разрастается. Давай чтото сокращать». И Андрон приехал во Владимир.
       Работали безжалостно.
       Фильм стал разваливаться на новеллы. В окончательном варианте их восемь, 
не считая пролога и эпилога. Новеллы разделены титрами и датированы. Первая — 
«Скоморох» — обозначена 1400 годом, последняя — «Колокол» — 1423 годом. Другие 
новеллы: «Феофан Грек. 1405 год», «Страсти по Андрею. 1406 год», «Праздник. 
1408 год», «Страшный суд. 1408 год». «Набег. 1408 год», «Молчание» (не 
датирована).
       Трудностей на съёмках «Андрея Рублёва» хватало. Как всегда в кино, изза 
плохой организации летние эпизоды снимались в предзимнюю стужу. Пруд, в который 
должен был падать актёр Владимир Любомудров, изображавший татарина, был уже 
затянут толстым слоем льда. Лёд разбивали, Любомудров выпивал «для 
профилактики» водки и впадал в ледяную воду.
       «Андрей Рублёв» снят преимущественно на натуре. Оператору Вадиму Юсову 
удалось создать чарующий образ русской природы. Колдовская ночь Ивана Купалы, 
когда меж деревьев и кустов всюду мелькают факелы, слышится приглушённое пение 
и смех, сходятся для ритуального соития обнажённые девки и парни, снималась в 
сельце под Владимиром.
       Нашествие татар снимали в Пскове. Под Изборском построили вход в храм, 
который горел; там же была построена стена: огромный макет, а дальше — все 
настоящее. Известный эпизод, где гуси летят, снимался у стены Печорского 
монастыря. «Мы снимаем кадры набега татар, — рассказывал Вадим Юсов. — Заказан 
рапид: движения на экране будут замедленны, передавая ошеломлённый взгляд 
князяпредателя, который привёл врагов на родную землю… Вдруг вижу, Андрей 
несёт откудато гусей и собирается бросать их перед камерой. Зачем, почему, как 
появились эти гуси? Не по правилам: ничего мы такого не оговаривали, не 
планировали. И все во мне протестует: я ведь знаю, что эта домашняя птица не 
полетит, будет только суетливо хлопать крыльями, создаст в кадре суету и 
сумятицу. Но не в наших правилах спорить на площадке. Снимаю, а Андрей бросает 
этих гусей… На экране они поразили неловкостью и беспомощностью, подчёркнутыми 
рапидной съёмкой, — трогательный, щемящий образ».
       Подвиг ключаря Патрикея — факт истории: он спрятал церковные ценности, 
умер под страшными пытками, но так и не выдал сокровищ.
       Роль ключаря была трагедийной, трудной и необычной для Юрия Никулина.
       Эпизод начинался с того, что Патрикей стоит привязанный к скамейке. 
Пытают его уже давно — все тело ключаря покрыто ранами и¦ ожогами. Ожоги и язвы 
требовалось воспроизвести как можно натуральнее. Гримировали Никулина более 
двух часов. Вид получился ужасный.
       «Когда снимали сцену пытки, актёр, играющий татарина, подносил к моему 
лицу горящий факел, — рассказывал Юрий Владимирович в своей книге „Почти 
серьёзно…“. — Понятно, факел до лица не доносился, но на экране создавалось 
полное впечатление, что мне обжигают лицо.
       Снимали мой план по пояс. Начали первый дубль. Горит факел, артист, 
играющий татарина, произносит свой текст, а я кричу страшным голосом все громче 
и громче. Кричу уже что есть силы. Просто ору.
       Все наблюдают за мной, и никто не видит, что с факела на мои босые ноги 
капает горячая солярка. Я привязан накрепко, ни отодвинуться, ни убрать ногу не 
могу, вращаю глазами и кричу что есть силы. (Когда боль стала невыносимой, я 
стал выкрикивать в адрес татарина слова, которых нет в сценарии.) Наконец 
съёмку прекратили. Подходит ко мне Андрей Тарковский и говорит: «Вы молодец! Вы 
так натурально кричали, а в глазах была такая настоящая боль. Просто молодец!»
       Я объяснил Тарковскому, почему так натурально кричал. Показал ему на 
свои ноги, а они все в пузырях от ожогов».
       Во время съёмок нашествия неожиданно выпал снег, и группа была вынуждена 
прервать экспедицию и вернуться в Москву, строить павильоны. На всякий случай 
засняли монастырь в снегу. Тарковский вставил его в фильм. Потом ктото из 
киноведов напишет: снег в храме — образ разорения и беды…
       Последняя новелла, датированная 1423 годом, почти символически 
называется «Колокол».
       После татарского нашествия Андрей Рублёв дал обет молчания. Он замкнулся 
в себе, зарыл свой талант в землю. И вот, пятнадцать лет спустя, Бориска силой 
своей убеждённости, своей верой, одержимостью, с какой он вкладывает всего себя 
в отливку колокола, пробуждает Андрея от молчания. Немолодой уже чернец 
наклонялся к Бориске и произносит первые за «молчание» слова: «Вот пойдём мы с 
тобой вместе. Ты колокола лить, я иконы писать… Какой праздник для людей…»
       Николая Бурляев на съёмках не жалел себя. Показателен эпизод, в котором 
Бориска ищет глину. «Снимали в конце октября, — вспоминает Бурляев. — Вся 
группа, кроме меня, была одета в овчинные тулупы. Я должен был пройти по краю 
обрыва под проливным дождём, который имитировали пять пожарных брандспойтов, и 
съехать на спине вниз с горы. После первого же дубля в глазах потемнело от боли 
и холода. Но Андрей просит: „Коленька, давай ещё разок“. И так повторялось 
шесть раз. После по приказу Андрея для меня была истоплена изба. Анатолий 
Солоницын сосчитал ушибы и синяки на моём теле — их оказалось двадцать восемь. 
Но потом пришёл в избу Андрей и чуть ли не ноги мне омыл. Он был таким нежным и 
добрым, что если бы тогда сказал: „Коленька, нужен ещё один дубль“, я тут же 
пошёл бы на край обрыва.
       На съёмках Андрей повесил мне на грудь оловянный крестик, ведь мой герой 
Бориска — человек православный. Это было моим первым крестоналожением на грудь. 
До этого я не носил креста, хотя и был от рождения крещёным. А после этого, 
естественно, начал идти по той дороге к Храму, по которой иду и теперь».