|
партию Амура…
21 декабря 1911 года на сцене Мариинского театра состоялась премьера
оперы «Орфей» в интереснейшей постановке Мейерхольда и Фокина. Собинов создал
неповторимый – вдохновенный и поэтический – образ Орфея. До сих пор звучит в
моей памяти его голос. Собинов умел придавать речитативу особенную певучесть и
эстетическую прелесть. Незабываемо чувство глубокой скорби, выраженное
Собиновым в знаменитой арии «Потерял я Эвридику»…
Мне трудно вспомнить спектакль, в котором, так же как в «Орфее» на
Мариинской сцене, были бы органично слиты разные виды искусства: музыка, драма,
живопись, скульптура и чудесное пение Собинова. Мне хочется привести одну лишь
выдержку из многих отзывов столичной прессы на спектакль «Орфей»: "В заглавной
партии выступил г. Собинов, создавший в роли Орфея обаятельный по скульптуре и
красоте образ. Своим прочувствованным, выразительным пением и художественной
нюансировкой г. Собинов доставил полное эстетическое наслаждение. Его бархатный
тенор звучал на этот раз превосходно. Собинов может смело сказать: «Орфей – это
я!»
После 1915 года певец не заключает нового контракта с императорскими
театрами, а выступает в петербургском Народном доме и в Москве в театре С.И.
Зимина. После Февральской революции Леонид Витальевич возвращается в Большой
театр и становится его художественным руководителем. Тринадцатого марта на
торжественном открытии спектаклей Собинов, обращаясь со сцены к публике,
сказал: «Сегодняшний день – самый счастливый день в моей жизни. Я говорю от
своего имени и от имени всех моих товарищей по театру, как представитель
действительно свободного искусства. Долой цепи, долой угнетателей! Если раньше
искусство, несмотря на цепи, служило свободе, вдохновляя борцов, то отныне, я
верю, – искусство и свобода сольются воедино».
После Октябрьской революции на все предложения эмигрировать за границу
певец дал отрицательный ответ. Его назначили управляющим, а несколько позднее
комиссаром Большого театра в Москве. Но Собинова тянет петь. Он выступает по
всей стране: Свердловск, Пермь, Киев, Харьков, Тбилиси, Баку, Ташкент,
Ярославль. Едет он и за границу – в Париж, Берлин, города Польши, Прибалтики.
Несмотря на то что артист приближался к своему шестидесятилетию, он снова
добивается громадного успеха.
«Весь прежний Собинов прошел перед слушателями битком набитого зала Гаво,
– писалось в одном из парижских отчетов. – Собинов оперных арий, Собинов
романсов Чайковского, Собинов итальянских песен – все покрывалось шумными
рукоплесканиями… Об искусстве его не стоит распространяться: оно всем известно.
Голос его помнят все, кто когдалибо его слышал… Дикция его ясна, как кристалл,
– „точно сыплется жемчуг на серебряное блюдо“. Слушали его с умилением… певец
был щедр, но публика была ненасытна: она умолкла только тогда, когда погасли
огни».
После своего возвращения на Родину он по просьбе К.С. Станиславского
становится его помощником в руководстве новым музыкальным театром.
В 1934 году певец едет за границу с целью поправить свое здоровье. Уже
оканчивая свое путешествие по Европе, Собинов остановился в Риге, где и
скончался в ночь с 13 на 14 октября.
«Обладая великолепными качествами певца, музыканта и драматического
актера и редким сценическим обаянием, а также особой, неуловимой, „собиновской“
грацией, Леонид Витальевич Собинов создал галерею образов, явившихся шедеврами
оперного исполнительства, – пишет Е.К. Катульская. – Его поэтичный Ленский
(„Евгений Онегин“) стал классическим образом для последующих исполнителей этой
партии; его сказочный царь Берендей („Снегурочка“), Баян („Руслан и Людмила“),
Владимир Игоревич („Князь Игорь“), восторженный изящный кавалер де Грие
(„Манон“), пламенный Левко („Майская ночь“), яркие образы – Владимира
(„Дубровский“), Фауста („Фауст“), Синодала („Демон“), Герцога („Риголетто“),
Йонтека („Галька“), Князя („Русалка“), Джеральда („Лакме“), Альфреда
(„Травиата“), Ромео („Ромео и Джульетта“), Рудольфа („Богема“), Надира
(„Искатели жемчуга“) – являются совершенными образцами в оперном искусстве».
Собинов вообще был чрезвычайно одаренным человеком, отличным собеседником
и очень щедрым и отзывчивым. Писатель Корней Чуковский вспоминает:
"Щедрость его была легендарной. Киевской школе слепых он прислал однажды
в подарок рояль, как другие присылают цветы или коробку конфет. Кассе
взаимопомощи московских студентов он дал своими концертами 45 тысяч рублей
золотом. Раздавал он весело, радушно, приветливо, и это гармонировало со всей
его творческой личностью: он не был бы великим артистом, приносившим столько
счастья любому из нас, если бы ему не было свойственно такое щедрое
благожелательство к людям. Здесь ощущалось то бьющее через край жизнелюбие,
каким было насыщено все его творчество.
Стиль его искусства был так благороден потому, что был благороден он сам.
Никакими ухищрениями артистической техники не мог бы он выработать в себе
такого обаятельнозадушевного голоса, если бы этой задушевности не было у него
самого. В созданного им Ленского верили, потому что он и сам был такой:
беспечный, любящий, простодушный, доверчивый. Оттогото стоило ему появиться на
сцене и произнести первую музыкальную фразу, как зрители тотчас влюблялись в
него – не только в его игру, в его голос, но в него самого".
ЭНРИКО КАРУЗО
(1873–1921)
"У него был орден Почетного легиона и английский Викторианский орден,
|
|