Ивановны с будущим мужем. Вот как об этом рассказала она сама: «Я была поражена 
и даже несколько шокирована тем, что какойто господин подбежал ко мне и, целуя 
мою руку, воскликнул: „Прелестный голос!“ Стоявшая здесь Т.С. Любатович 
поспешила мне представить: „Наш художник Михаил Александрович Врубель“ – и в 
сторону мне сказала: „Человек очень экспансивный, но вполне порядочный“».
      После премьеры оперы «Гензель и Гретель» Забела привезла Врубеля в дом Ге,
 где она тогда жила. Ее сестра «заметила, что Надя както особенно моложава и 
интересна, и сообразила, что это от атмосферы влюбленности, которою ее окружал 
именно этот Врубель». Врубель потом говорил, что «если бы она ему отказала, он 
лишил бы себя жизни».
      28 июля 1896 года в Швейцарии состоялась свадьба Забелы и Врубеля. 
Счастливая новобрачная писала сестре: «В Мих[аиле Александровиче] я каждый день 
нахожу новые достоинства; вопервых, он необыкновенно кроткий и добрый, просто 
трогательный, кроме того, мне всегда с ним весело и удивительно легко. Я 
безусловно верю в его компетентность относительно пения, он будет мне очень 
полезен, и кажется, что и мне удастся иметь на него влияние».
      Как наиболее любимую Забела выделяла роль Татьяны в «Евгении Онегине». 
Впервые пела ее в Киеве, в Тифлисе выбрала эту партию для своего бенефиса, а в 
Харькове – для дебюта. Об этом первом ее появлении на сцене Харьковского 
оперного театра 18 сентября 1896 года рассказала в своих воспоминаниях М. 
Дулова, тогда молодая певица: «Надежда Ивановна произвела на всех приятное 
впечатление: внешностью, костюмом, манерой держаться… Уже репетиции „Онегина“ 
сказали об удельном весе Татьяны – Забелы. Надежда Ивановна была очень хороша и 
стильна. Спектакль „Онегин“ прошел прекрасно». Талант ее расцвел в Мамонтовском 
театре, куда она была приглашена Саввой Ивановичем осенью 1897 года вместе с 
мужем. Вскоре произошла ее встреча с музыкой РимскогоКорсакова.
      Впервые певицу РимскийКорсаков услышал 30 декабря 1897 года в партии 
Волховы в «Садко». «Можно себе представить, как я волновалась, выступая при 
авторе в такой трудной партии, – рассказывала Забела. – Однако опасения 
оказались преувеличенными. После второй картины я познакомилась с Николаем 
Андреевичем и получила от него полное одобрение».
      Образ Волховы отвечал индивидуальности артистки. Оссовский писал: «Когда 
она поет, чудится – перед вашими глазами колыхаются и проносятся бесплотные 
видения, кроткие и… почти неуловимые… Когда приходится им испытывать горе, это 
не горе, а глубокий вздох, без ропота и надежд».
      Сам РимскийКорсаков после «Садко» пишет артистке: «Конечно, вы тем самым 
сочинили Морскую Царевну, что создали в пении и на сцене ее образ, который так 
за вами навсегда и останется в моем воображении…»
      Вскоре ЗабелуВрубель стали называть «корсаковской певицей». Она стала 
главным действующим лицом в постановке таких шедевров РимскогоКорсакова, как 
«Псковитянка», «Майская ночь», «Снегурочка», «Моцарт и Сальери», «Царская 
невеста», «Вера Шелога», «Сказка о царе Салтане», «Кощей Бессмертный».
      РимскийКорсаков не скрывал своего отношения к певице. По поводу 
«Псковитянки» он говорил: «Я вообще считаю Ольгу лучшей ролью у вас, хотя бы 
даже и не был подкуплен присутствием на сцене самого Шаляпина». За партию 
Снегурочки ЗабелаВрубель тоже удостоилась высочайшей оценки автора: «Так 
спетой Снегурочки, как Надежда Ивановна, я раньше не слыхивал».
      Некоторые свои романсы и оперные партии РимскийКорсаков сразу писал в 
расчете на артистические возможности ЗабелыВрубель. Здесь надо назвать и Веру 
(«Боярыня Вера Шелога»), и ЦаревнуЛебедь («Сказка о царе Салтане»), и царевну 
Ненаглядную Красу («Кощей Бессмертный»), и, конечно, Марфу, в «Царской невесте».

      22 октября 1899 года состоялась премьера «Царской невесты». В этой партии 
проявились лучшие черты дарования ЗабелыВрубель. Недаром современники называли 
ее певицей женской души, женской тихой грезы, любви и грусти. И при этом 
кристальная чистота звуковедения, хрустальная прозрачность тембра, особая 
нежность кантилены.
      Критик И. Липаев писал: «Гжа Забела оказалась прекрасной Марфой, полной 
кротких движений, голубиного смирения, а в ее голосе, теплом, выразительном, не 
стесняющемся высотой партии, все пленяло музыкальностью и красотой… Забела 
бесподобна в сценах с Дуняшей, с Лыковым, где все у нее любовь и надежда на 
розовое будущее, и еще более хороша в последнем акте, когда уже зелье отравило 
бедняжку и весть о казни Лыкова сводит ее с ума. И вообще Марфа в лице Забелы 
нашла редкую артистку».
      Отзыв другого критика – Кашкина: «Забела удивительно хорошо поет 
арию[Марфы]. Этот номер требует довольно исключительных голосовых средств, и 
едва ли у многих певиц найдется в самом высоком регистре такое прелестное мецца 
воче, каким щеголяет Забела. Трудно себе представить эту арию, спетую лучше. 
Сцена и ария сумасшедшей Марфы была исполнена Забелой необыкновенно трогательно 
и поэтично, с большим чувством меры». Столь же высокую оценку пению и игре 
Забелы дал и Энгель: «Очень хороша была Марфа[Забела], сколько теплоты и 
трогательности было в ее голосе и в сценическом исполнении! Вообще, новая роль 
почти целиком удалась артистке; чуть ли не всю партию она проводит в какомто 
мецца воче, даже на высоких нотах, что придает Марфе тот ореол кротости, 
смирения и покорности судьбе, который, думается, рисовался в воображении поэта».

      Большое впечатление ЗабелаВрубель в роли Марфы произвела на О.Л. Книппер,
 которая писала Чехову: «Вчера я была в опере, слушала второй раз „Царскую 
невесту“. Какая дивная, тонкая, изящная музыка! И как прекрасно и просто поет и 
играет Марфу Забела. Я так хорошо плакала в последнем акте – растрогала она