|
ведущий мастер религиозной живописи «серебряного века». Ему удалось создать
поэтические религиозные образы, а также острохарактерные портреты деятелей
отечественной культуры.
Михаил Васильевич в своих воспоминаниях пишет:
«В тихий весенний вечер 19 мая 1862 года (по старому стилю. – Прим. авт.
), в Уфе, в купеческой семье Нестеровых произошло событие: появился на свет
божий новый член семьи. Этим новым членом нестеровской семьи и был я. Меня
назвали Михаилом в честь деда Михаила Михайловича Ростовцева.
Родился я десятым. Было еще двое и после меня, но, кроме сестры и меня,
все дети умерли в раннем детстве.
Род наш был старинный, купеческий: Нестеровы шли с севера, из Новгорода,
Ростовцевы – с юга, из Ельца…
Отец умер глубоким стариком – восьмидесяти шести лет. Я благодарен ему,
что он доверился опытному глазу К.П. Воскресенского и не противился, отдавая
меня в Училище живописи, пустить меня по пути ему мало симпатичному, мне же
столь любезному, благодаря чему моя жизнь пошла так полно, без насилия над
самим собой, и я мог отдать силы своему настоящему призванию. Еще задолго до
смерти отец мог убедиться, что я не обманул его доверия. Из меня вышел художник.
При нем был пройден весь главный мой путь до Абастумана включительно. К моей
матери я питал особую нежность в детстве, хотя она и наказывала меня чаще, чем
отец, за шалости…
Время шло. Отец и мать стали поговаривать о том, что пора отдать меня в
гимназию. Мысль эта явилась тогда, когда родители убедились, что купца из меня
не выйдет, что никаких способностей к торговому делу у меня нет…
Осенью 1872 года я все же поступил в приготовительный класс гимназии. В
гимназии пробыл я недолго, учился плохо, шалил много… Родители скоро увидали,
что большого толка из моего учения в гимназии не будет, и решили, не затягивая
дела, отвезти меня в Москву, отдать в чужие руки, чтобы не баловался…
Вот настал и день экзаменов… Выдержал я из закона божьего, рисования и
чистописания, из остальных – провалился. Отцу посоветовали отдать меня на год в
Реальное училище К.П. Воскресенского, с гарантией, что через год поступлю в
Техническое…
Рисование с каждым днем захватывало меня все больше и больше. Я явно стал
пренебрегать другими предметами, и все это както сходило с рук. Я начал
становиться местною известностью своим художеством и отчаянными шалостями… За
последние меня прозвали "Пугачевым". Я и был атаманом, коноводом во всех
шалостях и озорствах».
Директор реального училища заметил страсть Нестерова к рисованию и
уговорил его отца в 1877 году отдать мальчика в московское Училище живописи,
ваяния и зодчества, где определяющую роль играли крупнейшие художникиреалисты
– Перов, Саврасов, Прянишников.
Особенно любили студенты Перова. Его уроки все они надолго сохранили в
памяти. «Яркая, страстная личность Перова налагала свой резкий отпечаток на
жизнь нашей школы, ее пульс бился ускоренно», – вспоминал Нестеров.
В 1881 году Нестеров уехал в Петербург и поступил в Академию художеств.
Ему казалось, что там он сможет получить более серьезную профессиональную
подготовку. Но в академии Нестеров не нашел того, к чему стремился. Весной
следующего года Михаил возвратился в Москву. В последние годы пребывания в
училище начал проявлять серьезный интерес к историческим темам. И здесь
проявилось растущее мастерство молодого художника, в картинах появились
отдельные колористические находки, но общий тон попрежнему оставался темным:
«Шутовской кафтан» (1885), «Избрание Михаила Федоровича на царство» (1886).
Большое значение для дальнейшего развития Нестерова сыграла картина «До
государя челобитчики» (1886), за которую он получил звание классного художника
и Большую серебряную медаль. Сам Нестеров считал главным эмоциональным
содержанием картины «таинственную величавость».
В 1885 году Нестеров женится на Марии Ивановне Мартыновской.
«18 августа 1885 года мы обвенчались с Марией Ивановной, и для меня
началась новая жизнь, жизнь радостей художественных и семейных…
Свадьба была донельзя скромная, денег было мало. В церковь и обратно шли
пешком. Во время венчания набралось поглазеть в церковь разного народа. Невеста
моя, несмотря на скромность своего наряда, была прекрасна. В ней было столько
счастья, так она была красива, что у меня и сейчас нет слов для сравнения.
Очаровательней, чем была она в этот день, я не знаю до сих пор лица… Цветущая,
сияющая внутренним сиянием, стройная, высокая – загляденье! А рядом я –
маленький, неуклюжий, с бритой после болезни головой, в какомто "семинарском"
длинном сюртуке – куда был неказист. И вот во время венчания слышу справа от
себя соболезнования какойто праздно глазеющей старухи: "А, баатюшки, какая
онато красавица, а онто – ай, ай, какой страховитый!"
После венца мы собрались все у сестры жены. Стали обедать. И в самый
оживленный момент нашего веселого пирования бывшего на свадьбе доктораакушера
вызвали изза стола к больной. Вернулся – опоздал, больная уже умерла…
Все это тогда на нас произвело самое тяжелое впечатление, конечно,
ненадолго, но хорошая, веселая минута была отравлена. В душу закралось чтото
тревожное…»
22 мая 1886 года родилась дочь Ольга, а через семь дней Мария умерла.
Потрясенный художник задумывает картины, посвященные ее памяти. Сам Михаил
Васильевич многое в своем творчестве склонен объяснять этим трагическим
событием. Под старость он писал: «Все пережитое мною тогда было моим духовным
перерождением, оно в свое время вызвало появление таких картин, как "Пустынник",
|
|