С 1907 года в Петербурге два года Марк занимался в Рисовальной школе 
Общества поощрения художеств, руководимой Н. Рерихом. Позднее Шагал учился в 
мастерской С. Зайденберга и в частной школе Е. Званцевой, где его наставниками 
были М. Добужинский и известный график и театральный декоратор Леон Бакст.
      Начало художнической биографии Шагала – картина «Смерть», написанная в 
1908 году, – переплетение фантастики и реализма.
      «В отличие от академических художников Шагала всегда привлекали дорога, 
сцены повседневной жизни, цирк, – пишет С. де Роза. – Даже такой сюжет, как 
"Святое семейство", – имеется в виду картина, написанная в 1910 году перед 
самым отъездом в Париж, – был для художника предлогом для того, чтобы придать 
персонажам народные черты.
      В этой прекрасной картине все непривычно, нетрадиционно. Цветовое решение 
привлекает мастерски найденной естественностью тона, но главный секрет красоты 
кроется в умении художника вывести образ за пределы общепринятой иконографии и 
превратить его в сугубо личный момент свидетельства и веры».
      Для продолжения образования в августе 1910 года Марк уехал в Париж. 
Поездку и обучение субсидировал известный юрист и общественный деятель М. 
Винавер. Сначала Шагал снял крошечную квартирку на авеню Мэн, а затем 
перебрался в знаменитое общежитие художников «Ля Рюш» («Улей»), где в то время 
обитали такие художники и скульпторы, как Архипенко, Кикоин, Сутин, Штеренберг, 
Цадкин, Модильяни, Леже.
      А.В. Луначарский, посетивший «Ля Рюш» в 1912 году в качестве 
корреспондента газеты «Киевская мысль», писал о нем как о «живописном и убогом»,
 «огромном коллективном гнезде художников… Вавилоне № 2… который сооружен из 
рухляди и остатков разрушенных зданий, приспособлен к потребностям бедного 
художника и дает приют доброй сотне молодых людей, ведущих отчаянную 
материальную борьбу с жизнью».
      Шагала он назвал «маленьким Гофманом околовитебских трущоб», поэтом, 
стремящимся «выразить свою незаурядную душу графически, красочно». Луначарский 
поинтересовался, почему он написал еврея на крыше домика в Витебске. Шагал 
ответил, что это не выдумка, а реальность: «У меня был дядя, который, когда ел 
компот, забирался на крышу, чтобы его не беспокоили».
      До конца своих дней Шагал называл себя «русским художником», подчеркивая 
родовую общность с русской художественной традицией: «Приобщившись к этой 
уникальной технической революции искусства во Франции, я, однако, возвращался в 
мыслях к моей собственной стране. Я жил спиной к тому, что находилось передо 
мной».
      Нельзя не видеть влияния на творчество Шагала еврейской и французской 
культуры. Отсюда особенности художника, создавшего своеобразный сплав 
фантасмагории и быта, прошлого и будущего, мистики и реальности. 
Экспрессивность цвета и рисунка сделали Шагала предтечей экспрессионизма и 
сюрреализма. По словам художника, он стремился «видеть мир особыми глазами, как 
будто только что родился». Художественнопоэтическая система Шагала 
определилась уже в ранних полотнах 1911–1913 годов: «Я и деревня», «Адам и Ева»,
 «Солдат пьет», «Россия. Ослы и другие», «Автопортрет с семью пальцами», 
«Голгофа», «Понюшка табаку», «Молящийся еврей».
      Я. Тугендхольд вспоминает о впечатлении, которое производили в Париже 
полотна Шагала: «Тогда как от головоломных кирпичных построений французов веяло 
холодом интеллектуализма, логикой аналитической мысли, в картинах Шагала 
изумляла какаято детская вдохновенность, нечто подсознательное, инстинктивное, 
необузданнокрасочное. Точно по ошибке рядом со взрослыми, слишком взрослыми 
произведениями попали произведения какогото ребенка, подлинно свежие, 
"варварские" и фантастические… Фантастика и палитра Шагала казались чрезмерно 
напряженными, нездоровыми и бредовыми, но нельзя было сомневаться в их 
искренности, – разве можно придумать нарочно такие фантомы и такие вспышки 
красочного жанра?»
      Однажды в мастерскую Шагала пришел Гийом Аполлинер. Он сел, покраснел, 
потом улыбнулся и пробормотал: «Сверхъестественно!» На следующий день художник 
получил от Гийома письмо и посвященное ему стихотворение. В свою очередь, Шагал 
создал картину «В честь Аполлинера».
      В 1912 году Шагал впервые показал свои полотна на Осеннем салоне в 
Петербурге, с группой «Мир искусства», в 1913 году – в Москве, на выставке 
«Мишень», организованной М. Ларионовым. В июне следующего года в одной из 
берлинских галерей открылась первая персональная выставка Шагала, устроенная Г. 
Вальденом.
      Начавшаяся Первая мировая война не позволила Шагалу вернуться в Берлин из 
родного города, где он был в отпуске. Летом 1915 года Шагал женился на Берте 
(Белле) Розенфельд, в следующем году у них родилась дочь Ида.
      Белла получила прекрасное образование: изучала литературу, историю и 
философию, занималась актерским мастерством в одной из студий К.С. 
Станиславского. Но главное – Белла и Марк с первой же встречи стали предельно 
близки друг другу, слились душами. Шагал так говорил о ней: «Ее молчание было 
моим молчанием. Глаза – моими глазами. Как будто мы давнымдавно знакомы и она 
знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как 
будто всегда наблюдала за мной, была гдето рядом… На бледном лице сияют глаза. 
Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа».
      Осенью 1915 года семья уехала в Петроград. В это время Шагал попрежнему 
много пишет. Он создает такие значительные работы, как «Продавец газет», 
«Зеленый еврей», «Молящийся еврей» (все – 1914), «Красный еврей» (1915), 
«Голубые любовники» (1914), «Зеленые любовники» (1914–1915), «Розовые