равным образом, ему были теперь не под силу продолжительные занятия, а чтобы 
оживить его, требовались все более шумные развлечения. В Версале он томился: 
ему недоставало ужинов в ПалеРояле, где собиралась живописная и разнородная 
компания. Он скучал по своей маленькой ложе в Опере, куда приглашал танцовщиц и 
певичек. Но, главное, он чувствовал себя глубоко изношенным и признавался, что 
перестал получать удовольствие от вина и что не способен уже доставлять 
наслаждение женщинам».
      Последнее, впрочем, не вполне соответствовало действительности. Несмотря 
на свою очевидную и прогрессировавшую немощь, Филипп Орлеанский попрежнему 
оставался дамским угодником.
      В конечном счете это стоило ему глаза. Однажды вечером, позволив себе 
«чрезмерную вольность» с маркизой д'Арпажон, он получил от молодой женщины удар 
каблуком в лицо. На следующий день регент окривел.
      Это досадное происшествие не отвратило его от слабого пола. Напротив, он 
проявлял живейший интерес даже к веяниям моды. Матье Маре писал: «Вот уже 
несколько дней раздаются жалобы, что женщины позволяют себе приходить в 
укороченных платьях даже в церковь. Регент же сказал, что, будь его воля, он бы 
это категорически запретил: потому что всю жизнь задирал дамам юбки и не желает,
 чтобы люди говорили, будто во времена своего правления он довел дело до того, 
что они сами стали заголяться».
      25 октября 1722 года в Реймсе состоялось коронование Людовика XV. Филипп 
присутствовал на церемонии вместе с мадам Левек, заменившей на несколько дней в 
его постели мадам д'Аверн. Царствование этой фаворитки уже близилось к 
завершению. В ноябре месяце ей было приказано покинуть Версаль под предлогом, 
что «ее пребывание здесь нарушает приличия и может послужить дурным примером 
для короля». Регент отослал ее к гну д'Аверну после семнадцати месяцев 
совместной жизни. Правда, некоторые люди утверждали, будто регент износился 
настолько, что «бедняжке оставалось лишь пришивать пуговицы к рубашке…»
      После исчезновения мадам д'Аверн Филипп Орлеанский стал любовником своей 
кузины, мадемуазель де Шароле; затем он заинтересовался знаменитой мадемуазель 
Аиссе.
      Это была молодая красивая черкешенка, которую гн де Ферьоль, французский 
посол в Константинополе, купил на невольничьем рынке за восемь тысяч франков, 
намереваясь сделать ее своей любовницей.
      Когда его отозвали во Францию, он привез с собой юную Аиссе – ей было 
тогда восемнадцать лет – и попытался соблазнить ее, но, если верить СентБеву, 
который защищал добрую память Аиссе с поразительной горячностью, потерпел 
неудачу.
      Когда регент встретился с ней в одном из салонов, она была уже не 
угловатым подростком, а красивой женщиной двадцати пяти лет. Влюбившись в нее, 
он с обычной своей непринужденностью предложил ей пройтись в спальню.
      Однако у бывшей рабыни оказалось больше гордости и достоинства, нежели у 
придворных дам: она ответила, что никогда не согласится стать его любовницей, а 
если он будет принуждать ее, то немедленно удалится в монастырь.
      Удивленный регент не стал настаивать и через несколько дней утешился в 
объятиях изумительно красивой мадемуазель Уэль, племянницы мадам де Сабран. Ей 
было семнадцать лет, она еще не знала мужчин, но, как говорили, «обладала огнем,
 пылавшим в нужном месте». Он же в свои сорок восемь лет превратился уже в 
полную развалину.
      Девушка, весьма разочарованная вялостью утомленного жизнью любовника, 
вскоре вернулась к тетке. Тогда Филипп позвал к себе женщину, которую знавал 
еще в те времена, когда его любовницей была мадам де Парабер, – ее звали мадам 
де Фалари. Это была изящная блондинка с голубыми глазами и пышными формами: про 
нее говорили, что «любовные утехи ей не в тягость». В возрасте двадцати пяти 
лет она имела множество любовников.
      Когда стало известно, что она заняла место официальной фаворитки, 
появились куплеты, в которых высмеивались как необъятное лоно мадам де Фалари, 
так и мужское бессилие регента.
      Возможно, она и в самом деле не получала от совместной жизни с Филиппом 
того удовлетворения, на которое надеялась, однако она его не бросила. 
Проникшись жалостью к этому утомленному жизнью человеку, с трудом ковылявшему 
от кресла до кресла, она превратилась в преданную сиделку и нежно ухаживала за 
ним, а по вечерам перед сном читала ему рыцарские романы или волшебные сказки…
      Пора веселых ужинов ПалеРояля давно прошла…
      Иногда Филипп, очнувшись от тяжкой полудремы, проявлял интерес к нынешним 
похождениям своих бывших любовниц – и в его единственном глазу зажигался тогда 
веселый огонек. Он оживлялся, когда ему рассказывали пикантные подробности 
недавних скандалов, и радовался, узнавая, что многих дам «испортили» и что 
королевскому хирургу приходится заниматься в основном дурными болезнями.
      8 декабря 1722 года в возрасте семидесяти одного года скончалась 
принцесса Пфальцская. Филиппа потрясла смерть матери, он впал в полную 
прострацию. Когда 15 февраля 1723 года Людовик XV достиг совершеннолетия, это 
было встречено общим вздохом облегчения.
      С этого момента регент стал стремительно приближаться к своему концу. Ему 
угрожала апоплексия, поэтому врачи каждый день прибегали к кровопусканию.
      2 декабря, отяжелевший, с побагровевшим лицом, он сидел в розовой 
гостиной в обществе мадам де Фалари. «Закрывшись с ней, он забавлялся в 
ожидании часа, когда надо будет работать с королем; молодая женщина, распустив 
белокурые волосы, положила голову на колени принцу, но тот внезапно тихо 
сказал: "Друг мой, я немного устал, и в голове у меня тяжесть Почитай мне