подшивали к старым голенищам куски шкуры с убитых яков и щеголяли в подобных 
ботинках в самые сильные морозы».
      Но когда дошли до Тибета, то были потрясены невиданным обилием животных. 
Стада яков, антилоп двух видов (оронго и ада) объединились в тысячи голов. 
Вокруг них — стаи тибетских волков. За два с половиной месяца на Тибетском 
нагорье убито 76 крупных животных. Новый, 1873й, год застал их в Тибете. «Еще 
ни разу в жизни не приходилось мне встречать Новый год в такой абсолютной 
пустыне, как та, в которой мы ныне находимся, — писал Пржевальский, — и как бы 
в гармонию ко всей обстановке, у нас не осталось решительно никаких запасов… 
Лишения страшные, но их необходимо переносить во имя великой цели экспедиции…»
      23 января вышли к великой реке Китая Янцзыцзян, но еще почти месяц идти 
до Лхасы…
      Два года об экспедиции Пржевальского ни в Петербурге, ни в Пекине ничего 
не знали. В Географическом обществе стали готовить большую спасательную 
экспедицию, запросили на нее средства от правительства. Но тут пришло сообщение 
из русского посольства, что один китайский чиновник, прибывший из Алашаня, 
уверяет, что с Пржевальским все в порядке — он возвращается назад, избрав 
другой путь: через пустыню Алашань и центральную часть Гоби.
      В те дни, когда газеты Петербурга, Лондона и Парижа печатали тревожные 
слухи о гибели русской экспедиции в Тибете, Пржевальский со своим караваном 
пробирался по сыпучим пескам. И в самом деле не раз попадал в ситуацию, близкую 
к гибели.
      Полтора месяца потребовалось на пересечение пустыни Гоби, жаркой и 
безводной. Единственным источником воды были очень редкие колодцы да небольшие 
мелкие озера на глинистых такырах, куда пригоняли монголы на водопой табуны 
лошадей и стада коров. Эта нагретая солнцем, взмученная копытами животных вода 
совершенно непригодна для питья, но приходилось пить и ее, заваривать в ней чай.

      Был однажды случай, когда, отойдя от одного такого озера, отряд не 
встретил колодца, о котором говорил проводник. Его не было и через 10 и через 
20 километров… «Положение наше было действительно страшно, — записал в дневнике 
Пржевальский, — воды оставалось в это время несколько стаканов. Мы брали в рот 
по одному глотку, чтобы хотя немного промочить совсем почти засохший язык. Все 
тело наше горело как в огне, голова кружилась…» Что делать? И Пржевальский 
приказал казаку и проводнику скакать вперед до тех пор, пока не появится 
колодец. «Скоро в пыли скрылись из глаз посланные за водой, и мы брели по их 
следу шаг за шагом, в томительном ожидании нашей участи».
      Какова же была их радость, когда увидели казака, скакавшего во весь опор 
назад. Он вез с собой воду в чайнике. Колодец есть!
      «Дело это было в два часа пополудни, так что по страшной жаре мы шли 
девять часов кряду и сделали 34 версты… Жаль, что быстро идти нельзя; устали мы 
сильно, да притом, несмотря на конец августа, еще стоит жара. Нужно видеть, в 
каком теперь виде наше одеяние. Сапог нет, а вместо них — разорванные унты; 
сюртук и штаны все в дырах и заплатах; фуражки походят на старые выброшенные 
тряпки, рубашки все изорвались, осталось всего три полугнилых…»
      Они пришли в Ургу, главный город Монголии. Путешествие, продолжавшееся 
три года, закончено. Преодолено 12 тысяч километров по территории Центральной 
Азии. Это было самое большое из пяти путешествий великого географа.
      Дважды пересек Пржевальский пустыню Гоби и установил, что, вопреки 
прежним представлениям, это не куполообразное поднятие, Н.М Пржевальский а чаша,
 окруженная горами, и преимущественно не песчаная, а каменистоглинистая 
пустыня. «Вообще же Гоби, — писал он, — своим однообразием производит на 
путешественников тяжелое, подавляющее впечатление. По целым неделям сряду перед 
глазами являются одни и те же образы — то неоглядные равнины, отливающие 
желтоватым цветом высохшей травы, то черноватые, изборожденные скалы, то 
пологие холмы…»
      Несколько недель провела экспедиция в пустыне, над которой высился 
могучий Алашань, громадный горный хребет — на том месте, где на карте 
обозначено было совсем небольшое возвышение.
      В китайской области Ганьсу им исследована восточная часть горной системы 
Наньшань. Именно там он написал: «Я первый раз в жизни находился на подобной 
высоте, впервые видел под своими ногами гигантские горы, то изборожденные 
дикими скалами, то оттененные мягкой зеленью лесов, по которым блестящими 
лентами извивались горные ручьи… Я сохранил в памяти этот день как один из 
счастливейших в целой жизни…»
      Наньшань образован несколькими параллельными короткими хребтами, высотой 
превышающими шесть километров. Около тысячи ледников сползают по их склонам. С 
восточной стороны, открытой муссонам, хребты заросли пышными лесами, через 
которые протекают бурные реки, а на западе — сухо, там ощущается дыхание 
пустыни Алашань.
      Пржевальский был здесь первым из европейцев, отсюда прошел он в Тибет по 
дороге, которой веками пользовались буддийские паломники. Она привела к 
таинственному озеру Кукунор (Цинхай). Расположенное на высоте 3200 метров, оно 
не имеет стока. «Мечта моей жизни исполнилась», — записал Пржевальский, когда 
увидел темноголубые волны озера, к которому стремились до него европейские 
путешественники Рафаэль Пумпелли и Фердинанд Рихтгофен, так и не сумевшие его 
достичь. Отсюда он направился к истокам Хуанхэ и Янцзы и открыл водораздельный 
хребет БаянХараУла.
      Во втором путешествии в Центральную Азию Пржевальский добрался до другого,
 совсем уж загадочного озера, местоположение которого не было известно, хотя