Еще в XVI веке португальские и испанские мореплаватели проходили у его берегов 
— северного и северовосточного. Но тогда полагали, что это — окраина Неведомой 
Южной Земли. На некоторых картах Новую Гвинею соединяли с Огненной Землей. В 
начале XVII века испанский капитан Луис Торрес, пройдя проливом, отделяющим его 
от Австралии (Торресовым проливом), доказал, что Новая Гвинея — крупный остров. 
А через полтора столетия этот же путь проделал Джеймс Кук, поначалу считавший, 
что именно он был здесь первым (пока не были опубликованы секретные испанские 
документы о плавании Торреса)
      До середины XIX в. Новая Гвинея оставалась в стороне от экономических 
интересов европейских индустриальных держав. Возможно, повлияло то, что на ней 
не было найдено месторождений драгоценных металлов. Не исключено также, что 
причиной тому — слухи о тамошних дикаряхлюдоедах. К тому же буйная тропическая 
растительность препятствовала освоению этих территорий. Более или менее 
основательное изучение Новой Гвинеи началось в 1871—1872 годах: итальянские 
ученые Луиджи Альбертис и Одоардо Беккари исследовали северозападную часть 
острова.
      МиклухоМаклаю приходилось торопиться, чтобы застать хотя бы некоторые 
племена папуасов в их естественном состоянии. Поэтому он избрал практически 
неизученный юговосточный берег Новой Гвинеи, высадился там в сентябре 1871 
года и более года жил среди «дикарей», общаясь с ними, завоевав их уважение и 
доверие.
      «Меня приятно поразили, — писал он, — хорошие и вежливые отношения, 
которые существуют между туземцами, их дружелюбное отношение с женами и детьми. 
Во все мое пребывание на „Берегу Маклая“ мне не случалось видеть ни одной 
грубой ссоры или драки между туземцами; я также не слышал ни об одной краже или 
убийстве между жителями одной и той же деревни. В этой общине не было 
начальников, не было ни богатых, ни бедных, почему не было ни зависти, ни 
воровства, ни насилия. Легкость добывания средств к существованию не заставляла 
их много трудиться, почему выражения злобы, ожесточения, досады не имели места».

      Оказалось, что представители совершенно разных культур могут жить вместе 
в дружбе и согласии на основе универсального морального принципа: не делай 
другому того, чего не желаешь, чтобы делали тебе. МиклухоМаклай поставил 
уникальный эксперимент — с немалым риском для жизни, доказав на опыте не только 
единство человеческих рас, но и глубокое родство людей, относящихся к разным 
культурам. Это стало замечательным географическим открытием. Ведь познание 
земной природы для нас имеет смысл не столько абстрактнотеоретический, сколько 
реальнопрактический, то есть в связи с познанием нашей человеческой природы и 
нашего места и значения в окружающей среде. Для того чтобы достойно и долго 
существовать на планете, нам необходимо прежде всего научиться жить в согласии 
между собой, а всем вместе — с окружающей природной средой.
      Л.Н. Толстой писал МиклухоМаклаю: «Мне хочется сказать вам следующее: 
если ваши коллекции очень важны, важнее всего, что собрано до сих пор во всем 
мире, то и в этом случае все коллекции ваши и все наблюдения научные ничто в 
сравнении с тем наблюдением о свойствах человека, которые вы сделали, 
поселившись среди диких и войдя в общение с ними и воздействуя на них одним 
разумом… Ваш опыт общения с дикими составит эпоху в той науке, которой я служу,
 — в науке о том, как жить людям друг с другом».
      Конечно, мореплавателям и путешественникам не раз приходилось оставаться 
на более или менее длительные сроки среди племен, находящихся на стадии 
неолитической культуры. Но при этом приходилось приспосабливаться к нравам, 
принятым среди «дикарей». Другая крайность — миссионеры, внедряющие свои 
религиозные принципы и правила поведения (не говоря уж о колонизаторах, 
разрушающих весь уклад жизни этих племен).
      У МиклухоМаклая был опыт сосуществования  на основе взаимного уважения и 
равенства. Кстати, в те же годы в России пользовалась огромной популярностью 
книга Н.Я. Данилевского «Россия и Европа», в которой помимо всего прочего 
утверждался принцип разнообразия культур, их сосуществования и взаимного 
дополнения. В то же время в Западной Европе, а потом и в нашей стране получила 
широкую популярность идея единообразия «общечеловеческой» культуры, можно 
сказать, единого индустриального общества.
      К сожалению, именно последняя идея восторжествовала в конце XX века. А в 
конце XIX века осуществлялась глобальная экспансия западноевропейской 
«индустриальной культуры», перемалывающей в своих экономических жерновах другие 
народы и племена. В частности, на Новой Гвинее уже при МиклухоМаклае появились 
колонизаторы, порой уничтожавшие поселки аборигенов (вспомним судьбу 
тасманийцев, которые вымерли даже и без подобных катастроф).
      В XX веке две кровопролитнейшие мировые войны и крах СССР изза поражения 
в идеологической борьбе (после третьей всемирной, но уже «холодной» войны) 
показали, что техническая цивилизация обрела глобальные масштабы и подчиняет 
своей железной поступи самые разные страны и народы. Одновременно и столь же 
закономерно углубляется глобальный экологический кризис, ведущий к деградации 
биосферы и тех, кто в ней обитает, прежде всего людей. Единая массовая 
техногенная культура оборачивается торжеством примитивного стандартного 
«техногенного человека», создаваемого по образу и подобию машины, о чем еще 
семь десятилетий назад проницательно писал русский философ Н.А. Бердяев.
      МиклухоМаклай сумел открыть человека в человеке иного родаплемени, иной 
культуры. Хотелось бы надеяться, что его достижение будет заново осмыслено, 
усвоено и принято во внимание человеческим сообществом. Ибо теперь — уже в XXI 
веке — приходится заботиться о том, чтобы сохранить многообразие культур и