слышал их в исполнении Паккьеротти на вечере в частном доме, и теперь мне 
недоставало его нежной экспрессии, особенно в последней патетической сцене. Мне 
казалось, что слишком цветистый стиль Маркези повредил их простоте. Сравнивая 
этих певцов, я не мог восхищаться Маркези так, как восхищался им раньше, в 
Мантуе или в других операх здесь, в Лондоне. Его принимали оглушительной 
овацией».
      В столице Англии состоялось единственное своего рода дружеское 
соревнование двух известных певцовкастратов, Маркези и Паккьеротти, на частном 
концерте в доме лорда Бэкингема.
      Ближе к окончанию гастролей певца одна из английских газет писала: 
«Прошлым вечером Их Величества и принцессы почтили своим присутствием оперный 
театр. Предметом их внимания был Маркези, и герой, воодушевленный присутствием 
Двора, превзошел самого себя. За последнее время он в значительной степени 
излечился от своего пристрастия к чрезмерной орнаментике. Он попрежнему 
демонстрирует на сцене чудеса своей приверженности науке, но уже не в ущерб 
искусству, без лишних украшений. Впрочем, гармония звука значит для слуха так 
же много, как гармония зрелища – для глаза; там, где она есть, ее можно довести 
до совершенства, но если ее нет, все усилия будут напрасны. Увы, нам кажется, 
что у Маркези такой гармонии нет».
      До конца столетия Маркези остается в Италии одним из самых популярных 
артистов. А слушатели были готовы многое прощать своим виртуозам. Не потому ли 
в то время певцы могли выдвигать практически любые самые нелепые требования. 
Маркези «преуспел» и на этом поприще. Вот что пишет Э. Хэрриот: «Маркези 
настаивал на том, что должен появляться на сцене, спускаясь с холма верхом на 
лошади, обязательно в шлеме с разноцветным плюмажем высотой не менее ярда. О 
его выходе должны были возвещать фанфары или трубы, а партия должна была 
начинаться с одной из его любимых арий – чаще всего „Mia speranza, io pur 
vorrei“, которую специально для него написал Сарти, – независимо от исполняемой 
роли и предлагаемой ситуации. Такие именные арии были у многих певцов; их 
называли „arie di baule“ – „чемоданные арии“, – потому что исполнители 
переезжали с ними из театра в театр».
      Вернон Ли пишет: «Более легкомысленная часть общества занималась 
болтовней и танцами и обожала… певца Маркези, которого Альфьери призвал надеть 
шлем и отправиться на битву с французами, назвав его при этом единственным 
итальянцем, который осмелился противостоять „корсиканскому галлу“ – завоевателю,
 хотя бы и песней».
      Здесь содержится намек на 1796 год, когда Маркези отказался выступить в 
Милане перед Наполеоном. Что, однако, не помешало Маркези позднее, в 1800 году, 
после битвы при Маренго, стать в первых рядах приветствовавших узурпатора.
      В конце 80х годов Маркези дебютирует в венецианском театре 
«СанБенедетто» в опере Тарки «Апофеоз Геракла». Здесь, в Венеции, идет 
перманентное соперничество между Маркези и португальской примадонной донной 
Луизой Тоди, певшей в театре «СанСамуэле». Подробности этого соперничества 
можно узнать из письма венецианца Дзагурри 1790 года своему другу Казанове: «О 
новом театре („Ла Фениче“. – Прим. авт.) – говорят мало, главной темой для 
горожан всех сословий остаются отношения Тоди и Маркези; разговоры об этом не 
стихнут до конца света, потому что подобные сюжеты лишь укрепляют союз безделья 
и ничтожества».
      А вот еще одно его письмо, написанное через год: «Они напечатали 
карикатуру в английском стиле, на которой Тоди изображена триумфатором, а 
Маркези – поверженным в прах. Любые строки, написанные в защиту Маркези, 
искажаются или снимаются по решению Бестеммии (специального суда для борьбы с 
клеветой. – Прим. авт.). Приветствуется любая нелепица, прославляющая Тоди, 
поскольку она находится под покровительством Дамоне и Каза».
      Дошло до того, что стали распространяться слухи о смерти певца. Это было 
сделано с целью оскорбить и напугать Маркези. Так одна английская газета 1791 
года писала: «Вчера поступили сведения о кончине великого исполнителя в Милане. 
Говорится, что он стал жертвой ревности одного итальянского аристократа, чью 
жену подозревали в слишком сильном увлечении несчастным соловьем… Сообщают, что 
непосредственной причиной несчастья стал яд, введенный с чисто итальянскими 
умением и ловкостью».
      Несмотря на происки врагов, Маркези выступал в городе каналов еще 
несколько лет. В сентябре 1794 года Дзагурри писал: «Маркези должен петь в этом 
сезоне в „Фениче“, но театр так дурно построен, что долго этот сезон не 
продлится. Маркези обойдется им в 3200 цехинов».
      В 1798 году в этом театре «музико» пел в опере Цингарелли со странным 
названием «Каролина и Мексикоу», причем исполнял партию именно загадочного 
Мексикоу.
      В 1801 году состоялось открытие «Театро нуово» в Триесте, где Маркези пел 
в «Джиневре Шотландской» Майра. Завершил свою оперную карьеру певец в сезоне 
1805/06 года, а до того времени продолжал успешные выступления в Милане. 
Последнее публичное выступление Маркези состоялось в 1820 году в Неаполе.
      Среди лучших мужских сопрановых партий, исполненных Маркези, – Армида 
(«Армида» Мысливечека), Эцио («Эцио» Алессандри), Джулио, Ринальдо («Джулио 
Сабино», «Армида и Ринальдо» Сарти), Ахилл («Ахилл на Скиросе» да Капуа).
      Умер певец 14 декабря 1829 года в Инзаго, близ Милана.
      
АНДЖЕЛИКА КАТАЛАНИ
(1780–1849)