следующее поколение чань-буддистов оттачивало технику медитации. Согласно 
легенде, четвертый патриарх Чань, Дао-синь (580-651), оставил своим ученикам 
следующее наставление: "Занимайтесь со всей серьезностью сидячей медитацией. 
Сидеть в состоянии медитации важнее, чем все прочее. Очень хорошо провести в 
медитации не меньше 35 лет, утоляя голод скудной пищей и держа закрытыми двери 
чувств. Не читайте сутр и ни с кем их не обсуждайте. Если вы будете усердно 
совершенствоваться, то сами в первую очередь и получите от этого пользу. 
Подобно 
тому, как обезьяна вполне удовлетворена, когда вкушает сердцевину ореха, очень 
немногим удается довести свою сидячую медитацию до исполнения". Таким образом, 
уже в это время основное внимание школа Чань уделяла не чтению сутр, а 
медитации.
Однако окончательную форму, свое полное выражение Чань впервые обрел в "Сутре 
Шестого патриарха" замечательного буддийского мыслителя Хуэй-нэна (638-713), 
которая и по сей день занимает ключевую позицию среди священных дзэнских 
текстов. Именно благодаря Хуэй-нэну школа Чань обрела яркую оригинальность, так 

что его учение находится у истоков всех необычайно разветвленных потоков 
современного Дзэн-буддизма. Жизнь Лу
100                         100 ВЕЛИКИХ ПРОРОКОВ И ВЕРРУЧИТЕЛЕЙ
ХУЭЙНЭН
101
(так звали Хуэй-нэна до принятия им монашеского обета) была полна превратностей 

и неожиданных поворотов. В своей автобиографии он так говорил о себе: "Мой отец 

первоначально был чиновником в Фаньяне. Позднее его сместили и сослали как 
простолюдина в Синьчжоу, в провинции Линнань. Отец скончался, когда я был еще 
ребенком, и тогда моя мать вместе со мной, сиротой, перебралась в Наньхай. Мы 
терпели крайнюю нужду, и там я продавал хворост на рынке". Однажды юный Лу 
услышал, как один из покупателей прочитал несколько стихов из "Алмазной сутры". 

Тут он сразу прозрел и отправился на Восточную гору, чтобы отыскать там пятого 
патриарха школы Чань, Хун-жэня (согласно традиции, он родился в 601 г., а умер 
в 
674 г.). Патриарх спросил Лу о его происхождении и затем бесстрастно заметил, 
что варвару с юга не удастся стать Буддой. На это Лу ответил. "Хотя люди на юге 

отличаются от людей севера, но в природе Будды нет ни севера ни юга". Этот 
смелый и меткий ответ понравился патриарху. Он разрешил пришельцу 
присоединиться 
к его ученикам и поручил ему обмолачивать рис. "Этим делом я занимался в 
течение 
восьми месяцев", - говорил позже Хуэй-нэн.
Однажды Хун-жэнь созвал своих учеников и сказал им: "Пусть каждый из вас 
напишет 
по стихотворению и поднесет мне. Я прочту ваши стихи, и если пойму, что кто-то 
из вас пробудился и постиг основной смысл бытия, передам ему платье патриарха и 

Дхарму, чтобы он стал шестым патриархом. Спешите, спешите!" Озадаченные 
требованием учителя, ученики стали совещаться между собой и сошлись во мнении, 
что написание стихотворения должно быть доверено первому из них - Шэнь-сю. 
Будучи начитанным в сутрах, Шэнь-сю тем не менее еще был далек от просветления, 

и требование наставника повергло его в смятение. Наконец он сочинил 
стихотворение и в полночь написал на средней стене Южного зала монастыря 
следующие строки: "Тело является древом Бодхи. Сознание же подобно чистому 
зеркалу. Нам следует всегда его протирать И не допускать, чтобы на нем 
оставалась пыль".
На следующее утро Хун-жэнь первым увидел эти строки. Созвав всех монахов, он 
воскурил перед надписью на стене благовоние. Ученики преисполнились удивления и 

решили, что вопрос о наставнике решен. Но они ошиблись. Патриарх отозвал 
Шэнь-сю 
в сторону и прямо спросил его об авторе стихов. Когда Шэнь-сю признался, что 
надпись принадлежит ему, Хун-жэнь сказал. "Написанное тобой стихотворение 
свидетельствует о том, что ты еще не обрел истинного понимания. Ты уже стоишь у 

ворот, но еще не можешь войти внутрь". И патриарх распустил учеников, повторив 
свое задание. Между тем Лу, занятый молотьбой риса, ничего не знал о воле Хун-
жэня. О стихах Шэнь-сю и о постигшей его неудаче он случайно услышал от 
проходившего мимо монаха Он попросил отвести его в зал и прочесть написанные на 

стене строки. Сам он был неграмотный и не понимал значения иероглифов. Однако в 

его просветленном сознании тут же сложились новые стихи, и он попросил написать 

их на западной стене зала. Они гласили:
"Изначально нет дерева и просветления, Нет и подставки для него с чистым 
зеркалом. Поскольку изначально ничего не существует, Откуда к нему может