председателя Реввоенсовета СССР и наркомвоенмора Михаила Фрунзе.
       В конце ноября, в ясный день весь Черноморский флот направился к кораблю,
 «игравшему роль» «Потёмкина». Выйдя на параллельный с ним курс, он должен был 
дать залп в честь мятежного экипажа. Эйзенштейн повёл многочисленных гостей, 
приехавших на съёмку, на командную вышку. Эскадра приближалась. Подошли офицеры.
 Они спросили у Эйзенштейна, как он собирается дать команду о залпе. «О, самым 
обыкновенным способом, — ответил Эйзенштейн. — Вот таким!..» Он вытащил из 
кармана носовой платок и помахал им в воздухе. Режиссёр полагал, что находится 
слишком далеко от кораблей эскадры и его платок там никто не увидит, но за ним 
следили через бинокли. Едва он опустил руку с платком, как со всех кораблей 
раздался залп… После этой неудачной съёмки Эйзенштейну пришлось удовлетвориться 
планами, взятыми из старой хроники, где запечатлены манёвры иностранной эскадры.

       Финальный, знаменитый кадр, когда броненосец «Потёмкин» идёт на аппарат 
и как бы раскалывает экран своим килем, был найден неожиданно. Эйзенштейн уехал 
в Москву, чтобы монтировать фильм, а Александров с Тиссэ н спешке доснимали 
всякие кусочки. Для финала они должны были снять броненосец, который с поднятым 
красным флагом идёт по бурному морю сквозь направленные на него орудия эскадры. 
Но крейсер «Коминтерн», который изображал «Потёмкина», в ту пору был поставлен 
на ремонт в сухой док. Пришлось пойти но хитрость — проложить рельсы и наехать 
на крейсер на тележке, а затем подъехать под киль корабля. Это был удачный 
выход из безвыходного положения.
       В течение ноября и декабря Эйзенштейн не выходил из монтажной Первой 
госкинофабрики. Из пяти тысяч метров заснятой плёнки отбиралось самое 
выразительное. Рождался потрясший мир монтажный ритм «Броненосца „Потёмкин“».
       Одним из эпизодов, имевших на премьере наибольший успех, был подъем 
экипажем красного флага. На выпускавшейся тогда плёнке нельзя было 
воспроизвести красный цвет. Он получался черным. Снимали белый флаг. Но, 
поколебавшись, Эйзенштейн решился на копии, которая предназначалась для 
демонстрации в Большом, покрасить флаг в красный цвет, и сделано это было 
кисточками. Сто восемь кадриков. Это была трудная работа, но эффект получился 
необыкновенный!
       13 декабря 1925 года «Правда» сообщила, что 21 числа в Большом театре 
состоится торжественное заседание центральных, советских, профессиональных и 
партийных организаций, совместно с делегатами XIV партсъезда и что после 
торжественного заседания состоится демонстрация нового фильма «1905 год».
       К счастью для создателей фильма, торжественное заседание перенесли на 24 
декабря. Однако и в день премьеры в Большом театре монтаж последних частей 
«Броненосца» не был ещё завершён. Александров вспоминал: «Эйзенштейн всё еще 
продолжал работать в монтажной. Я раздобыл себе мотоцикл и подвозил в Большой 
театр коробку за коробкой. К счастью, после каждой части начинался антракт. Но 
когда я вёз последний ролик, мотоцикл заглох. Это произошло на Красной площади. 
О том, чтобы завести его, нечего было и думать… До театра оставалось всего 
метров пятьсот. Мы оказались на месте перед началом последнего антракта. Часть 
попала в проекционную ещё до того, как зажгли свет».
       Успех премьеры «Броненосца „Потёмкина“» был огромный. Аплодисментами 
взорвался зал Большого театра. Долго стучали смычками скрипок музыканты из 
оркестра Файера. Музыка к фильму была скомпонована из увертюры Литольфа 
«Робеспьер», увертюры Бетховена «Эгмонт» и симфонической фантазии Чайковского 
«Франческа да Римини».
       19 января 1926 года картина Эйзенштейна была выпушена на экраны 
двенадцати московских кинотеатров. Фасад кинотеатра «Художественный» был 
превращён в модель броненосца. Перед началом сеанса на «броненосце» появлялся 
горнист, играющий сигнал восстания. Театр внутри был украшен морскими флагами и 
спасательными кругами. В центре фойе установили модель броненосца «Потёмкин».
       В прессе отзывы носили только восторженный характер «О „Броненосце 
„Потёмкин““, надо не говорить, а кричать» («Известия»). «Зрителю трудно 
расчленить своё впечатление: что волнует его больше — сами факты, которые 
показаны в картине, или их кинематографическое оформление. Здесь все находится 
в таком равновесии, в такой слитности и спаянности, что отделить одно от 
другого невозможно… В „Броненосце“ всё сделано с большим умением, вкусом и 
настоящим темпераментом» («Правда»).
       Новаторский вклад «Броненосца» в развитие киноискусства был и в 
концентрации, нагнетании эмоциональных средств воздействия решающих, ударных 
сцен («монтаж аттракционов»), и в «неравнодушной природе», и в открытии новых 
законов монтажа, дающих действию невиданную до того эмоциональновзрывную силу. 
В современном фильме 300—400 склеек, то есть раздельно снятых кусков, а в 
«Потёмкине» их 1280!
       Максим Штраух и Сергей Эйзенштейн долго жили в одной комнате. Затем 
Штраух перевёз к себе свою жену Глизер. И вот после триумфа «Потёмкина» домовый 
комитет на Чистых прудах выделил Сергею Михайловичу отдельную комнату. О лучшем 
подарке великий режиссёр не мог и мечтать.
       За рубежом «Потёмкин» имел головокружительный успех. Везде о нём 
говорили как о шедевре. Даже английская «Дейли геральд» писала: «Потрясающая 
постановка! Наибольшее впечатление картина производит своим трагическим 
реализмом».
       Впервые в истории кинофильм возбудил такие бурные политические страсти. 
В большинстве стран Европы публичный показ картины был запрещён. В Германии 
вопрос о демонстрации картины два раза вносился в парламент. В течение 
нескольких месяцев шла борьба, и, наконец, во избежание общественного скандала