Взаимоотношения мадам де Парабер и Филиппа Орлеанского не были 
безоблачными, ибо регент, который, по меткому выражению одного историка, «любил 
запрягать пару», имел вторую любовницу. Ее звали мадам де Сабран. Эта 
честолюбивая особа с очень красивой грудью время от времени предпринимала 
попытки занять место нынешней фаворитки.
      Впрочем, жизнь мадам де Сабран с регентом напоминала балет: Филипп 
приходил к ней, затем оставлял, возвращался, чтобы снова бросить, а потом опять 
взять и в очередной раз покинуть.
      Все эти приходы и уходы продолжались столь долгое время, что маленькая 
маркиза вообразила, будто регент и в самом деле ее любит. Однако случались у 
них и размолвки, как доказывает любопытное письмо, где она несколько вольно 
обращалась к Филиппу: «Сегодня утром я заходила к тебе, породистая тварь, но у 
меня перед носом захлопнули дверь; если тебе вздумается прийти ко мне, тебя 
встретят так же; ни любить, ни писать ты не умеешь, зато умеешь читать. Вот и 
читай. Сегодня утром к тебе явится мой подлец, сделай его камергером и прикажи 
своему рабу, хранителю печати, немедля изготовить указ».
      Когда мадам де Сабран осознала, что ей не по силу свергнуть с трона мадам 
де Парабер, она решила заняться сводничеством. «Устав от жизни с человеком, 
меняющим любовниц, как перчатки, – говорил Лескюр, – она проявила изрядное 
хитроумие, решив, что будет сама подбирать себе преемниц – и подбирать таким 
образом, чтобы попрежнему обладать властью над регентом».
      Она предлагала ему в основном танцовщиц из Оперы, которые слетались в 
будуары ПалеРояля, словно мухи на мед.
      Увы, общаться с этими барышнями было делом отнюдь не безопасным. В скором 
времени Филиппу пришлось в этом убедиться, и мадам де Парабер, боясь подцепить 
дурную болезнь, стала запираться от регента в своих покоях.
      Разрыв оказался недолгим. К великой радости Филиппа, любовница сменила 
гнев на милость, и Матье Маре, бывший в курсе всех сплетен, занес в дневник 
следующую запись: «Регенту полегчало. Эта любовь ему необходима как для 
здоровья, так и для душевного спокойствия. Даже государственные дела идут много 
лучше после завершения этой ссоры».
      На несколько месяцев Филипп Орлеанский попал в полную зависимость от 
мадам де Парабер, и та сочла, что ей отныне позволено все. Она отдавала 
распоряжения, вникала к самые ничтожные дела и вела себя в ПалеРояле не как 
любовница регента, а как хозяйка дома. Жена Филиппа даже заявила, что от такой 
жизни удаляется в монмартрское аббатство.
      Впрочем, она недолго пробыла в монастыре, поскольку мадам де Парабер и 
Филипп снова разошлись – на сей раз окончательно.
      Регент, узнав, что она бесстыдно обманывает его с Берегнемом, усадил ее 
рядом с собой на канапе и, поглаживая ей волосы, спросил, знает ли она, что 
сказал Магомет II своей любимой жене. Мадам де Парабер ответила, что нет. «Не 
знаете? Так вот, он сказал ей однажды: "Какая прелестная головка! Захочу, 
прикажу отрубить!"».
      Это остроумное высказывание очень не понравилось фаворитке. Она встала, 
вышла, хлопнув дверью, и немедленно уехала в свое имение Боран, возле Бомона.
      Тогда мадам де Сабран, желая угодить регенту, стала подыскивать новую 
любовницу для Филиппа, и взор ее упал на восхитительную молодую женщину – мадам 
Феран д'Аверн. Она была женой лейтенанта королевской гвардии.
      Де Сабран организовала ночной сеанс с показом волшебного фонаря, где и 
представила красотку герцогу Орлеанскому, который тут же в нее влюбился.
      На следующий день он предложил ей сто тысяч ливров и чин капитана для 
мужа, не уточняя, что желает получить взамен, однако красавица, будучи женщиной 
неглупой, все поняла и отказалась…
      Впервые женщина отвергла притязания регента. Он был изумлен – и весь 
Париж вместе с ним. «Ходит много разговоров о мадам д'Аверн, жене гвардейского 
офицера, – писал Матье Маре. – Она очень красива, и регент пожелал ее. Статьи 
договора предложены, но еще не приняты: сто тысяч экю для нее, рота – для мужа. 
Действия пока не возымело, и она уезжает на лето в Аверн».
      Регент, не на шутку встревожившись, отправил второе послание «с 
предложением дополнительных пятидесяти тысяч ливров». Мадам д'Аверн попрежнему 
разыгрывала из себя недотрогу, однако в Париж вернулась.
      Филипп обдумывал план нового наступления, когда к нему явился муж и 
предложил заключить договор, согласно которому он уступал свою жену за 
определенную сумму денег и некоторые льготы. Регент принял все условия 
предложенного договора, и господин д'Аверн, так удачно пристроивший свою 
прекрасную половину, с легким сердцем отправился домой.
      На следующий день Филипп послал гну д'Аверну требуемую сумму и шкатулку 
с драгоценностями. Когда все формальности были улажены, «жених и невеста» 
встретились в доме некоего гна Дюнуайе, чтобы провести там первую брачную ночь.

      Это произошло 12 июня 1721 года. Когда утром 13го новая фаворитка 
вернулась домой, муж встретил ее доброй улыбкой. Он получил деньги, шкатулку и 
капитанский чин – чего еще было желать?
      Через некоторое время ему были пожалованы губернаторство Наваррана в 
Беарне и орденская лента.
      Пока Людовик XV рос, регент, истощенный оргиями и развратом, слабел день 
ото дня.
      «Хотя он был в цвете лет, – свидетельствовал Дюкло, – его пресытила жизнь,
 исполненная порока. По утрам он испытывал тяжкое похмелье после ночной 
попойки; постепенно он расходился, но прежней быстроты соображения лишился: