сцену полупьяным, вместо 
«судьба» пропел «гульба» (поитальянски они тоже созвучны), и это едва не 
стоило ему карьеры.
      В Ливорно он поет «Паяцев» Пуччини – первый успех, затем приглашение в 
Милан и роль русского графа со звучным славянским именем Борис Иванов в опере 
Джордано «Федора»…"
      Восхищение критиков не знало предела: «Один из самых прекраснейших 
теноров, которых мы когдалибо слышали!» Милан приветствовал певца, какого еще 
не знали в оперной столице Италии.
      15 января 1899 года уже Петербург впервые услышал Карузо в «Травиате». 
Карузо, смущенный и тронутый теплым приемом, отвечая на многочисленные похвалы 
русских слушателей, говорил: «О, не благодарите меня – благодарите Верди!» 
«Прекрасным Радамесом был Карузо, возбудивший всеобщее внимание своим красивым 
голосом, благодаря которому можно предполагать, что в скором времени этот 
артист станет в первый ряд выдающихся современных теноров», – писал в своей 
рецензии критик Н.Ф. Соловьев.