Примером последнего являются взаимоистребительные 
крестоносномусульманские сражения на Ближнем Востоке и в Испании – они 
происходили в то же самое время и с участием тех же рыцарей, что бились при 
Бренвиле и Линкольне, но тут хронисты ведут счет потерь на тысячи, десятки и 
даже сотни тысяч (например, 4000 крестоносцев и явно преувеличенные 30 000 
турок при Дорилее в 1097 году, 700 крестоносцев и 7000 сарацин при Арзуфе в 
1191 году и тому подобное). Нередко они завершались поголовным истреблением 
побежденной армии, без различия сословного ранга.
      Наконец, многие европейские сражения XII–XIII веков носят как бы 
промежуточный характер между «рыцарственными» и «смертельными», примыкая то к 
первому, то ко второму типу. Очевидно, это сражения, к которым примешивалось 
сильное национальное чувство и в которых активно участвовали пешие ополчения из 
простолюдинов. Таких сражений немного, но именно они наиболее крупные.
      Вот пример такого рода – сражение при Мюре 12 сентября 1213 года, 
единственное крупное сражение Альбигойских войн. В нем 900 северофранцузских 
всадников с неизвестным количеством пеших сержантов под командованием Симона де 
Монфора разбили по частям 2000 арагонских и южнофранцузских («окситанских») 
всадников и 40 000 пехотинцев. Арагонский король Педро II, активный участник 
Реконкисты и сражения при ЛасНавасдеТолоса в 1212 году, находясь в авангарде,
 столкнулся с французским авангардом и был убит. После жестокого боя были 
перебиты и несколько десятков рыцарей и сержантов его ближайшего окружения. 
Затем французы ударом во фланг опрокинули деморализованных смертью короля 
арагонских рыцарей, те увлекли в своем бегстве окситанских рыцарей, после чего 
французы расчленили и загнали в Гаронну тулузское пешее ополчение, причем было 
зарублено или утоплено якобы 15 или 20 тысяч человек. Не слишком ли выдающееся 
достижение для 900 конных воинов?
      При этом, если верить «Истории Альбигойского крестового похода» Петра 
Сернейского, – известного панегирика Монфора, – у французов были убиты всего 
один рыцарь и несколько сержантов.
      Еще можно поверить, что французская конница перерезала тулузское пешее 
ополчение, как стадо баранов. Цифра в 15–20 тысяч погибших явно преувеличена, 
но с другой стороны, гибель значительной части мужского населения Тулузы в 
сражении при Мюре является объективным фактом. Но поверить в то, что король 
Педро II и его придворные рыцари позволили так задешево перебить себя, 
невозможно.
      Та же картина наблюдается, если взять, например, хорошо изученное 
сражение той же эпохи: битву при Воррингене (1288). По рифмованной хронике Яна 
ван Хеелу, победителибрабантцы потеряли в нем всего 40 человек, а проигравшая 
немецкоголландская коалиция – 1100. Опять же, эти цифры никак не сообразуются 
с описанным в той же хронике ходом сражения, долгого и упорного, и даже 
«минималист» Вербрюгген считает цифру брабантских потерь несообразно заниженной.
 Причина очевидна – ван Хеелу был таким же восхвалителем брабантского герцога, 
как Петр Сернейский – Монфора. Видимо, для них было хорошим тоном до 
неправдоподобия занижать потери своих победоносных покровителей.
      Для вышеприведенных и многих других средневековых сражений характерны 
одни и те же особенности: подробные их описания сохранились только со стороны 
победителей, и всякий раз присутствует огромный разрыв в боевых потерях между 
победителями и побежденными, никак не сочетающийся с описанием долгой и упорной 
борьбы. Тем более странно, что все эти сражения были не менее значимы для 
побежденных, имевших свою непрерывную летописную традицию. Очевидно, 
проигравшая сторона, не испытывая никакого поэтического восторга, предпочитала 
ограничиваться считанными строчками в общих хрониках. Добавим также, что 
сдержанность летописцев сразу исчезает, когда речь заходит о 
солдатахпростолюдинах – тут многотысячные цифры являются обычным делом.
      Все это свойственно описаниям сражений XII–XIII веков. Их печальной 
особенностью является невозможность проверить цифры описывающих их хроник, 
сколь бы невероятными они ни были.
      Картина резко меняется на рубеже XIII–XIV веков, после битв при Фолкерке 
в 1298 году и Куртре в 1302 году. «Малокровные» сражения практически исчезают, 
какую серию сражений позднего средневековья ни возьми – одни кровавые побоища с 
гибелью от 20 до 50 процентов активных участников у проигравшей стороны.
      Неким островком «рыцарственной» войны – хотя уже в извращенной форме – 
прежде представлялись только войны кондотьеров в Италии. Мнение о привычке 
предводителей кондотьеров сговариваться между собой и устраивать почти 
бескровные имитации сражений, тем самым обманывая нанимателей, основывается 
преимущественно на произведениях итальянского политика и писателя Никколо 
Макиавелли. Его «История Флоренции», написанная в 1520 году под явным влиянием 
античных образцов и своей конкретностью выгодно отличающаяся от средневековых 
хроник, до недавних пор безоговорочно принималась на веру как важнейший 
источник по позднесредневековой истории Италии.
      Например, о битве между флорентийскопапскими и миланскими войсками при 
Ангиари в 1440 году он пишет: «Никогда еще никакая другая война на чужой 
территории не бывала для нападающих менее опасной: при столь полном разгроме, 
при том, что сражение продолжалось четыре часа, погиб всего один человек, и 
даже не от раны или какоголибо мастерского удара, а от того, что свалился с 
коня и испустил дух под ногами сражающихся».
      А вот о сражении между флорентийцами и венецианцами при Молинелле в 1467 
году: «Однако ни один человек в этой битве не пал – ранены были лишь несколько 
лошадей и, кроме того, и с той, и с другой стороны взято было несколько 
пленных». Однако когда в последние десятилетия были тщательно изучены архивы